Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Шестая Бастионная - Крапивин Владислав Петрович - Страница 20


20
Изменить размер шрифта:

Мотобот стрекочет очень звонко, будто большой кузнечик. При таком звуке мне почему-то вспоминаются сухие стрекозиные крылья, которые блестят на солнце…»

Такой вот был этот день. Ничего тогда не случилось, но сейчас он вспоминается, как тихий праздник.

А потом – отрывистая запись о вечере:

«Черная вода Севастопольского рейда. Катер проходил почти под самыми нависшими носами кораблей. На них – редкие огоньки…

Мальчик и кот. Окошко в домике над обрывом.

Среди множества ярких огней – скромные синие огоньки. Удивительное дело: когда смотришь прищурившись на синие огни, они выбрасывают не четыре луча, а пять – звездочкой…

Причал ГРЭС. Рыбак таскает рыбу за рыбой…

Отражения огней полощутся в воде, как развернутые из рулонов полосы материи…»

3

Отражения огней в самом деле были похожи на желтый шелк. Узкие полотнища вертикально уходили на глубину и полоскались в черной воде. От них отрывались яркие лоскутки и прыгали по волнам. От веселых этих отражений делалось теплее, А вообще-то вечер был зябкий… После тихого, солнечного дня, когда закат над морем и Константиновским равелином растаял и небо почернело, потянул с Северной стороны прохватывающий ветерок. Чтобы опять не схватить какую-нибудь лихорадку, я ушел с открытой кормы в железную внутренность катера.

Пассажиров было мало. Суетливо стучал двигатель, горела неяркая лампочка, подрагивала железная палуба. Нить лампочки искрами отражалась в бугорках палубных заклепок, отполированных многими подошвами. К сырому железу прилипли брошенные билетики с бледно-голубыми якорями.

Я прошел в нос, где слабее был звук движка. Сел на пустую скамейку и опять увидел мальчика и кота.

«Опять» потому, что первый раз я заметил их при посадке. Мальчик лет одиннадцати, в куцем пальтишке и синем беретике от школьной формы, шел впереди меня. Кота он нес под мышкой. Кот был большой, серо-полосатый. Он не сопротивлялся, лапы и голова его размягченно висели. Только прямой гладкий хвост неторопливо описывал круги. Это означало сдержанное раздражение и протест.

Теперь мальчик сидел наискосок от меня, а кот в проходе между скамьями. Кот делал вид, что с мальчиком незнаком и едет по своим делам.

Мальчик сердито двинул потертым резиновым сапожком и проговорил громким шепотом:

– У, паразит. Попрошай усатый…

Кот сидел неподвижно, и усатая морда его выражала полную отрешенность. Он явно давал понять, что слова мальчика не о нем.

– Обормот, – вполголоса сказал мальчик. Потом встретился со мной глазами и смутился. Повозил сапожком по заклепкам палубы. Снова быстро поднял глаза. Хорошие были у него глаза, теплые такие. Они смотрели из-под аккуратной светлой челки, и я вспомнил дмитровского Леню Левакова. Мальчик шевельнул уголками губ, но сразу погасил эту нерешительную полуулыбку. Опять вернулся к коту:

– У, швабра…

Кот снова не отреагировал. Тем более что на швабру, гладкий и упитанный, совсем не походил.

– За что ты его так? – спросил я. Мальчик коротко шмыгнул носом и сказал:

– Да ну его… Он бродяга.

– В каком смысле? Из дома бегает?

– Ну да! – Мальчик опять бросил на кота неласковый взгляд, а мне улыбнулся. – Он такой… Вот как выйдет из дома да увидит катер – сразу шасть на него. И едет на Графскую. Он умный, всегда знает, какой катер на Графскую… А там трется у рыбаков и попрошайничает. Ждет, когда рыбу дадут.

– Ясно, – сказал я.

Мне была известна эта порода здешних котов. Я не раз видел их на севастопольских пристанях. Они сидели рядом с удильщиками и ждали долю добычи. Но мальчик напрасно сказал о попрошайничестве. Коты держали себя очень достойно. Даже величественно. Они были неподвижны, и на мордах их отражалось полное спокойствие. Коты были уверены, что получат свое. И правда, рыбаки – мальчишки и взрослые – обязательно давали такому хвостатому сторожу по рыбке. Может, это был обычай, а может, примета: если не дашь, то и клева не будет.

