Серебристое дерево с поющим котом - Крапивин Владислав Петрович - Страница 16

– Дак я что… – сбавил тон младший лейтенант. – Я к вам, Пим-Копытыч, со всем уважением, но только вы, извините, лицо не совсем человеческой природы и не мо­жете нести юридической ответственности, поскольку без паспорта, а насчёт несовершеннолетних есть инструкция… А я ведь и так на многое смотрю сквозь пальцы. В част­ности, на ваше, Пим-Копытыч, проживание без прописки на этом участке…

– А нам она сроду не положена!

– Ну да, ну да… Костёрчик потом всё же погасите по­аккуратнее и чтобы домой до двадцати трёх…

Когда он ушёл. Варя досадливо удивилась:

– Как он пробрался-то? Неужели на милицию “бунтер-гюнтер” не действует?

Пим-Копытыч покряхтел:

– На её никакие заклинания не действуют. Это и Егор Николаич в своей докторской работе отмечал…

Но кое-какое действие всё же, видимо, сказалось. По крайней мере когда Кутузкин появился второй раз, на ле­вом глазу у него сидел крупный ячмень.

– Это вас сова в глаз клюнула? – участливо спросила Варя.

– Не знаю, кто клюнул. Болит, окаянный, нету сил. А на больничный не уйдёшь, обстановка на участке неблаго­получная. Вот, может, слышали: неизвестные подростки на углу Элеваторной и Февральской революции опрокинули киоск и подожгли…

– Это не мы, – дурашливо сказал Матвей. – Мы только тут, на полянке, огонёк разводим, а киосков поблизости нет…

– Я пока не говорю, кто, — со значением ответствовал Кутузкин. – Я сообщаю факт. Виновных же установит следствие… А у вас тут без нарушений? Признаться, меня тревожит репертуар, который вы здесь исполняете. Нет ли чего такого…

– Ничего такого нет! – обиделась Варя. – Пим-Ко­пытыч классику поёт. А ещё… Матвей, спой про влюблен­ные машины.

И Матвей исполнил песенку о девушке-милиционере на посту. Она красиво машет жезлом, а “москвичи” и “жигу­ленки” все как один косят в её сторону фарами и норовят поубавить скорость… Кутузкин песню одобрил, хотя и ус­мотрел некоторое несоответствие правилам ГАИ.

– Но это, как я понимаю, поэтическое произведение, не всегда с инструкцией совместимое. Это ничего… А домой вам не пора?

И тогда Олик сказал с вежливой отвагой:

– Вы, товарищ младший лейтенант, совершенно на­прасно за нас волнуетесь, раз мамы и папы разрешают нам здесь собираться. Вы лучше бы обратили внимание на ко­оператора Лошаткина, который эксплуатирует детей на скупке дешевых товаров. И эти товары потом продаёт как заграничные.

Младший лейтенант Кутузов посмотрел на Олика со всей высоты роста. Но ответил мягко:

– Вот ты, мальчик, хотя и выглядишь культурно, а рассуждаешь неправильно. Во-первых, ты не в том ещё гражданском состоянии, чтобы учить сотрудников милиции. А во-вторых, гражданин Лошаткин занимается бизнесом, сейчас это разрешено. А если допустит нарушения, то и ме­ры будут приняты надлежащие… – Он вдруг за вздыхал, затоптался и спросил совсем другим уже голосом: – От яч­меня никакого средства не знаете? Ну, мочи нет, как дер­гает…

Средство знали: не соваться на эту площадку без при­глашения. Но сказать такое никто, разумеется, не решился. Утешили, что “скоро и так пройдёт”…

Разумеется, наша компания занималась не только транслятором и сидением у костра. Хватало других дел и других развлечений. Дела – это понятно, какие. Жили-то все в старых домах, при которых всякие сады-огороды, а значит, и работа. А кроме того, то пошлют на рынок, то в магазин… А развлечения были разные: и купанье, и вело­сипеды, и всякие спортивные дела.

Во дворе у Маркони устроили аттракцион “Космический перелёт”. Рядом с домом стоял сарай-дровяник.. Расстояние – метра полтора. И вот придумали с крыши дома перепрыги­вать на сарай.

