Оранжевый портрет с крапинками - Крапивин Владислав Петрович - Страница 34

Он остановился. Быстро взглянул Юле в лицо и опять уставился на ботинки. Десятки разных догадок проскочили в голове у Юли, в том числе и довольно страшные.

Но все оказалось проще.

Проще ли?

– Юля, когда человек самое честное слово дал, а потом нарушил, он предатель?

– Опять ты про свое… – осторожно сказала Юля.

– Нет, ты ответь.

– Ну… вообще-то это нехорошо. Но как я могу сказать точно? Я же не знаю, в чем дело…

– Хоть в чем, – отрезал он. – Ты сама понимаешь, что это предательство.

– Фаддейка, – шепотом спросила она, – а как это с тобой получилось? Ты уж расскажи…

Она думала: ему надо рассказать, чтобы меньше мучиться. Но Фаддейка возмущенно фыркнул:

– Со мной! Со мной это не получилось. – И сказал тише: – Но я не знаю, как быть.

Юля молча ждала.

– Я слово дал, а теперь понимаю, что зря. А что делать? От него может кто-нибудь освободить?

– От слова? Тот, кому ты его дал.

– Да… а если сам себе! Разве сам себя могу?

"Нет, самому нельзя, – подумала Юля. – Это было бы слишком просто". И вздохнула.

– Но ведь кто-то может, – шепотом сказал Фаддейка. – Лучший друг может?

– Лучший друг… наверно, да.

Он взял ее за руку, как тогда на ночном берегу, в первый вечер знакомства. Как братишка. И сказал со спокойным вздохом:

– Тогда хорошо.

Теплея от благодарности к Фаддейке, и боясь за него, и радуясь, что есть он вот такой на свете, Юля проговорила:

– Но ведь я… но ведь друг, чтобы освободить от слова, должен знать, про что оно.

Он ковырнул ботинком нашлепку грязи на доске тротуара.

– Я дал слово, что не буду встречаться с одним человеком. Никогда в жизни. Потому что он меня бросил… когда я маленький был…

Обо всем догадавшись, Юля сказала негромко:

– Это бывает. Сперва решил что-нибудь, а потом понимаешь, что поспешил…

– Я не спешил. Я долго думал… Но сейчас опять думаю. Я ведь ничего про него не знаю. Может, он не виноват… Он теперь меня ищет. Вдруг ему плохо, а я… ну, я не знаю…

– Я понимаю, – сказала Юля.

Он глянул с сомненьем: понимает ли? И проговорил насупленно:

– На свете столько людей, которым плохо. А если еще одному… Сперва кажется, что пустяк. А потом – колокола…

"Какие колокола?" – хотела спросить Юля. Но смолчала. Ей вдруг показалось, что Фаддейка может заплакать. Она быстро сказала:

– Конечно, я освобождаю тебя от твоего честного слова.

Фаддейка глянул на нее хмуро и требовательно:

– Так быстро нельзя. Это надо серьезно. Ты должна подумать и все решить.

– Хорошо, я подумаю.

– Я тебе все расскажу, и ты решишь. Ладно? Можно ведь и не сегодня. У нас ведь еще будет время…

…Фа-Тамир устало проговорил:

– Все осталось… И мы, и пески. И колокола… Вы слышали, князь, старую сказку, что иногда они звонят сами собой? То ли в предвестии новых бед, то ли в память о ком-то…

Урата-Хал промолчал. Или не расслышал, или обдумывал ответ. Но полковник легкой конницы Дах, безмолвно слушавший беседу начальников, вдруг сказал:

– Простите меня, маршал, простите, князь, но я должен сообщить то, о чем не решался говорить раньше… Колоколов нет.

– Как нет? – Князь тауринов недоуменно вскинул голову. – Их сняли? Где и сколько? Кто?

– Неужели кто-то решился нарушить обычай? – сумрачно спросил Фа-Тамир. – Тогда и другие запреты будут развеяны, как песок…

– Их не сняли. Их нет вместе с башнями и арками…

– Говори яснее, Дах, – нахмурился Фа-Тамир. И ощутил, как сбилось с ритма сердце. Будто конь оступился.

– Мы хотели похоронить Хоту-Змейку у подножья двойной башни, прозванной "Брат и сестра". Ее колокол на рассвете всегда блестел, как звезда… Мы не увидели башни. Место, где она стояла раньше, нашли по трем высохшим деревьям, но от башни не было и следа. Ни фундамента, ни даже камня. Только песок.

– Вы ошиблись местом, полковник, – сказал Фа-Тамир.

– Когда возвращались к Стану, я приказал держать на холм с каменными столбами, где висели три колокола. Их тоже нет… Я бросил в пески полсотни всадников, они к середине дня вернулись в смущении. На всем пространстве, что успели они обскакать, не жалея коней, нет ни одного колокола. И словно не было никогда… То же говорят кормчие двух лодок. Не видя привычных знаков, они заплутали в песках…

Урата-Хал покачал головой, бросил повод и скрестил на груди руки.

Фа-Тамир сказал:

– Еще одна загадка нашего мира. Это смутит многие умы.

Вождь тауринов усмехнулся:

– Только не их… – Он показал на гребень стены, где четверо мальчишек весело спорили и смеялись, готовясь отпустить еще один шар.

Они отпустили его.

Шар – большой, ярко-оранжевый – проплыл над всадниками. На нем было нарисовано смеющееся лицо с прищуренным глазом и крупными темными веснушками.

Кони стали. Всадники, запрокинув коричневые лица, смотрели, как шар уходит в непривычно посветлевшее небо…

– У нас ведь еще будет время, – сказал Фаддейка.

"А правда, у нас еще будет время!" – радостно подумала Юля. Фаддейки дергал ее за левую руку, правой она сдернула с него вязаный колпачок и растрепала его апельсиново-морковные кудри. Тогда он заулыбался и сказал:

– А про песню не забудь. Сегодня же споешь.

– Ох, ну какая я певица?.. Да ладно, ладно, попробую.

Они зашагали к калитке, и почти сразу Юля услышала, что кто-то идет по пустой улице следом – большой и осторожный. Оглянулась.

Золотисто-оранжевый конь шел за ними в пяти шагах. Мягко ставил копыта на гибкие доски тротуара.

1985 г.