Прохождение Венеры по диску Солнца - Крапивин Владислав Петрович - Страница 15

Три другие стенки были с квадратными выбитыми окнами, и самое широкое смотрело в сторону заросшего лога и раскинувшихся за ним огородов. А если присесть, то будут видны только облака, и можно представить, что они – над речными просторами. Я присел – на край лавки, что своей серединой примыкала к нижней части балки. Облака двигались быстро, хотя внизу ветра не ощущалось. Они были клочковатые, серые, лишь изредка в них мелькали желтые проблески, очень слабые…

Вовка опустил крышку люка и сел рядом со мной. Прислонился к балке. Выдохнул:

– Ну вот… Будто все как раньше…

Он потерся о балку спиной, потом еще раз, изо всех сил. Мне показалось даже, что балка шевельнулась.

Чтобы не дать Вовке слишком погрузиться в печаль, я позволил шутку:

– Ты чего как чесоточный верблюд? Смотри, развалишь строение.

Он с готовностью засмеялся.

– У моего организма такая привычка. Всегда спина чешется, если волнуюсь. Или что-нибудь придумываю…

– А что ты сейчас придумал?

– Да не сейчас… Просто вспомнил. Одно свое хобби…

Я не любил это дурацкое слово, но сейчас быстро спросил:

– Какое хобби, Вовка?

– Наверно, самое главное. Про него никто не знал, даже бабушка и тетя Света…

Я выжидательно молчал.

Вовка снова потерся спиной о неструганое дерево и, глядя в дали за окном, выговорил – будто про что-то очень-очень тайное:

– Иван, я собирал бабочек…

Наверно, он почуял, что я слегка поморщился (внутри себя, конечно). Мне всегда было жаль ярких тропических бабочек, что продаются в сувенирных киосках, – мертвых, приколотых к бумаге, в рамках под стеклом.

– Да нет же, я их не морил и не прикалывал! Даже не ловил! Я их просто разглядывал, а потом рисовал в альбоме!.. Подожди…

Он сорвался с лавки, прыгнул к боковой стенке и там сунул пальцы в щель под окном. Потянул узкую доску. Она легко отошла. Вовка опустил за доску руку, смущенно оглянулся на меня.

– Здесь мое тайное хранилище… – И вытянул на свет простенький школьный альбом для рисования. Зачем-то дунул на него, потер серую обложку о футболку. Мне показалось, что он хочет прижать альбом к щеке, но не решается.

Вовка опять сел рядом, откинул тонкую корочку.

В глазах зарябило от разноцветья нарисованных фломастерами крылышек…

На первом листе были знакомые бабочки: крапивницы, белые и желтые капустницы, «павлиний глаз», редкая, но тоже известная мне «мертвая голова», махаоны, которых я видал в детстве на лугах. И еще всякие мотыльки, которых я видел не раз, хотя названий, конечно, не знал…

А на другом листе было уже… Ну, прямо сказка была! Похоже, что бабочки каких-то заморских стран. Крупные, удивительных расцветок и форм.

– Вовка, ты где видел таких?

– В разных журналах, в энциклопедиях… А иногда и у нас попадаются… А вот еще, дальше…

Дальше было совсем чудо. Такие великаны, что на странице помещались не больше двух. Вроде тех, что продаются в киосках, только не мертвые, а явно живые. Вот-вот шевельнут крыльями. Ну, может, я это просто придумал, но Вовке сказал сразу:

– Как живые…

Он часто закивал:

– Ну да! Их же не прокалывали! – И открыл еще одну страницу. Там опять была радужная сказка.

– Вовка, ты настоящий художник!

– Да что ты! – он даже ногами взбрыкнул. – Я рисовать ни капельки не умею! Даже человечка с руками-палочками и то еле-еле… Я только бабочек…

– Все равно художник… А почему ты не подписал под ними названия? Было бы еще интереснее.

– Я сперва подписывал. Тонким карандашиком. Те, которые знал… Некоторые даже по-латински… то есть по-латыни… А потом стер.

– Почему?

– Да так… не знаю… Почерк у меня корявый, а они красивые. Показалось, что им обидно будет… А еще потому, что… ты не смейся только…

– Вовка, да ты что!

