Семь фунтов брамсельного ветра - Крапивин Владислав Петрович - Страница 64

– Мы снимаем остатки дома, в котором жили наши друзья. Разве мы вам мешаем?

– Мешаете! Пошли на…

– Хам какой, – произнесла Люка тоном Олимпиады Андриановны. И добавила заботливо: – Томчик, не слушай дядю…

– Щас уши оборву, щенки!

– Оборвал один такой, – сказала я, холодея щеками. – И пришил себе… – Посмотрела на Томчика, сдержалась.

Дядька подбросил в руке разводной ключ, качнулся было к нам, но раздумал. Понял, видимо, что не догонит. А если догонит – не справится.

Из-за бульдозера вышел еще один мужик – более опрятного вида, в пиджаке. “Прораб”, – почему-то подумала я.

– Саня, ты чего шумишь?

– Шляются тут! – гаркнул опять расхристаный камуфляжный Саня.

Прораб мельком глянул на нас.

– Да ладно тебе. К машине-то не лезут…

– Наглые больно…

– Идем. Вон у ребят все готово, – сказал Прораб. “Ребята” с нижнего бульдозера выключили мотор и, видимо, собирались перекусить. Накрыли газетами ящик, расставили на нем банки, кружки и термоса, приглашающе смотрели вверх. Саня и Прораб пошли к ним по тропинке среди цветущих одуванчиков.

Люка вдруг сказала вслед:

– Вы мусором всю реку завалите. А кто будет чистить?

Прораб посмотрел через плечо.

– Чистить, девочка, это не наша забота. Это проблемы другой фирмы.

– Вот так ваши фирмы и загадили всю страну, – вежливо заметил Стаканчик.

– И правда наглые, – сказал Прораб Сане. – Ладно, пошли…

Мы тоже пошли – вверх по переулку. Стаканчик решил снять развалины издалека, чтобы в кадре оказался окружающий пейзаж со старинным заводом.

– А я вот что нашел. Там, внизу, – сказал Лоська. На ладони он держал серого фаянсового зайчонка с прижатыми ушами и розовым носом.

– Какой миленький, – восхитилась Люка. – Ну вот, будет у тебя, Лосик, еще одна память о старом доме.

Лоська вскинул глаза.

– Это же нельзя. Вдруг это их любимая вещь и потерялась случайно…

– Ну, тогда зайдем, спросим, – решила я. – Мы же обещали навестить.

Стаканчик сделал пару снимков с верхней точки, и мы двинулись обратно, к реке.

– Смотрите! – очень звонко крикнул Томчик. Замер с выброшенной вперед рукой.

До оставленного вредным Саней бульдозера было теперь около сотни шагов. И… делалось все больше. Потому что махина медленно двигался вниз. С коварной бесшумностью (так, про крайней мере казалось). И прямо на тех, обедающих. Они сидели к бульдозеру кто спиной, кто боком – не видели, не слышали…

Мы завопили наперебой. Каждый свое: “Эй вы там!.. Берегитесь!.. Бульдозер прет!.. Да оглянитесь, идиоты!” Потому что бежать предупреждать было поздно.

Они не оглядывались. То ли не слышали (может, приняли уже про стопке), то ли решили, что мы их дразним издалека и гордо игнорировали.

– Да смотрите же, раздавит вас!! – надсадно орала я.

Только Томчик теперь ничего не кричал. Он застыл, расставив ноги и растопырив колючие локти. Потом он вздрогнул. Изогнулся и, разрывая карман, выдернул револьвер, вскинул ствол.

Грохнуло трижды. Трижды вылетело из дула бледно-желтое пламя и синий дым.

Люди у ящика вскочили. Кажется, они ругались, но мы не слышали из-за звона в ушах. Саня на скрюченных ногах кинулся навстречу бульдозеру, вскочил в машину. Наверно, он там отчаянно дергал рычаги. Машина не слушалась. Она деловито раздавила ящик, затем рядом с другим бульдозером уткнулась в груду бревен и наконец заглохла.

– Вот так… – меланхолично подвел итог Стаканчик.

– А говорил, что без патронов, – сказал Томчику Лоська с ноткой восхищения.

– Раньше был без патронов. А сегодня я решил взять… и вот…

– Пошли отсюда, – распорядилась Люка. – А то мужики решат, будто этот наша диверсия.

– У меня вон как разодралось… – прошептал Томчик. Стволом он шевелил у кармана распоротый шов.

– Ух ты… ничего, зашьем, – утешила Люка. – Ник, у тебя всё с собой?.. Пошли, вон там лавочка.

