Полосатый жираф Алик - Крапивин Владислав Петрович - Страница 26

И Локки признался, что скорее всего он плюнет на свое Верховное Правление, заберет маму, сестренок и братишек и сбежит вниз по реке Паратакана. Там в джунглях живут не очень развитые, но славные и мирные племена. Никого не режут, ни на кого не нападают, выращивают себе всякие фрукты-бананы и сочиняют песни-легенды. А по ночам веселятся у костров.

– И у них там, говорят, много некусачих собак. Я очень скучаю по той косматой и серой. Так бы и обнял опять…

Я тоже скучал по собаке, по рыжей дворняге…

Минька спросил:

– А откуда у тебя эта летающая штука?

– Отыскал в подвалах у жрецов. Давным давно прилетали какие-то дядьки с далекой планеты, оставили. Ну, я и отобрал ее у служителей Главной Пирамиды. Именем Пернатых Владык…

На «летающей штуке» можно было перемещаться с громадной скоростью не только в пространствах, но и через Время. Когда Локки понял это, он первым делом кинулся искать друзей. Перед визитом к нам Локки уже побывал у Кириллки. С Кириллкой все было в порядке. История с заложниками кончилась без крови, пули в Кириллку не попали. Он жил с мамой и папой и воспитывал маленькую сестренку. Одно тревожно – он то и дело спорил с учителями и завучем, боролся за справедливость в школе. Дело совершенно безнадежное – это понимал даже пришелец из далекой страны маленький Цтинотакачтилокки-цдана. Не пришлось бы Кирпичику тоже удирать в какие-нибудь джунгли – туда, где нет завучей и крикливых учительниц…

Потом Локки сказал, что ему пора.

– Как-нибудь опять прилечу. Только не очень скоро. Эта телега жрет столько энергии! Сейчас я домой, на заправку…

Он быстренько обнял нас, вскочил на платформу, и она взмыла в синеву. Растворилась.

Вот чертенок…

Мы с Минькой потом несколько дней ругали себя и друг друга, что не успели спросить Кириллкин адрес. А как Локки-то его отыскал? Наверно, с помощью магии древних жрецов…

6.

В конце февраля мы увидели передачу о зимнем детском фестивале. Там выступал танцевальный ансамбль «Пострелята». В основном мальчишки. Но главным солистом у них была конопатая девчонка. Ух и плясала, ух и кружилась!

Конечно, мы с Минькой сразу узнали Аленку. Да и диктор сказал: «Солистка Алена Травина». Только из какого города ансамбль, мы не расслышали.

Сразу же мы с Минькой написали в Центральное Телевидение: просим сообщить, откуда ансамбль «Пострелята» с Аленой Травиной. Но ответа не было. Видимо, на ЦТ приходит очень много писем, там не успевают всем отвечать. Мы ждали, ждали. А еще надеялись: вдруг повторят передачу.

Передачу не повторили, зато наступило лето.

В конце июня ко мне пришел полосатый жираф Алик. Ночью.

Ночь была светлая, в открытое окошко бросала отблески желтая заря. Если сидеть на подоконнике, можно даже читать без электричества. Ну, я и почитал немного «Одиссею капитана Блада». Потом лег.

И раздался тихий стук.

В полусумерках я разглядел Алика. Это он стучал деревянными копытцами. Вышел из-за книжного шкафа и пошел к моей постели.

Вы же знаете – во сне человека не удивляют никакие странности. И я не удивился, только почему-то слегка опечалился. Алик подошел и положил голову мне на грудь.

– Здравствуй, – прошептал я. – А где Веранда? То есть Вероника…

Алик молчал. Он ведь не умел говорить своим нарисованным ртом. В глазах-пуговках отражалась заря, и похоже было, что это блестят слезинки.

– Ты что, Алик? Что-нибудь случилось?

Полоски на его шее казались черными. Он по-кошачьи потерся головкой о мою грудь. И снова – стук-стук-стук – ушел за шкаф.

Я полежал с полминуты. Сердце стукало, как копытца Алика. Я вскочил, заглянул за шкаф. Пошарил. Никого там, конечно, не было.

Целый день потом я вспоминал этот сон. Сон ли? И почему так тревожно и грустно?

В девять вечера в «Новостях» передали, что какие-то экстремисты совершили еще один террористиский акт. В дальнем городе Иерусалиме. На главном рынке. Взорвали там бомбу. Много раненных, в том числе и несколько русских туристов, которые так некстати оказались на этом базаре. А одна русская девочка погибла. Вероника Донцова, четырнадцати лет…

«Да нет же! – закричал я себе. – Это просто совпадение!»

