Пять скачков до горизонта - Крапивин Владислав Петрович - Страница 19

В общем, другие горизонты…

Но про них – другие истории…

Вначале я хотел на этом закончить повесть. Но – вот ведь совпадение! – накануне я снова увидел девочку. Ту, с которой повстречался в давние годы на замерзшем болоте. Увидел во сне. Может быть, потому, что перед этим думал о ней. А может быть, судьба просто позволила мне еще раз вернуться в город моего детства, а там возможны любые чудеса.

Я часто возвращаюсь по ночам в свой Город и уверен, что это не простые сны, а, скорее, переход в иные, оставшиеся за гранью повседневного мира, но все же реальные миры.

Город был, как всегда, знакомый и в то же время слегка загадочный. С запутанными переулками, мостами, скрипучими лестницами и говорливыми ручьями в глубине темных оврагов. С обветшавшей резьбой просторных деревянных ворот, жестяным кружевом дымников на печных трубах, с чисто-белыми колокольнями над крышами и тополями…

Я вернулся сюда десятилетним мальчишкой, но за спиной ощущал опыт прежней прожитой жизни, написанных книжек, обретенных и потерянных друзей. Однако этот опыт не тяготил меня, ощущения мальчишества было главными, я был пацаном в стоптанных сандалиях на босу ногу, в подвернутых до колен штанах, в расстегнутой на груди и завязанной узлом на животе ковбойке… Я шел вдоль заросших клевером и подорожником обочин к Саду судостроителей. Сам не ведал, зачем… Я знал, что время уже не то, не середина двадцатого века, что отчима давно нет, что скорее всего нет в саду и стрелкового стенда. Но зачем-то же мне надо было туда! Впрочем, в этом «надо» не ощущалось тревоги. Наоборот, хорошее такое ожидание.

Я прошел сквозь запущенный сад, спустился по откосу. Здесь, на кромке твердой земли между заросшим склоном и болотом, я и увидел девочку.

Теперь, летом, она была в зеленых резиновых сапожках на загорелых, с белыми царапинами, ногах. И в платьице с рисунком из мелких разноцветных листьев. Но все в той же беличьей шапке с ушами до пояса.

Она стояла против меня и смотрела знакомо так. Будто расстались только вчера. Я застеснялся и вместо «здравствуй» пробормотал:

– Чё ты в шапке-то? Лето ведь…

Девочка слегка удивилась:

– А как бы ты иначе узнал меня? – (Получилось: «А ка-ак бы…»)

Скажет тоже – как ! По глазам, конечно! Глаза были те самые .

Но я не посмел объяснить ей это, застеснялся. А она склонила к плечу голову и предложила:

– Пойдем…

Я не стал спрашивать – куда. Была во мне спокойная радость. Девочка сняла шапку (открылись рыжеватые локоны) и зашагала впереди, вдоль откоса, оглядываясь чуть лукаво. Потом вдруг ойкнула, поджала ногу.

– Что с тобой? – испугался я (и почему-то вспомнил дырку на зимнем чулке).

– Кажется, кто-то прыгнул мне в сапог…

– Ну-ка! – Я тут же сел, сдернул сапожок с ее согнутой ноги. Девочка ухватилась за мое плечо и забавно взвизгнула. Потому что из резинового голенища длинным скачком вылетел крохотный лягушонок. Блестящий, салатного цвета. Приземлился в двух метрах перед нами и глянул черными глазами-пузырьками. Словно ждал чего-то.

– Хорошо, что я его не раздавила!

Я согласился, что это очень хорошо. И хотел шагнуть, но девочка теплыми пальцами взяла меня за руку.

– Не будем его пугать. Давай спрячемся.

И мы быстро легли рядышком в невысокую, росшую у тропинки траву.

Впрочем, тропинки сразу не стало. Болота и откосов не стало тоже. Я понял, что мы теперь на опоясанном рукавами лога острове, где я когда-то показывал друзьям свой горизонт.

Этот горизонт окружал нас и теперь. А лягушонок сидел в метре от меня и девочки – будто специально выбрал глинистую проплешинку среди травинок.

Мое ухо пощекотал теплый девочкин шепоток:

– Ты как думаешь, за сколько скачков он допрыгает до горизонта?

– Не знаю…

– И я не знаю…

Лягушонок помог нам решить задачку. Прыгнул раз, второй, третий… Потом еще два раза, то есть всего пять. А шестым скачком он отправил себя за горизонт…

Я зажмурился, вцепился в травинки, понимая, что сон (или не сон?) стремительно уходит от меня. И подумал, что опять не успел спросить: как ее зовут?..

Ну, вот теперь все. Я «достукиваю» клавишами последние строчки. Выпрямляю спину, смотрю выше монитора. Над столом картина со старым городом и белой Спасской церковью. Ниже картины – фотографии. На одном снимке – я неполных десяти лет. С белобрысой короткой челкой, в мятой тенниске, в широких (первых в жизни) длинных брюках из той самой «почти мешковины». Рядом на табурете мой братишка Лёка в тюбетейке, ему год и три месяца. За нами – плывущий по реке колесный пароход с неразборчивым названием. Не настоящий, а декорация. Но хотя и нарисованное, а все равно лето. Тем более, что за дверью фотомастерской – лето настоящее. И хорошо нам там, в июле сорок восьмого года двадцатого века…

Надо возвращаться оттуда в двадцать первый век, а что-то не хочется, холодно. Середина января две тысячи шестого… Стрелки обоих барометров – столетнего и современного – хотя и с расхождением, но небольшим – показывают на начало слова «дождь». Низкое давление. В прежние времена, если дело было зимой, это обещало мягкую снежную погоду. А сейчас за окном минус тридцать шесть (это на фоне постоянных разговоров о всеобщем потеплении климата!). Что-то не то нынче в земной атмосфере… Но барометры не виноваты! Их дело – фиксировать деления ртутного столба, а не человеческие глупости, разрушающие природу.

Вот собрать бы миллион анероидов и разом перевести стрелки еще левее, куда-нибудь на число 710! Может быть, тогда родится над нашими местами циклон, который ураганным, но теплым ветром изгонит лютые холода?

А еще лучше – собрать миллион механизмов от часов-ходиков и с их помощью раскрутить назад время. Спросите – зачем? Ну… так. По крайней мере, я узнал бы имя девочки с янтарными глазами…