Самолет по имени Сережка - Крапивин Владислав Петрович - Страница 27

Да, она заметно вытянулась. Платьице с белыми листьями стало совсем коротеньким. Волосы были теперь не заплетены, а распущены по щекам и шее. Сойка взяла себя за прядку над плечом и шепотом спросила:

– Ты почему плакал?

Мне было ни капельки не стыдно. Сойка – она словно лучик в моем беспросветном горе. Я подвинулся на тахте.

– Садись сюда…

И стал рассказывать ей все.

Ну, прорвало меня. Я говорил ей про Безлюдные Пространства, и как Сережка превращался в самолет, и про Старика, и про Евгения Львовича… Всхлипывал и опять говорил. Сойка слушала и молчала. Понятливо так молчала и почти не шевелилась. Только белобрысый локон над плечом тихонько дергала иногда…

Я перестал говорить наконец, излил душу. И тогда испугался: Сойка может решить, что я морочу ей голову выдумками.

– Это все правда! Не хочешь – не верь…

– Я верю, Рома… – Она встала, оправила платьице и… пальцами тронула мою щеку. Видимо, с полосками слез.

– Рома, ты больше не плачь. Я сейчас пойду… Я постараюсь что-нибудь узнать про Сережу. И как узнаю – сразу к тебе…

– Да, Сойка, да! Пожалуйста!..

Сойка ушла, а я лежал и думал: почему я такой дурак? Вспомнил девчонку из Заоблачного города, когда мама сказала про гостью, а о Сойке и мысли не появилось! А она… Ведь с ней, как и с Сережкой, связана сказка нынешнего лета!

Конечно, Сойка – тихая, незаметная. Но бывает, что негромкая песенка в тыщу раз лучше нарядной и шумной музыки.

Песенка…

Входит в оранжевую от заката бухту длинный, с широкой палубой теплоход. Падает в гладкую воду якорь, тянет из клюза цепь (она гремит), и с палубы круто взлетает бело-голубой (а от зари еще и золотистый) самолет «L-5»…

Я все так отчетливо представил, что даже не удивился, когда увидел этот самолет в небе над тополями!

Вот здесь я хочу рассказать о самом большом чуде в этой истории. О самом важном.

Знакомый (до замирания сердца знакомый!) «L-5» шел невысоко, и полет его казался очень медленным. Возможно, что просто время затормозилось в моем сознании.

Далеко ли было до самолета? Не знаю. Он казался мне размером с голубя. Я видел его сквозь распахнутое окно. Решетка на балконе тоже была раскрыта, между мной и самолетом – ничего! Никакого препятствия.

Самолет лег на крыло и в момент поворота представился мне совсем неподвижным.

Я рванулся к нему всей душой! Протянул руки! Примагнитил его к себе! Взглядом! Как когда-то, в полетах, притягивал к себе Луну, и она, сделавшись маленькой – по законам линейного зрения, – оказывалась у меня в руках!

И по тем же законам (или по сказке? или по исступленному моему желанию?) летящий вдали самолет стал как игрушка, очутился у меня в ладонях…

Секунды три еще пропеллер его вертелся, потом замер.

И я замер. Только сердце ухало тяжело и с болью.

Я держал в руках модельку величиной с уличного сизаря (а может быть, с лесную птицу сойку?). Легонькую, сделанную из дюралевой фольги и тончайшей серебристой ткани. Лишь в передней части угадывалась тяжесть крошечного металлического двигателя.

Но я же знал, что это не модель! Это он! Настоящий!

Что же я наделал! Надо отпустить, пусть летит! Пусть опять станет большим и превратится в Сережку…

Но как завести мотор? И улетит ли? А если улетит – вернется ли? Вдруг это расставание – уже навсегда?

«Сережка, прости меня… Сережка, что делать?»

И в этот момент вошла мама:

– Рома! Откуда эта модель? Какая чудесная… Девочка подарила, да?

– Да… девочка… – пробормотал я. Это была почти правда.

– Дай посмотреть…

– Нет! Не надо, она такая… очень хрупкая!

– Не бойся, я осторожно… А ты можешь уронить, у тебя руки дрожат…

Я не успел заспорить, мама взяла самолет себе на ладонь:

– Удивительная работа… Ой, Рома! Такое ощущение, что он живой! Будто сердечно бьется внутри…

Конечно, он живой! Самолет Сережка!..

– Мама, тише! Поставь его… Ну, пожалуйста…

– Хорошо, хорошо… – Мама аккуратно опустила самолетик на лакированный стол. Тот, за которым я обычно рисовал и готовил уроки. Сейчас на столе было пусто, самолетик отразился в лаковом дереве, как в коричневом льду… – А ты давай-ка умойся, и будем обедать… И все постепенно наладится, верно ведь?

Мама вышла. А я не двинулся. Я смотрел на маленький «L-5».

Что же делать-то?.. А может быть, он прямо сейчас превратится в Сережку?

Но тогда Сережка будет крошечным, как оловянный солдатик!

Нет, он станет настоящим сразу! За тем он и прилетел ко мне!.. Правда, Сережка? Давай же! Превращайся! Ну!..

Самолетик шевельнулся. Тихо-тихо поехал к близкому краю стола. То ли от моего взгляда, то ли потому, что стол был чуть наклонный. Я обмер.

Самолетик катился – все быстрее, быстрее…

Я осмотрел, будто замороченный. А край стола – ближе, ближе… А мотор-то не включен! И скорости нет! Самолет не успеет ни спланировать, ни взлететь, он крылом или носом – о паркет! И только кучка лучинок, лоскутиков и обрывков фольги…

До стола было метра три. Не доползти, не поймать! «Мама!» – хотел крикнуть я, а из горла только сипенье…

Край уже – вот он!

Сережка, не надо!

– Не на-адо!!

Я рванулся! Я вскочил! Ударом ноги отшвырнул с пути кресло! Я поймал самолетик в ладони уже в воздухе!.. И правда в нем сердечко: «тук-тук-тук»… Испугался, малыш? Ничего, ничего, сейчас… Первый раз в жизни я был главнее Сережки. Решительней…

Я поставил самолетик на стол. Сказал строго:

– Включай мотор.

Винт шевельнулся – раз, второй. И с шуршаньем растаял в воздухе. Самолетик задрожал.

– Молодец. А теперь – старт. И сразу в окно! Понял? Внимание… взлет!

Самолетик задрожал сильнее. Двинулся. Поехал, помчался!

Взмыл над кромкой стола, в секунду миновал окно и балкон. И стал удаляться, делаясь все больше и больше. Пока не сделался в небе настоящим самолетом!

Он промчался невысоко над сараями и тополями. Качнул крыльями. Мне качнул!

Я засмеялся вперемешку со слезами. Что бы там ни случилось, а Сережка по-прежнему мой друг. Я выскочил на балкон, замахал самолету, перегнулся через перила. И махал, пока Сережка-самолет не растаял в голубизне…

Тогда я за спиной услышал хриплый вскрик. Мама стояла у дверного косяка и держалась за горло.

– Что с тобой? – Я кинулся в комнату с балкона.

– Ромочка… ты…

Что я?.. И только сейчас понял – я на ногах! На ногах дома, а не в далеких лунных краях. Я – иду!..

От неожиданности упал я на колени, но сразу опять встал.

Левое колено отчаянно болело.

Если бы вы знали, какое это счастье – живая боль в разбитой коленке…