Конечно, имя Вероника не самое распространенное, и фамилия Донцова – не Петрова или Сидорова. Но все же Вероник Донцовых немало на свете.

Да и как могла Веранда оказаться в Иерусалиме? Вроде бы, семейство ее в послеке Сопёлкино, со скандальным отчимом, не из тех, кто путешествует по заграницам.

Но тут показали фотографию…

… – Ты куда?! – закричала мама. – Скоро ночь на дворе!

– Я не надолго!

Я не на долго. Может быть, это и правда будет недолго по земным понятиям. А может быть…

Я выскочил на улицу. Никакой ночи, конечно, еще не было. Солнце зайдет лишь через час. А пока оно блестело в мокрых после недавнего дождика тополях. Листья тополей пахли так здорово! По-земному.

Господи, что не живется на этой планете людям? Отчего этот мир такой вздыбленный, то и дело давится злостью?

Минька бежал мне навстречу. В старом, истрепанном своем желто-зеленом костюме, похожем на бразильскую футбольную форму. Минька заметно вырос, костюмчик его стал куцым.

– Слышал? – выдохнул он.

– Да.

– Ты думаешь, она теперь там?

А что я еще мог думать?

– Наверно… А где еще? Дорога-то туда знакомая…

– Тогда что? Прямо сейчас? – тихо спросил Минька.

– А чего тянуть? Клипер с тобой?

Минька вытащил из кармана плоский бумажный кораблик. У меня в кармане джинсов был такой же.

Меня вдруг взяла такая злость на Веранду! На эту швабру с вечно сырыми глазами!

Какая холера понесла ее в Иерусалим?! Вечно из-за этой дуры неприятности! Бросай теперь всё и тащись в дальние дали! И еще не известно, вернешься ли…

Ну да, она спасла Кириллку. Но все равно…

А что «все равно»? Не хочется лететь? Боишься?

«Еще бы…» – сказал я себе. И спросил Миньку:

– Боишься?

– Ага, – тихо признался он. – А ты?

– Я… Минька, а как ты думаешь, другие слышали это?

– Не знаю… Лишь бы Кириллка не услышал. Кинется как сумасшедший. А ему… лучше не надо. Опять схватит какую-нибудь хворь…

«Ох, а сам-то ты…» – Я мельком прошелся по нему глазами.

Мы зашагали на пустырь, к тем буграм, где зимой катались на лыжах. Уже зацветал «Венерин башмачок», на цветах висели мелкие капли. Мы оба промокли в густой высокой траве. Минькины трикотажные шорты и рубашка облепили его, и теперь он казался совсем щуплым. И я наконец сказал то, что должен был сказать:

– Минь… тебе, наверно, незачем лететь. Я и один управлюсь. Как-нибудь вытащу эту ненормальную… А чего рисковать двоим…

И тогда впервые в жизни Минька Порох взорвался, как порох!

– Вот как дам сейчас по шее!

Это он-то даст мне по шее! Хотя и подрос, но все равно он мне лишь до уха и руки как у Буратино. Я засмеялся. И сделалось легче.

Мы выбрались на то место, где зимой приземлялся Локки. Неподалеку торчал обломок стены с остатками штукатурки и полустертыми карандашными буквами: «Вовка ду…»

Уж не обо мне ли это? Может, я и правда «ду…»? Ну, а что делать?

Не лететь? Может, ничего не было?

Минька нагнулся, отлепил от мокрого колена лепестки «Венериного башмачка». Глянул на меня не разгибаясь, улыбнулся.

– Жалко, что еще не созрели семена. Взяли бы с собой.

– Там и без того, наверно, целые рощи…

– Ой… – ласково сказал Минька.

Из сырых стеблей к нам вышел полосатый жираф Алик. Ткнулся губами в Минькины ладони.

Я опять не удивился, хотя ясно уже – не сон.

Минька взял Алика на руки. Глянул на меня опять:

– Ну?

– Будем склеивать кораблики? Или используем один?

– Лучше один, – рассудил Минька (и Алик закивал головой на тонкой шее). – Другой оставим про запас. Мало ли что…

Я взял свой кораблик, приложил его к сырой штукатурке (где «Вовка ду…»). Бумага сразу приклеилась. Я оглянулся.