– По правде-то здесь не все бабочки настоящие. Некоторых я просто придумал… Сидел и придумывал, когда хотелось…

– Ну и что? Можно и к придуманным сочинить названия!

Вовка нагнулся и нерешительно глянул мне в лицо:

– Но это ведь было бы, наверно, вранье?

– Какое же вранье, Вовка?! Это же творчество! Раз ты придумал и нарисовал, значит, это есть уже на самом деле! Настоящее!

– Да? – Он все еще смотрел на меня, наклонившись вперед и вывернув шею. Недоверчиво и требовательно. И наконец улыбнулся: – Ладно, я попробую… – Захлопнул альбом и стал заталкивать его под футболку. Вождь-ирокез на его груди сердито морщился.

– Подожди! Посмотрим еще!

– А больше ничего нет, чистые листы… Зато есть другое, тоже не проданное. Сейчас покажу.

Опять он скакнул к «тайному хранилищу» и принес обшарпанный туристский монокуляр. Вроде половинки полевого бинокля.

– Я через него отсюда на окрестности смотрел. Как на моря-океаны… Хочешь поглядеть?

Я хотел. Но когда глянул в окуляр, оказалось, что в поле зрения коричневый сумрак и смутные тени.

– Темно почему-то…

– Ой, я забыл, там светофильтр!

– Плотный какой, – сказал я, сколупывая с объектива черное стеклышко в металлическом кольце.

– Потому что я через него затмение наблюдал. И просто так солнце…

Я помигал, помолчал, тряханул в мозгах календарные числа.

– О елки-палки… – Ладонью со светофильтром я огрел себя по лбу. – Опять вылетело из башки!

– Что? – испугался Вовка.

– Столько лет помнил про этот день, ждал его, а тут…

– Ваня, какой день? – осторожно сказал Вовка.

– Сегодня восьмое июня, вторник. В этот день Венера пересекает Солнце. Появляется на солнечном диске в виде черной горошины и тихо-тихо ползет к другому краю… Последний раз люди видели такое больше ста двадцати лет назад. А еще раньше это наблюдал Ломоносов, он тогда открыл на Венере атмосферу…

– Ой, я про это видел! В кино про Ломоносова, в многосерийном! – шумно обрадовался Вовка. – И сегодня, значит, опять?

– Опять… Хотя все равно не увидим. Вон какие тучи. Досада…

– А когда это должно начаться? – деловито спросил Вовка.

– Да началось уже… – Я глянул на часы. – В одиннадцать часов по нашему времени. И протянется до пяти вечера…

– За такое время, может, развеет небо! Смотри, у нас и подзорная трубка, и фильтр, будто нарочно! Давай посидим, подождем, а?

– Ну, посидим… – Я понимал, что в эти дни надо во всем слушаться Вовку.

– Ты ведь никуда не торопишься?

– Куда мне торопиться… если не торопишься ты.

– Ну и правильно… Ты не бойся, те дела и без нас крутятся как надо.

«Пусть крутятся», – подумал я. И вдруг понял, что здесь мне хорошо. Сидел бы так и сидел, глядя на пасмурный горизонт. Будто мне одиннадцать лет и я на старом чердаке жду своих друзей-приятелей… Лишь одна досада продолжала глодать меня:

– Как я мог забыть про этот день! Ведь совсем недавно читал напоминание в новостях! – Ощущение виноватости было таким, словно я в давние годы, еще до армии, юный и робкий, назначил свидание Лидии и это напрочь вылетело из головы.

– Не мудрено, что забыл, – по-взрослому рассудил Вовка. – Столько забот прикатило… Да еще я свалился на твою голову.

– Это же чудесно, что ты свалился!

Он засопел, придвинулся вплотную. Обыкновенный пацан Вовка Тарасов двенадцати лет. Будто приятель из тыща девятьсот восемьдесят седьмого года. Я ладонью накрыл его щуплое, очень теплое плечо. Он повозился и шепотом спросил:

– Вань, а почему ты много лет ждал этого дня? Что-то было загадано, да?

«Что-то было загадано. И у меня и у других… Или не было ничего, просто придумалось?»

– Ваня, расскажи, а?

– Тебе что, правда интересно?

Он дернул плечом:

– А неужели же нет!