При этом опирались на длинный шест. Расстояние, ко­нечно, небольшое, но всё же душа замирала во время ко­роткого перелёта. Если сорвешься – загремишь с высоты четыре метра в проход, где битые кирпичи, колючий татар­ник и всякий хлам. Поэтому Укам летать сперва не разре­шали. Но храбрый Пека дерзко нарушил запрет. За ним – хладнокровный Андрюша. А Олик прыгать не стал.

– Вы, пожалуйста, не подумайте, что я боюсь. Просто я чувствую себя физически недостаточно подготовленным.

Такое объяснение приняли с пониманием.

Два раза играли в футбол с командой из Берёзового пе­реулка. Там был капитаном Валерка Ухов по прозвищу Штанга, одноклассник Матвея. У него команда была боль­шая, у наших же друзей народу не хватало. Приходилось играть даже Варе, и приглашали пацанов из соседних квар­талов. Один раз проиграли, другой выиграли…

Потом наступило полнолуние, и появилась ещё одна иг­ра. Ночная. “Душезамирательная”, как сказала Варя.

Перед отъездом профессор Телега открыл друзьям за­клинание для летающих тарелок. Точнее – для тазов.

Судя по всему, автор “Мойдодыра” слышал какие-то его отголоски, – сказал Егор Николаевич. – Помните? “Он ударил в медный таз и сказал “кара-барас”… Но это было неточно, поэтому полетел не таз, а всякие щетки-мо­чалки и получилась полная неразбериха… А надо так:

После этого садитесь в таз, крутнитесь вместе с ним пять раз, посмотрите на луну через левое плечо и скажите:

И тогда полетите… Только будьте осторожны, высоко не поднимайтесь и скорость держите умеренную…

Затем Егор Николаевич предупредил, что заклинание действует лишь в ночное время и при самой полной луне. К тому же таз должен быть обязательно медный, старин­ный – такой, в каких в прежние времена хозяйки варили варенье.

Такой таз нашёлся у Пеки. Пека стащил его из кла­довки, тайком от родителей и тётушки.

И начались ночные приключения. Кто-то отпрашивался: “Мама, я пойду ночевать к Маркони, мы там страшные, ис­тории рассказываем”. Кто-то просто удирал из дома через окно. И скорей на пустырь, к Пим-Копытычу. Здесь была взлётная площадка.

Бормотали: “Раз-два-три, кара-барас….”, садились в таз, хватались за края, растопыривали ноги. Появлялось в груди волшебное замирание. От таза пахло кислой медью. Он почти что сам собой поворачивался пять раз вокруг оси. При этом сильно остывал, и кромка его резко холодила под коленками кожу. Теперь – взгляд на луну, что розовым шаром висела над Ново-Калошином в светло-лиловом небе июньской ночи. “Сивки-бурки, все коняшки…” И… таз приподнимал седока. Начинал скользить над землей, шур­ша медным дном по верхушкам сорняков.

Сперва трудно было управлять. Таз не слушался, кре­нился, ехал то вбок, то назад. И не хотел подниматься вы­ше чем на метр. Но скоро дело пошло на лад. Особенно когда Пим-Копытыч разъяснил, что надо говорить не “резус-капус, электрон”, а “густер-бустер, гравитон”…

Выше трёх метров таз всё равно не взлетал. Зато сде­лался послушным в управлении. На нём лихо носились над Ямским пустырем и по ночным переулкам, пугая запоздав­ших прохожих и влюбленные парочки. Разумеется, опять пошли слухи об НЛО и пришельцах, но подобными явле­ниями никого уже было не удивить.

– Плохо только, что Антошки с нами нет, – жалел Сеня. Ему возражали: после космических путешествий что для Капа обычный летающий таз! Сеня только вздыхал: не понимают. Одно дело – в нечувствительной межпространственной пустоте, а другое – вот так, под розовой таинст­венной луной, среди тёплых сумерек, которые пахнут со­гретыми за день травами. Правда, пахнет ещё и резиновой гарью, но это не обязательно, не каждую ночь.

Кончились полёты неожиданно. Нахальный и склонный к приключениям Пека примчался в тазу к своему дому, ли­хо влетел в одно открытое окошко и вылетел в другое. При этом он пронёсся над столом, за которым при свете розо­вого абажура раскладывала карты тётушка Золя…