Выше по переулку, у калитки в заборе, была скамеечка. Мы подошли к ней. Стаканчик похлопал по своей многокарманной безрукавке, достал спичечный коробок, в котором оказалась иголка и несколько плоских мотков ниток. Вот такой он, Стаканчик – всегда носит с собой массу полезных вещей. Нравится ему жить, как в дальней экспедиции…

Стало ясно, что одним зашиванием не обойтись. Дергая наружу револьвер, Томчик острой мушкой разодрал на бедре кожу. Яркая, с кровяными каплями царапина тянулась вверх от колена.

Люка дернула на Томчике лямку.

– Снимай. Зашивать надо изнутри Не стесняйся, посторонних не видать, а мы все свои. Пока тебя лечат, я починю.

Томчик не упрямился, скинул свой куцый комбинезончик. Оставшись в апельсиновых трусиках, он опасливо смотрел, как Стаканчик извлекает из кармана моток бинта и пузырек с зеленкой.

– Потерпи, Томчик, – шепнула я. И принялась за дело. Мне было не привыкать. В прошлом году, в “Отраде”, сколько царапин и ссадин пришлось замазывать и бинтовать на малышах…

Томчик терпел, только покусывал губы и трогал концом ствола большой одуванчик. Смазанную зеленкой царапину я закрыла марлевой лентой и приклеила ее поперечными полосками лейкопластыря.

– Как скелет рыбы, – заметил заботливо дышащий рядом Лоська.

– Спасибо, – сказал деликатный Томчик мне и Люке, которая протянула ему зашитые штаны. И торопливо залез в них. Конец белого “скелета” торчал из коротенькой штанины, но это ничего, это даже придавало Томчику мужественный вид.

– Ты хоть понимаешь, что ты герой? – сказала я.

– Подумаешь, – отозвался он в полголоса. – Я не боюсь, когда щиплет… Почти.

– Я не про зеленку. Про стрельбу.

– Я… потому что надо было как-то… Все кричат, а они не слышат. Ну и вот…

– Ты спас людей, – проговорил Стаканчик и почему-то опять порозовел. – На войне за это медали дают…

Все посмотрели в нижний конец переулка, но развалин и бульдозеров теперь не было видно за изгибом забора.

– От этих людей дождешься… – сказал Лоська.

Я в кармане своих бриджей нащупала монетку. Ту, последнюю, с марсельной шхуной. Я всегда носила ее с собой.

– Томчик, подставь ладонь… На. Это тебе насовсем.

Он замигал (и ресницы были все-таки сыроватые). Заулыбался. Глянул недоверчиво. Он прекрасно знал, какая это монетка. Из тех, что были у каждого из нас и только у него не было.

– Этот кораблик называется “Резольют” По-русски значит “Решительный”, “Твердый”. В общем, как раз для тебя…

– Ну уж… – сказал он одними губами и порозовел, как Стаканчик.

– Да, – подтвердила Люка. – Не спорь.

Томчик смотрел на меня.

– А как же ты?.. Без нее… – Он качнул монетку на ладони.

– А у меня есть баркентина “Сибирь”. Не на монете, на картине, но это все равно…

Томчик, продолжая улыбаться, затолкал монетку в левый карман. А в правый стал засовывать револьвер. Глянул на Люку укоризненно:

– Ты перестаралась. Внутри зашила наглухо, дуло не просовывается…

– Ну, давай распорю. Рвать – не зашивать. Ник, дай ножик… Вот и все.

– Спасибо… – Томчик, пыхтя от старания, начал снова толкать в карман оружие. И… вытащил опять. Оглядел всех заблестевшими глазами.

– А можно я еще… выпалю?

– Давай! – сказали мы хором.

Он вскинул ствол и выпалил. Правда перед этим зажмурился, но такой пустяк не имел никакого значения…

Мы пошли к Ступовым, в новую квартиру. Встретила нас Варвара Михайловна. Развела руками:

– А наш морской волк укатил. Надумал снова путешествовать на старости лет. Правда не надолго, дней на пять. Из Тюмени получил письмо, объявился у него там давний дружок, еще с училища. Ну и заиграла молодость. “Поеду, – говорит, – вспомню былое. Не держи меня, говорит, в гневе я страшен…” Мы посмеялись. Лоська показал находку:

– Это не ваш? Там нашли…

– Ой… – Варвара Михайловна прижала фаянсового зайчика к морщинистой щеке. – Наш, конечно. Наташенька, внучка моя, каждый раз про него спрашивает, когда приезжает. Я искала, с ног сбилась…