Самолет по имени Сережка - Крапивин Владислав Петрович - Страница 15

– Правда?! – Он быстро сел рядом.

Я рассказал ему про все: и про свои прежние сны, и про вчерашний, где он, Сережка, превратился в самолет и мы летали среди облаков и сели у костров, которые развели чуки…

И вдруг показалось, что вся эта безлюдная территория и солнечная тишина – продолжение того сна.

Сережка слушал, не отводя взгляда. А когда я замолчал, он вдруг заулыбался так, словно что-то знал больше меня. Опустил голову, оттер с колена остатки ржавчины.

– А сон… это ведь не всегда просто сон. Это…

– Что? – спросил я с нарастающим замиранием.

– Бывает, что это… ну, вполне настоящий мир. Только он за пределами трех измерений…

Я догадался, о чем Сережка говорит. Я и сам не раз думал о таком. Про всякое думается зимними ночами, особенно в больнице, когда никак не можешь уснуть и гложет тоска по дому…

– Измерений ведь гораздо больше трех, верно, Сережка? Мы знаем только длину, ширину и высоту. А что дальше, пока никому не известно…

Сережка кивнул:

– У меня это знаешь как сложилось в голове? Ну, такое понятие… Одномерное пространство – это точка, это как бы человек внутри себя, и вот он бросает взгляд на другую точку. Получается линия… А потом человек оглядывается – и возникает ширина плоскости, двухмерность. А трехмерное пространство – это как взмах во все стороны! Когда открывается простор: и вокруг, и в небе, везде! – Сережка широко раскинул руки. И я сразу вспомнил, как он превращался в самолет.

– А четвертое?.. Четырехмерное? – спросил я шепотом.

– Это… будто вздох… – Сережка и правда глубоко вздохнул, медленно опуская руки. – Когда вбираешь в себя все… все, что близко и далеко, и вообще… все, что можешь представить… Ну, даже не знаю, как сказать… – Он сделался виноватым.

Я тоже не знал, как про это сказать. Но я понимал. И вздохнул, как Сережка, словно вбирал в себя и сон про полеты, и радость, что мой друг – вот он, рядом, и память о гулких барабанах Космоса, и эти солнечные загадочные пустоши…

– Сережка! А Безлюдные пространства… они, может быть, тоже в четвертом измерении? Когда вот этот… вздох…

– Наверно, – тихо сказал Сережка, не поворачивая головы. – Иначе трудно объяснить…

– Что объяснить? – Я опять ощутил замирание в душе.

– Всякие загадки… Например, про Заоблачный город. Вроде бы его не может быть, а он есть…

Мое замирание усилилось. Не потому, что опасность какая-то, а словно опять приблизилась необъятность Космоса. Где гудели гулкие барабаны… Сережка говорил очень серьезно.

Но я встряхнулся! Конечно, он просто придумывал новую сказку. Вроде как тогда, у Мельничного болота, про шкыдл и чук. Дал волю фантазии и расширяет здешнее Безлюдное пространство до бесконечности!

И я спрятал тревогу за дурашливым вопросом:

– А долго добираться до того Заоблачного города?

– Не очень долго. Но надо ждать ночи…

– Нам нельзя до ночи… Сережка! А сейчас сколько времени? Мама, наверно, в панике!

Только теперь я сообразил, что уже середина дня! Безлюдное пространство до этой минуты завораживало меня, а сейчас я наконец очнулся. И Сережка спохватился:

– Ох я дурак! Заболтал тебя!.. Подожди. Узнаем время…

Он поднял с земли ржавую гайку. Из разлохмаченной кромки на штанине выдернул нитку, привязал к гайке, поднял грузик над бетонным блоком. Тень от нитки упала на серую поверхность.

– Почти два часа, – сокрушенно сообщил Сережка. – Вон на сколько черта отошла от севера.

Я сказал, не скрывая досады:

– Откуда ты точно знаешь, где север?

– Чую. У меня внутри, как у птицы, что-то ощущает магнитные линии… Не веришь?

Опять он сказку сочинял?

Но я уже не злился. Мне стало неловко за свою раздражительность. И боязно: вдруг Сережка обиделся? Я пошутил торопливо:

– А у тебя нет чутья, где самый близкий телефон-автомат?

– Телефон? Поехали!

Раз – и я в кресле. «Трюх-трюх-трюх» (а бутылки: «бряк-бряк») – и мы у кирпичного домика вроде проходной будки, только без забора. Сережка подхватил меня на закорки – и в дом.

