Портфель капитана Румба - Крапивин Владислав Петрович - Страница 35

Матч закончился со счетом пятнадцать – пятнадцать. Правда последний гол в ворота "барракуд" показался Гвоздику малость спорным. Но, поколебавшись чуть-чуть, Гвоздик засчитал его – чтобы получилась ничья и все радовались одинаково.

И гномы радовались! Гвоздика подхватили на руки и сделали с ним круг почета мимо трибун. Зрители вопили и рукоплескали. Гвоздик чуть не оглох.

Когда Гвоздика поставили на ноги, он увидел перед собой веселого Чая-с-Лимоном. Тот широко улыбался, а из-под бороды у него… спускалась на шнурке пуговица! Та самая !

Гвоздик так удивился и обрадовался, что вскрикнул тут же без всяких размышлений:

– Эй, да это же моя пуговица!

Чай-с-Лимоном перестал улыбаться. Взялся за шнурок.

– Еще чего!

– Честное слово, моя! Она в трубу улетела, я и полез искать…

– Чаек, отдай, пожалуйста, – строго сказал Тилли-Тегус. – Нехорошо.

– Еще чего! – опять заявил Чай-с-Лимоном и сильно покраснел, а желтая борода его растопырилась. – Я ее дома нашел, в печке. Когда золу выгребал!

– Ну, вот! Она через трубу в печку и залетела!

– А печка-то чья? Моя! Есть такое правило:

– Это нехорошее правило, Чай, – заговорили наперебой гномы. – Оно совсем даже устаревшее… Отдай сейчас же. Что господин Гвоздик про нас подумает!

Чай-с-Лимоном громко заревел, размазывая бородой слезы.

Все растерялись и примолкли. "Вот ведь какая дурацкая история…" – смущенно подумал Гвоздик. И сказал виновато:

– Если бы это обыкновенная пуговица была, я бы, конечно, подарил. Но она… очень-очень важная для меня…

– А для меня… тоже важная, – пыхтел и всхлипывал Чай-с-Лимоном. – Красивая такая… Как что найдешь, сразу отбирают… – Он вдруг перестал плакать, помигал и быстро предложил: – А давай тогда меняться! На свисток!

– Ох… мне ведь его подарили. На память… – растерялся Гвоздик. Но часы уже показывали без четверти восемь, а ровно в восемь начинался ужин. – Ладно, держи!

Под укоризненное молчание гномов сопящий Чай-с-Лимоном стащил через голову шнурок. Вцепился в свистульку и сунул Гвоздику пуговицу. Засопел сильнее и быстро затопал прочь.

– Вы уж простите его, пожалуйста, – неловко попросил Тилли-Тегус. – Он прямо совсем еще дитя…

Сперва Гвоздика провожало множество народа. Но постепенно толпа редела. А когда вместо улиц Нью-Гномборо потянулись опять штабеля грузов, провожающих осталось трое: Тилли-Тегус и оба футбольных капитана. Пришли наконец в помещение с трубами, где в потолке чернел квадратный зев шахты. Капитан "Акул" встал на четвереньки, капитан "Барракуд" забрался на него, а Тилли-Тегус подхватил Гвоздика, чтобы поставить на капитанские плечи. Оттуда можно было дотянуться до нижней скобы. В этот момент забухали по железу тяжелые ступни. Из-под коленчатой трубы поспешно вылез Чай-с-Лимоном. Отводя глаза и вытирая бородой под носом, он буркнул:

– На… раз тебе подарили… – и сунул Гвоздику свисток-ракушку.

– Спасибо! – обрадовался Гвоздик. – А я тебе пуговицу подарю! Не эту, но тоже красивую. Брошу в трубу.

– Ага… – заулыбался Чай-с-Лимоном.

– Зачем же бросать, – сказал Тилли-Тегус. – Мы надеемся, что вы еще побываете у нас в гостях.

…Подъем прошел быстро. Прямо как на лифте. Потому что Тилли-Тегус лез вслед за Гвоздиком и подсаживал его мягкой, как подушка, ладонью. Когда Гвоздик выбрался наружу, Тилли-Тегус по пояс высунулся из люка, пожал Гвоздику руку и пропал. Гвоздик опустил тяжелую крышку и оглянулся. Над спокойным океаном горел красивый разноцветно-полосатый закат.

"Ох и будет мне сегодня…" – подумал Гвоздик.

В этот миг чья-то рука ухватила его поперек живота. А потная ладонь зажала Гвоздику рот.

