Полосатый жираф Алик - Крапивин Владислав Петрович - Страница 16

За пляжем начинался отвесный берег – могучие слои ракушечника, спресованного за миллионы лет. Мы отыскали расщелину. Вскарабкались по ней наверх (Сырая Веранда бубнила под нос и похныкивала). Увидели степь под пухлыми белыми облаками. Широченную, до горизонта. А горизонт был такой далекий и громадный! Мы на астероидах отвыкли от земных просторов.

Трава была желтовато-серая, наполовину высохшая. Шелестящая. Ее головки – желтые метелки и шарики с шипами – зацарапали нам ноги.

Из травы торчали редкие высокие камни.

Мы встали кучкой и начали оглядываться.

Над травою, близко от нас, пролетела большая темная птица. Представляете, настоящая живая птица! Не то коршун, не то еще кто-то. Птица летела к мысу, который подымался у входа в бухту.

– Какие там странные скалы, – сказала Аленка. – Будто малыши понаделали куличей из песка.

И правда, желтые скалы были ровной круглой формы. Они стояли, прижимаясь боками друг к другу. А иногда и друг на дружке.

Мы запереглядывались. Потому что многим показалось одно и то же.

– По-моему, это башни, – сказал Минька.

– Похоже на крепость, – согласился Голован.

– Кажется, там амбразуры и бойницы, – добавил Доня, прищурившись.

И только Веранда сказала, что мы ненормальные.

Мы двинулись через шуршащую траву к мысу. Навстречу летел соленый ветерок, трепал матросские воротники.

2.

Да, это была крепость. С круглыми башнями, с треугольными выступами бастионов, с черными глазницами полукруглых амбразур. Когда-то она, видимо, охраняла вход в бухту. Но очень давно. Теперь башни и бастионы стояли заброшенные, это видно было даже издалека. Верхние кромки укреплений развалились, по стенам змеились трещины, в них росли кусты с черными листьями.

Перед крепостью лежала мощеная плитами площадь, она полого подымалась к бастионам. Здесь травы было меньше. Редкие высокие камни торчали на площади, как и в степи. Вокруг камней росли мелкие пыльно-белые цветы.

Сердце у меня колотилось. У других, по-моему, тоже. Доня кашлянул и сказал:

– Если есть крепость, должны быть и люди.

– Были когда-то… – негромко отозвался Голован.

– Ты полагаешь, они все покинули планету?

Голован пожал плечами.

«А может, мы, как и раньше, просто не видим людей? – стучало во мне. – Но птица… Но трава… Они-то живые! И мы их видим»…

Всегда желающий справедливости Кириллка звонко напомнил:

– Но собаки-то должны быть обязательно! Иначе зачем же мы летели!

И навстречу нам стали выходить собаки. Из-за камней, из густой травы у подножия бастионов.

Их было множество! Всякие! Мелкие и крупные, терьеры и овчарки, сеттеры (как Белый Бим!) и узкомордые колли, бульдоги и болонки, пудели и таксы, но больше всего – беспородных псов. Клочкастых, вислоухих, с пыльными шкурами разных расцветок.

Мы обомлели. Десятой части этой песьей стаи хватило бы для того, чтобы сходу сожрать нас без остатка. Бродячие псы – они ведь хищники пострашнее волков.

– Скользящие скафандры! – быстро скомандовал Голован.

Я напряг воображение. Скафандр не получался! То ли с перепугу, то ли от того, что здесь были иные, не астероидные законы. То ли мы забыли какие-то правила.

А еще мы со страху забыли, на какой планете находимся.

Но собаки-то этого не забывали!

Они не стали подбегать к нам. Садились там и тут на плиты. Иногда скребли за ушами. И смотрели на нас желтыми и коричневыми глазами. Между взрослыми псами резвились щенята. Они гонялись друг за другом, опрокидывались на спины и дрыгали лапами. Тонко тяфкали. Но к нам не подбегали.

– Ребята! – опять очень звонко сказал Кириллка. – Вы что? Не бойтесь! Это же некусачие собаки!.. Эй, собаки, идите сюда!

И тогда они побежали к нам! Они тыкались носами нам в животы, лизали наши колени, терлись мордами о наши белые штаны и голландки. Повизгивали и махали хвостами так, что над площадью поднялся ветер и пригибал пыльные цветы.