– Смотри!

На стене висел телефонный аппарат. С трубкой на крюке.

– Думаешь, он работает?

– Попробуй, – сказал Сережка.

Я, сидя у него на спине, снял трубку. В ней – гудок. Я завертел скрипучий диск.

– Мама! Это я! Ты только не волнуйся!..

«Кто-то бьется в дверь заколоченную…»

Мама, конечно, волновалась, но не так отчаянно, как я думал. Потом я узнал, что она пришла домой лишь за минуту до моего звонка и не успела перепугаться как следует.

Конечно, все равно я услышал по телефону много разного: и «я чуть с ума не сошла», и «я взгрею как следует и тебя, и твоего Сережку», и «больше носу на улицу без меня не высунешь», и «мы еще вернемся к вопросу о даче!». Но я чувствовал: сердитость у мамы не настоящая. А потом я услышал в трубке другой голос, мужской. Он долетал издалека, слов не разобрать.

– Ну, конечно, конечно! – громко отозвалась на него мама. – Так всегда! Мужская солидарность, друг за друга вы горой… – И потом уже мне: – Скажи спасибо, что со мной пришел Евгений Львович. Он за тебя всегда заступается…

– Мама, передай ему привет! – возликовал я.

– Поприветствуешь сам. Чтобы через пять минут был дома!

– Ну, мама! Нам не успеть за пять минут! Мы… не очень близко! И колесо к тому же спущено, надо подкачать!.. Вы там обедайте и спокойно идите на работу, а я приеду позже!.. Ну, причем тут режим! Могу я раз в жизни погулять от души?

– Вечером тебе будет «от души»!

Тут опять прорезался голос Евгения Львовича. Неразборчиво, но бодро. И мама сказала скрепя сердце:

– Хорошо. Но к четырем обязательно быть дома! В шестнадцать ноль-ноль я позвоню.

– Ура! – Я чуть не упал с Сережки и удержался лишь потому, что нацепил трубку на крюк.

До шестнадцати ноль-ноль мы успели столько всего! Пересекли всю пустынную территорию и выбрались на улицу между двух водонапорных башен. Они были тоже заброшенные. Старинные, похожие на крепостные. Сережка сказал, что это главный вход на здешний участок Безлюдных пространств.

– Значит, ты бывал здесь раньше?.. Ну, конечно! И телефон сразу отыскал, и все проходы знаешь!

– Не все, – вздохнул Сережка. – Эти Пространства – они ведь бесконечные. И к тому же они меняются: сегодня так, а завтра иначе…

И опять непонятно было: то ли правду он говорит, то ли продолжает сочинять свою сказку… А может, эта сказка и есть правда?

Извилистой улицей Авторемонтников мы выбрались к Потаповскому рынку и увидели Сойку. Она тихонько обрадовалась нам:

– Я уже почти всю книжку прочитала…

– А ты ела что-нибудь? – строго спросил Сережка.

– Ела… На рынке пирожок купила. Мне какой-то дяденька целых сто рублей дал, новую бумажку…

– А у нас для тебя добыча, – похвастался я. – Смотри сколько стеклотары!

– Ой… ну, зачем вы… не надо…

– Здрасьте, пожалуйста, – ворчливо сказал Сережка. – Люди старались, а она «не надо». Пошли, тут приемный пункт недалеко…

У киоска, где сдают стеклянную посуду, они откатили меня в сторону, а сами встали в очередь. И минут через двадцать вернулись с пачкой замусоленных бумажек.

– Больше тыщи! – весело сообщил Сережка.

И Сойка уже не стеснялась. Почти…

– Я эти деньги спрячу, а бабушке буду давать помаленьку. Можно теперь целую неделю не просить…

– Мы тебе еще насобираем, – храбро пообещал я. – Мы знаем места. Верно, Сережка? – И осекся. Может, не стоит болтать про Безлюдные пространства? Но Сережка отозвался беспечно:

– Само собой! А ты завтра принеси Сойке еще одну книжку.

Сойка проводила нас до угла Кровельщиков и Водопроводной. А там, когда прощались, вдруг засмущалась снова:

– Можно, я спрошу?.. Вы не знаете, что такое брашпиль?

Ну и вопросик!

– Это на корабле… – начал Сережка.

– Такая машина, чтобы якорь поднимать! – заторопился я. – А ты где про него вычитала? В этой книжке ничего морского нет, по-моему.