6. Знакомый незнакомец. – Снова о сокровищах. – Краткая беседа о педагогике. – Зубы.

Гвоздик замычал, задергал ногами и скосил глаза. И увидел, что держит его крючконосый бородатый дядька в черных очках.

Этого тощего нелюдимого пассажира Гвоздик замечал и раньше. Тот был одет в узкий клетчатый костюм, замшевые гетры с кнопками и украшенное клапанами кепи. Этакий турист-спортсмен, сверхсдержанный и ни с кем не вступающий в беседы.

"Турист" знакомым шепотом приказал:

– Тихо… Не пикать, малютка.

Он усадил обмякшего от страха Гвоздика на люк, прислонил к трубе, одной рукой уперся ему в грудь, а другой стянул с лица, как единую маску, темные очки, похожий на стручок перца нос и курчавую бородку.

– Ну-с?.. Прошу любить и жаловать. Не ожидали, мой милый?

Конечно, Гвоздик не ожидал! И теперь с перепугу даже забыл, что стоит лишь чиркнуть по пуговице…

– Что вам опять от меня надо? – в отчаянии прошептал он.

– Пуговки, мой мальчик!.. Не те медяшки, про которые твой дядюшка хитро раструбил в газетах, чтобы замести следы, а настоящие! Бриллиантовые пуговицы Джугги Ройбера!

– Да нету же их! Честное слово! – шепотом взмолился Гвоздик. – И совсем даже никогда не было! Это выдумки!

– Обманывать нехорошо, – ухмыльнулся Нус-Прошус. – Мальчиков за это наказывают… – Он вдруг ухватил Гвоздика за бока, вскинул и посадил на планшир палубного ограждения.

– Тихо… – опять велел он зловеще, потому что Гвоздик невольно вскрикнул. – Еще легкий писк – и птенчик полетит из гнездышка вниз. И никто не узнает, никого рядом нет.

За спиной Гвоздика была жуткая пустота, далеко внизу бурлила вдоль борта пенная вода. Вот ужас-то…

– Я же вам самую-самую настоящую правду говорю, – со слезами зашептал Гвоздик. – Ну, чего вы зря гоняетесь за нами?

– Зря ты упрямишься. Тебя плохо воспитали. Слушай и запоминай! Я знаю, что пуговицы у твоего дядюшки в портфеле. Ты тихонько достанешь их и принесешь мне… Конечно, ты сейчас думаешь: "Только меня господин Шпицназе отпустит, как я кинусь и подниму шум на весь пароход!.." Не поднимешь, детка. Я принял меры. Если ты не будешь держать язычок на привязи, я знаю, как быстро и незаметно отправить на тот свет и дядюшку, и твою коричневую колдунью, и тебя самого… Понял? – И Нус качнул Гвоздика назад так, что он чуть не потерял равновесие и сдержанно вскрикнул опять.

Нус-Прошус хихикнул:

– Ну, не буду, не буду… если ты станешь слушаться. Мы договорились? Завтра утром принесешь пуговки и будешь молчать об этом, как маленькая смирная рыбка. По крайней мере до того часа, как я сойду в Кейптауне. А там, ха-ха, можете меня искать… Но, конечно, сначала я сделаю то, что не успел в школе. Это моя учительская обязанность. Школьник не может вырасти полезным для общества человеком, если его ни разу как следует не выпороли…

Как ни перепуган был Гвоздик, он все же сказал удивленно:

– Вы ведь сейчас не учитель и даже не сыщик, а просто жулик!

Нус-Прошус не обиделся:

– Одно другому не мешает. Страсть к педагогике – это врожденное чувство, и стремление воспитывать детей может ощущать в себе человек любой профессии. Во мне это будет до самой смерти. И потому я считаю своим долгом… хе-хе… довести наше общее с тобой дело до конца… Ну-с, ты понял меня, любезный ученик? – Господин Шпицназе втянул сквозь зубы воздух, оскалил улыбку и близко-близко придвинул к Гвоздику лицо с бледным носом, на котором темнели рубцы от пальмы.

Это было так отвратительно! И страха не осталось, только злость. Резкая, толчком! Гвоздик, не думая, качнулся вперед и цапнул сыщика зубами за нос!

– И-и-и! – завопил Нус-Прошус и отпустил мальчишку. Но не просто отпустил – сильно толкнул от себя!

Гвоздик взмахнул руками и полетел в океан.