Самолет по имени Сережка - Крапивин Владислав Петрович - Страница 13

– Какая дорога?

– Я потом объясню, ладно?

– Ладно… – Я не обиделся. Мне так хорошо было с Сережкой у огня, среди этой ночи, где никого, кроме нас. Да кроме спрятавшихся чук и ночной птицы, которая вскрикнула в камышах.

Луна выглянула из-за развалин мельницы. С надутой щекой, важная, недоступная, словно я не держал ее недавно в ладони.

– Пора нам… – Сережка поднялся.

– Ой, а как ты потащишь меня отсюда? Велосипеда-то нет!

– А тут недалеко! Ну-ка… – Сережка подхватил меня на руки. Как младенца.

Неподалеку лежал полузарытый в песок барабан от кабеля. Этакая громадная, сколоченная из досок катушка. Сережка легко вспрыгнул со мной на круглую наклонную площадку.

– Зажмурься, Ромка.

Я доверчиво зажмурился.

– Раз, два, три! – И он прыгнул.

До земли было всего полметра, но я ощутил, что лечу. Вниз, вниз! Однако испугаться по-настоящему я не успел. Очнулся под своим одеялом…

О дальних краях

В то утро мама еле добудилась меня.

– Что с тобой? Спишь, словно гулял где-то всю ночь!

А может, я и правду гулял? Потому и уснул как убитый, когда оказался дома после прыжка с Сережкой?

Я сел, откинул одеяло. Если все случилось на самом деле, ноги должны оказаться в царапинах…

Царапины были, но, скорее всего, от вчерашних колючек на пустырях. Я вздохнул, но тут же опять обрадовался жизни. Тому, что есть на свете Сережка! Тому, что он скоро опять придет!

Мама ушла в институт, оставив мне кучу привычных наставлений. Я в ответ кивал: «Да-да, конечно, мамочка, не волнуйся…» А сам готовился ждать и волноваться: когда же он придет. В самой этой тревоге была радость.

Но тревожиться почти не пришлось. Сережка появился через пять минут после ухода мамы. С большущей хозяйственной сумкой. С нетерпеливым весельем в глазах.

– Ромка, привет! Ну что, будем сегодня путешествовать?

– Конечно! Давай только перекусим на дорогу!

– Перекусывай. Я уже…

Почти не жуя, сглотал я половину батона, запил молоком из пакета. Какое уж там «разогрей картошку и свари кофе».

– Я готов!

– Книжку не забудь…

– Какую книжку?.. Ох… – я ведь опять забыл про девочку Сойку, которая будет ждать нас у рынка. И стыдно стало – перед собой, перед этой Сойкой и, главное, перед Сережкой, который обо всем догадался. Суетясь, я отыскал на стеллаже растрепанный томик – «Новые приключения великолепной пятерки».

– Положи сюда, – Сережка раздвинул пасть сумки.

– Ага… Зачем у тебя этот саквояжище? На рынок пойдем?

– Нет, просто так. На всякий случай…

И вот мы опять на улице. И утро такое… одним словом, настоящее летнее утро. Жары еще нет, пахнет влажной травой и мокрым асфальтом (проехала поливалка). Где-то по-деревенски горланит довольный жизнью петух. И даже прохожие кажутся не скучными, не озабоченными, как обычно, а такими, словно все собрались в долгожданный отпуск.

Я бодро вертел колеса, а Сережка шагал рядом и рассказывал, что к нашему дому пришел еще в восемь часов, но ждал, когда моя мама уйдет на работу.

– Вот чудак! Мама тебе обрадовалась бы!

– Да ну, неловко как-то… А когда она вышла из подъезда, я сразу ж-жик к тебе!..

– А как ты узнал, что это именно она?

– Сразу видно. Вы похожи…

Знакомыми переулками, без задержек, мы добрались до угла Кровельщиков и Кутузовской, к ограде рынка.

Белоголовая Сойка сидела на прежнем месте, мы увидели ее издалека. И она нас – тоже. Я заметил, как она вся напряглась и спрятала за спину картонную коробку.

– Сойка, привет! – небрежно сказал Сережка. Будто однокласснице. Я что-то неловко бормотнул. Она ответила шевелением губ. И глаза – сначала в землю, потом на нас. Несмелые, вопросительные… «Ох и ресницы», – вновь подумал я. Протянул книжку.

Она снова шевельнула губами.

– Спасибо… Я быстро прочитаю, – удалось расслышать мне.