Я заступился за кота:

– Что такого? У него к этому делу свой интерес. Угостится рыбкой и придет домой.

Мальчик озабоченно сдвинул светлые бровки.

– Ага, а если не придет? Если на катер не пустят? Один раз совсем мокрый вернулся, среди ночи. Наверно, кто-то с трапа спихнул… – Он повернулся к коту, сказал с досадой: – Не можешь, что ли, на своей пристани сидеть? Обязательно на Графскую надо…

Кот независимо дернул кончиком хвоста.

– Самостоятельный он у тебя…

– Да… – охотно отозвался мальчик. – Бродячий он. У него, наверно, с детства такой характер. Я его, беспризорного, нашел в колючках, когда он вот такой был…

Маленький хозяин кота нешироко развел ладони, и тоненькие руки его далеко высунулись из обтрепанных рукавов пальтишка. На запястьях я заметил подсохшие царапины. Уж не от кота ли?

– Значит, он удирает, а ты за ним ездишь? – спросил я.

Мальчик шевельнул плечом: что, мол, поделаешь? Потом вздохнул:

– Жалко ведь, если пропадет. Я ведь его… ну, привык уже. И мама тоже…

– Мама за тебя, наверно, больше волнуется, когда ты по вечерам уезжаешь…

Он улыбнулся:

– А ее сейчас дома нет, она во вторую смену работает на ГРЭСе. – Потом повернулся к коту: – Скажи спасибо, что на работе. А то бы она тебя вздрючила.

Кот демонстративно зевнул розовой пастью.

Двигатель застучал реже: катер подходил к причалу «Голландия». Кот поднялся и, не оглядываясь, пошел к выходу. Мальчик – за ним. У выхода он оглянулся на меня. Словно хотел сказать «до свиданья» и не решился. Наше коротенькое знакомство было не таким, чтобы прощаться по всем правилам. И все же мальчик попрощался со мной теплыми своими глазами и короткой улыбкой.

Я вышел к трапу. Неподалеку светились ряды окошек морского училища. А справа, на скалистом мысу, при свете редких фонарей лепились к скалам, громоздились друг над другом белые домики. К ним вела среди камней и кустов крутая тропинка. Мальчик поднимался по тропинке. Кота я не разглядел, но мальчик двигался спокойно, значит, кот благополучно шел впереди…

Катер стоял долго. Через несколько минут я заметил, как в одном из домиков, за черными плетьми винограда, засветилось уютное окошко. Я был уверен, что это мальчик с котом пришли домой.

Они съедят оставленный мамой ужин, после этого мальчик возьмет книгу (обязательно интересную и толстую), заберется с ней в постель, а накормленный и прощенный кот устроится у него в ногах и замурлыкает от лени и спокойной радости. За стенами домика будут вскрикивать сирены катеров, изредка греметь корабельные цепи и шуршать в подсохших виноградных листьях ветер…

Катер отвалил от пирса. Я опять вышел на палубу. Высокие берега и корпуса громадных кораблей сдерживали ветер, стало теплее. Высоко над нами нависали изогнутые форштевни с сигнальными огоньками на носовых флагштоках. А по всему простору черной воды опять полоскались отражения больших огней – береговых и корабельных. Желтых и разноцветных.

Тут-то я впервые и заметил, что синие огоньки на судах и рельсовых стрелках, если сощуришься, выбрасывают не четыре луча, а пять…

Через полчаса катер ткнулся бортом в причал ГРЭС. Над причалом горела очень яркая лампочка. В разных концах пристанской площадки торчали из-за поручней длинные удилища. Между ними метался мужичок в брезентовом плаще и полинялой торгфлотовской фуражке. Он вскидывал то одну, то другую удочку, и ярко вспыхивали чешуйки добычи.

Мужичок казался веселым. На его подбородке горели искорки седой щетины.

Сильно пахло йодистой водой и деревом обросших свай. Домой мне совсем не хотелось, и я завязал с удачливым рыбаком беседу.

– Хорошо берет… – заметил я, когда он, грохоча сапогами, проскочил мимо.

– Берет! Я ее на соленую кефаль ловлю! – тонким обрадованным голосом откликнулся мужичок. Видать, он был несуеверный и не боялся хвастовством спугнуть везенье. – Ишь, дергать не успеваю! Чуть не голый крючок хватает!