Две псины – великанский пудель и курчавый терьер прыгали вокруг Веранды и пытались лизнуть ее лицо. Она слабо отмахивалась: «Да ну вас…» А они все равно прыгали.

Минька бесстрашно обнимася с белой остроухой лайкой.

Рыжая большущая дворняга взвалила мне на плечи лапы и дохнула в лицо розовой пастью. В ее глазах были веселые огоньки. Я не удержался и поцеловал псину в мокрый нос.

Из-за мохнатого рыжего уха я увидел нашего Локки. Он сидел на корточках прядом с косматой кавказской овчаркой и что-то говорил ей на ухо. Овчарка внимательно слушала. Потом лизнула коричневую щеку. После этого она взяла Локки за подол и куда-то повела. Я торопливо погладил рыжую дворнягу еще раз и пошел за Локки и овчаркой. Остальные резвились с собаками и не обращали на нас внимания.

Овчарка подвела Локки к похожему на мельничный жернов камню. Из-за него выкатился нам под ноги серый щенок. Наверно, месячного возраста. С толстыми лапками, круглым животом, полувисячими маленькими ушами и веселой мордашкой. Замахал хвостом, похожим на согнуиый мизинец.

Локки взял собачьего малыша на руки и оглянулся на меня.

– Это ц-тот самый щенок. Для нас…

– С чего ты взял?

– Потому что других щенков собаки с нами не отпустят. Не захотят расставаться со своими детенышами. А его маму вчера прибило камнепадом в каком-то ущелье… – Локки потрепал щенка по ушам. – Глупый. Не понимает еще, что мама не придет… – Откуда ты это знаешь-то? – засомневался я.

– Вот она сказала! – Локки посмотрел на свою спутницу-овчарку. Та махнула хвостом.

– Ты умеешь говорить с собаками?!

Локии глянул удивленно и честно.

– А ц-што такого? В нашей стране это многие умеют. По крайней мере, ц-дети…

Я оглянулся и закричал:

– Ребята! Эй, ребята! Идите сюда!

3.

Собаки были не только некусачие и добродушные, но и… деликатные такие. Поиграли с нами, поласкались, но особенно не приставали. И не стали увязываться, когда мы решили пойти внутрь крепости. И щенка нам отдали. Не спорили, не рычали, когда мы взяли его с собой.

Аленка несла щенка на руках. Иногда тыкалась носом в его шерстку. Она дала ему имя Мухтар. Сказала, что когда-нибудь песик вырастет и станет как служебная собака из всем известного кино. А в том, что он «мужского рода», не было ни малейшего сомнения.

«А вырастет ли, если улетит с нами? – подумал я. – Ведь мы-то не растем…» И опять стало тревожно. Вернее, непонятно как-то…

В течение часа мы лазили по крепости. Везде было одинаково. Крутые полуразвалившиеся лестницы, пустые помещения и площадки. Всюду голый камень и только. Лишь в одном бастионе, в нижних капонирах (кажется, так называются камеры для орудий) мы нашли несколько тупорылых пушек. Они были черные, но пахло от них старой медью. А деревянные лафеты (как у наших палубных карронад) почти полностью сгнили.

Коптилка (он же артиллерист!) застрял у одной пушки и принялся колдовать.

Да, здешний мир не очень-то слушался наших фантазий. Бедный Коптилка взмок, его белая голландка прилипла к спине. Но все же за полчаса он сделал орудие новеньким. Брусья лафета стали крепкими и просмоленными, на скобах и кольцах исчезла ржавчина. Ствол заблестел желтой медью (или, может, бронзой).

Коптилка поднатужился еще и соорудил дюжину ядер с начинкой из космической сжатой энергии.

– А зачем? – спросил Минька.

– Мало ли что…

Наш клипер мирно желтел посреди бухты Фляга Морского Бродяги. Вся Фляга была отлично видна из амбразуры. Слоистые обрывы сделались еще более желтыми – здешнее солнце склонялось к вечеру.

Щенок Мухтар присел у новенького орудийного станка и сделал круглую лужицу. Поднимать ногу по-взрослому он пока не научился.

– Бессовестный, – сказала Сырая Веранда. – Убирай вот теперь за ним…

– Он же еще ребенок, – заступился Кириллка.

– Мало ли кто ребенок! Вот Локки, например… Он, что ли, тоже должен так?