Наследники (Путь в архипелаге) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 8

В тех случаях, когда родителей или «заменяющих лиц» на месте не оказывалось, инструкция теряла свою четкость. Вроде бы полагалось «при отсутствии других возможностей и в порядке исключения» передать беглеца школе. Но начальством такой вариант не одобрялся, это во-первых. А во-вторых, школы обычно ссылались на свои инструкции (или наоборот, на отсутствие таковых), и все зависело от того, кто окажется упрямее: сотрудник милиции или директор школы.

Сейчас, однако, «отсутствие других возможностей» было явным, и Михаил сказал Мартышонку:

– Делать нечего, пошли к любимым наставникам.

В школе все пошло по знакомому сценарию. Оказалось, конечно, что директрисы «сегодня не будет, она на семинаре». Отыскали завуча первой смены. Та воззрилась на Мартышонка, будто на разносчика сибирской язвы, и сказала давно знакомую Михаилу фразу – первую, необдуманную и потому самую искреннюю:

– А зачем он нам нужен?

И Михаил, привыкший к таким беседам, особенно в интернатах, ответил тоже привычно (за что не раз на него писали жалобы):

– Он вам, разумеется, не нужен. Как и вы ему. Но он же не виноват, что судьба дала ему вас в наставники.

– А мы чем виноваты? – сразу взъелась завуч. Была она еще молодая, но уже замотанная и злая.

– Тем, что пошли в педвуз, – вздохнул Михаил.

– Рассуждать все хороши! Вас бы на наше место!

– А вас на мое. Вот я бы посмотрел, – невозмутимо сказал Михаил. И, чувствуя, как от него пахнет мокрым казенным сукном и раскисшими сапогами, сел к столу. Достал из сумки заранее заполненную бумагу – «Акт о передаче несовершеннолетнего…»

– Простите, ваша фамилия?

– Это еще зачем? – вскинулась завуч.

– Положено. Кому я передаю мальчика…

– Да никого я не приму! С какой стати? Чтобы он опять терроризировал всю школу?

Мартышонок, который терроризировал всю школу, тихо повозился на стуле в углу директорского кабинета.

– Тогда что вы предлагаете? – невыразительным голосом спросил Михаил.

– Да ничего! Почему вы его нам-то привели?

– А куда? К себе домой?

– К нему домой! У него, в конце концов, мать есть!

– Есть. Но она сейчас в отъезде и вернется вечером. Это во-первых. Да и в бега он ударился на этот раз не от матери, а из школы, с продленки. От воспитательницы Маргариты Витальевны Бабкиной. Логично было бы ей и получить мальчика обратно.

– Бабкина будет на работе после часу!

– Вот видите. Куда же я его дену, кроме вас?

– Да куда хотите. В спецшколу!

Михаил скучно и подробно разъяснил:

– Чтобы отправить ребенка в спецшколу, нужно постановление комиссии, нужна путевка. Вы это знаете не хуже меня. Я таких вопросов не решаю. Я – эвакуатор. Точнее – дежурный по режиму детского приемника-распределителя, так сейчас эта должность называется. Но старое название – «эвакуатор» – ближе к сути… Моя задача – доставить несовершеннолетнего и оформить соответствующие документы. Первое я сделал. Второе должен сделать вместе с вами… А вы даже назвать себя не хотите.

– Я все равно ничего не буду подписывать! Я просто не имею права, на это директор есть!

– Директора как раз нет. В этом случае завуч его замещает.

– Кто вам сказал?!

Михаил медленно посмотрел на нее, пожал плечами, подвинул к себе акт и нацелился ручкой в графу «Примечания».

– Что вы собираетесь писать? – нервно спросила завуч.

– Отношение. Об отказе должностного лица принять ребенка в подведомственное ему учреждение. Вы подпишете, что отказались, и будем считать…

– Я же сказала: ничего не подпишу!

– Вот тут вы ошибаетесь, – веско произнес Михаил. – Одно из двух подписать придется: или прием, или отказ. Вы говорите с сотрудником органов внутренних дел. Я действую по инструкции, так что попрошу и вас…

Он увидел, что завуч не только злится, но и напугана.

– Но я же правда не могу! Товарищ… э… милиционер. У вас инструкция, а мне… Клавдия Геннадьевна мне голову оторвет, если я без нее…

– Видите ли… э… так и не знаю вашего имени-отчества…

– Тамара Павловна! – тоном проклятия сообщила она.