– Да читай сколько хочешь! А потом я тебе еще одну принесу! Про этих же ребят! – Я это выпалил с энтузиазмом, а потом опять неловко замолчал. Про что еще говорить? Сойка кивнула и молчаливо съежилась.

Выручил Сережка. Запросто сел рядом с ней на корточки.

– Ты вдвоем с бабушкой живешь, да?

Она качнула ресницами.

– Да…

– А родители… их нету, что ли?

– Есть! – Сойка испуганно, суеверно как-то дернулась. – Есть, конечно!.. Только они не тут, а в Дорожкине. Деревня такая у города Самойловска.

– А чего же они… Ты здесь, а они там?

– Так получилось… – Сойка отвечала тихо, но без неохоты. – Папина фабрика закрылась, он тогда поехал в Дорожкино, купил там у знакомых домик. Говорит: «Буду ферму устраивать». Сперва все хорошо было, а потом нас подпалили, дом сгорел…

– Кто подпалил? – ахнул я.

– Местные. Они фермеров не любят, говорят: приехали тут, нашу землю порасхватали… А земля-то все равно бросовая была, пустошь одна…

Сойка излагала грустную историю по-взрослому, устало, но доверчиво.

– А теперь что? Все заново? – понимающе спросил Сережка.

– Ну да… Папа с мамой теперь там в сараюшке живут, пытаются дом починить. А меня сюда привезли. «Зачем тебе, – говорят, – с нами маяться…»

– Разве здесь тебе лучше?

– Они думают, что лучше… А там даже школы нет. Самая ближняя за двенадцать километров…

«Подумаешь, школа, – хотел сказать я. – Можно и дома учиться. Я вот учусь, и все нормально…» Однако не решился. Сойка рассказывала про другую, про суровую жизнь, о которой я, балконный житель, знал только из газет да из телевизора…

И все же я спросил:

– А мама с папой знают, что бабушка тебя… заставляет вот так?

Ее ресницы-гусеницы словно щекотнули меня.

– Конечно, нет! Она же… Вы не думайте, что она какая-то… неграмотная пьяница! Она всю жизнь в театре работала, контролером, с артистами знакома… и теперь у нее фантазии.

– Какие фантазии? – неласково сказал Сережка. Мол, фантазии фантазиями, а кто дал право этой контролерше издеваться над человеком!

Сойка мотнула тощими косицами:

– Ну… такие. Говорит: «Я все силы отдала этому… обществу. А общество меня сделало нищей. И сын о родной матери не заботится, занялся какой-то деревенской дурью. Да еще дочь свою мне подбросил…» Это меня… Иди, говорит, и принимай участие в добывании пропитания…

Тут я не выдержал, спросил через силу:

– Она тебя бьет?

– Еще чего! – Сойкины глаза на миг вспыхнули под ресницами. – Я бы тогда… пешком бы ушла в Дорожкино, за тыщу километров!

И здесь я понял, что эта маленькая тихая Сойка – гордая. И что в нищенки она пошла как бы в отместку бабке. Чтобы не есть даром ее хлеб. Пойти-то пошла, но попрошайничать не умеет и стыдится. А отступать тоже не хочет…

И Сережка это понял. Но не стал утешать Сойку. Поднялся.

– Ладно, Сойка… Мы скоро еще придем.

– Когда? – Она опять вскинула глаза.

– Сегодня. Ты будешь здесь?

– Буду. Мне все равно где… особенно когда книжка…

– Ты что-то придумал? – спросил я, когда мы были уже в полквартале от Сойки.

– Ничего такого… Мы ведь шастаем по всяким пустырям, а там попадаются брошенные бутылки. За день можно столько заработать, сколько ей и за месяц не подадут…

– Правильно, Сережка! А ты ведь это еще давно запланировал! Да? Потому и сумку захватил!

Он не стал отпираться:

– Ага… Но мы не будем специально за бутылками охотиться, не бойся! Это так, попутная добыча.

– Да разве я боюсь!

– Смотри, какой переулок! Почему-то называется Трамвайный.

Никаких трамваев в переулке – кривом, заросшем, с домишками и палисадниками – не было. Но он вывел нас на пригорок, где стоял заброшенный дом, похожий на маленький замок. В одном месте пригорок обрывался вниз, там среди заборов и репейников лежали рельсы и шпалы, по ним в самом деле проехал красный трамвайчик старинного вида. Сережка сказал, что это, видимо, пригородная линия, которая ведет к садам и дачам.