– Благодарю вас… – Спина у Михаила почти перестала болеть, и он чувствовал себя гораздо лучше. – Видите ли, Тамара Павловна, судьба вашей головы, при всей ее важности, за пределами интересов МВД. Это сфера Минпроса. Меня же (уж простите великодушно) больше беспокоит моя голова. Именно на нее посыплются громы и молнии, если я…

– Давайте так, – перебила его Тамара Павловна. – Подписывать акты я действительно не уполномочена. Я завучем первый год и в этом не разбираюсь… Я заберу у вас этого…

– Э… Мартюшова, – сказал Михаил.

– Да. Отправлю его пока на уроки, потом сдам на продленку, Бабкина сообщит матери… А Клавдия Геннадьевна обещала сегодня все же заскочить в школу. К двум часам…

– Это что, я полдня должен ждать ее?

– Но у вас же есть второй… подопечный. Пока отведите его… – Она увидела, что Михаил заколебался, и добавила решительно: – Это все, что я могу предложить.

Ни правила, ни здравый смысл принимать предложение завуча не позволяли. А что, если эта Клавдия Геннадьевна окажется дамой юридически подкованной, учует зыбкость инструкции и усмотрит в действиях эвакуатора больше нахальства, чем законности? Или еще хуже – Мартышонок рванет до ее прихода?.. Но, с другой стороны, куда он рванет, если почти спит на стуле? Тряская ночь в вагоне и недавние приключения измотали его. Да и куртку запрут в раздевалке.

– Тошка, иди сюда, – сказал Михаил.

Мартышонок встряхнулся, помигал, послушно подошел. Штаны уже не съезжали: пуговиц, конечно, не было, но ремешок Михаил, когда вошли в школу, отдал. Мартышонок потупился, переступил.

– Тошка, будь человеком, а? – тихо попросил Михаил. Это можно было понимать по-всякому: и «будь человеком вообще», и «будь человеком, не драпай, по крайней мере пока не подписан акт». Мартышонок посопел и вдруг полушепотом отозвался:

– Дядя Миша, вы на меня не злитесь, ладно?

– Тошка, за что? – не сказал, а охнул Михаил.

– Ну… как я ругался в бункере.

– Да ладно… Ты тоже не сердись. За пуговицы…

Михаил виновато взлохматил ему голову. Виновато – потому что еще несколько секунд назад думал о дурацких бумагах, а не о самом Мартышонке. Он посмотрел на Тамару Павловну.

– Вы его сначала не на уроки, а в буфет отведите, он с вечера не ел…

Мартышонок расслабленно вздыхал. Нет, сегодня он не сбежит, подумал Михаил. И еще несколько дней. И может, месяц. Но в конце концов убежит опять. Потому что ничего его не держит дома, в заплеванной комнате, где всегда полно чужих мужиков, и в этой показательной школе, где он прыщ, болячка и несчастье педагогов. Что ему делать в школе, если, дотянув до четвертого класса, он читает по складам и просто-напросто не в силах сладить с учебниками? А воздухом бродячей жизни, прокуренного бункера, гулких ночных электричек, компаний с вожаками-уголовниками и детприемников он пропитан уже насквозь. Только там он чувствует себя своим… И где найти для Мартышонка школу, дом? Михаил не знал. И не знал тех, кто знает. Тысячи толстых книг, написанные педагогами за многие века, в случае с Мартышонком годились только для… Впрочем, ладно… Михаил встал.

– К двум часам я вернусь… Со вторым подопечным, надеюсь, не будет хлопот: я веду его не в школу, а к маме. – Он сказал это не столько для Тамары Павловны, сколько для Димки, который томился на стуле в ожидании своей судьбы.

Димкина мать была бухгалтершей в каком-то управлении «Облстройремпром и т. д.». Ее вызвали в пыльный, пахнувший старым картоном вестибюль. Лет тридцати пяти, в меру крашенная, в меру интеллигентная и достаточно встревоженная историей с сыном, Димкина мама коротко попричитала над ним («Что же ты надумал это, а? Глупый ты мой! Сколько людей на ноги поднял…»). Потом, сдержанно всхлипывая, поблагодарила Михаила, расписалась, где надо. Вопросительно глянула мокрыми глазами:

– А… что еще?