Наследники (Путь в архипелаге) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 60

К черту! Он будто захлопнул в себе дверь – и перед жалостью, и перед памятью! И стал повторять строки о парусах.

Эти строки и в школе не отпускали Егора. И потому он остался равнодушным к настороженно-сочувствующим взглядам (знали, наверно, уже про отца; даже Классная Роза не прицепилась из-за прогула, чуткость проявляет). Тишина и отрешенность ограждали Егора от всего на свете. И в этой тишине… ага, в ней словно стучали иногда медные шестеренки хронометра!

– Петров, ты мечтать будешь или решать задачу? У кого еще последняя задача не решена?

«Еще не решена последняя задача… Хронометр мой стучит… как сердце… в тишине…»

Загадка еще не решена…

На перемене подлетел Ваня.

– Принес?

– Что? – растерялся Егор.

– Книгу, «Спартака». Помнишь, я говорил, что Веник его перечитать хочет, а ты сказал, что у тебя есть…

– Ой, Ванька… Какая же я скотина. Вылетело из головы.

– Ну, ничего. Мама ему послезавтра передачу понесет. Не забудь.

– Не забуду. Я ему письмо напишу… А в палату все еще не пускают?

– Ага. Карантин… А Венику уже ходить разрешили… А ты можешь сегодня к нам прийти? Книгу бы принес и так… Мама спрашивала, чего не заходишь…

«Мама спрашивала»… Они жалеют его или правда не понимают его вины?

И вина эта снова подступила к сердцу. Как холод, когда по пологому дну входишь в непрогретую воду…

Конечно, это было уже не то, что в первые дни. Потому что Венька жив! Но холод еще не раз будет вот так подыматься в груди, никуда не денешься. Теперь Егор это понимал.

– Алло!.. Гай, это ты?

– Я, Егорушка, я…

– А ты чего… кислый такой?

– Да так. Заботы всякие…

– Ася? – прямо спросил Егор.

– Да нет, там все в порядке, – отозвался Михаил, но как-то вяло.

Егору хотелось ясности. И он знал, что излишняя деликатность иногда не на пользу делу. К тому же ощущение собственной вины толкало его мысли в одном направлении.

– Она тянет резину, потому что чувствует себя виноватой. Вот.

– Чего-чего? – сказал Михаил мягко, но зловеще.

– А я не боюсь, не стукнешь… Она думает, что виновата, потому что тогда, первый раз, вышла не за тебя. И теперь мается…

Михаил сказал просто, без досады, только устало:

– Чепуха, никто там не виноват. Или оба одинаково… И вообще не в том дело. У меня другие заботы, здесь.

– Ты правда уволился?

– Увольняюсь.

– Допекли?

– Нет. Просто на старости лет пришел к простому выводу.

– К какому это еще?

– Сколько можно перевоспитывать пацанов? Может, все-таки лучше с самого начала заниматься нормальным воспитанием? Так, чтобы потом переделывать их не надо было.

– В школу пойдешь?

– Может быть… Хотя, по правде говоря, страшно. Дамский коллектив, и в нем все вроде ваших классных роз…

– Если не в школу, то куда?

– В газету зовут. Если на журфак перейду в университете… Буду потрясать основы педагогики публицистической кувалдой

– Тебе не привыкать.

– Ага… Директриса Зеленолужского детского дома грозилась на меня в суд подать. За клевету.

– Ну… и что?

– Не успела. Против самой начали следствие. За воровство и рукоприкладство. В местном районо истерика…

– Кстати, о педагогике, – сказал Егор. – Витек-то как?

– Да ничего… существует. Мать в письме попросила, чтобы еще у нас пожил. Ну и живет.

– Нормально?

– Да ничего, – опять сказал Михаил. – Только ворует помаленьку…

– Как? – опешил Егор.

– А ты чего хотел? Он этим с грудного возраста грешил. Думаешь, легко отвыкнуть?.. Ну, да учительница у него понимающая, не чета некоторым. Мало-помалу перевоспитываем с двух сторон…

Егор подавленно молчал.

– Не расстраивайся, – усмехнулся Михаил. – Вообще-то он хороший парнишка. По дому помогает, со мной нянчится, если захандрю. С сестрицей моей Галиной Юрьевной весьма подружился… Кстати, упомянутая Галина Юрьевна с интригующим видом задает тебе вопрос: держишь ли слово?.. Что у вас за тайна?

– А?.. – растерялся Егор. Потом сообразил: – Ой, про это… Да я и забыл. Скажи – держу.

Он и в самом деле не курил с того новогоднего вечера. В Среднекамске держался, а потом и вообще не вспоминал о сигаретах. Беда с Венькой словно отшибла все желания.

– Ч-черт, – с досадой сказал Егор. – Лучше бы она не напоминала. Опять захочется.

– О чем речь-то?

Егор не стал напускать туману, честно сказал, о чем речь.

– И не прикидывайся, будто ничего не знал. Ты всегда все про меня знаешь. Как в досье… – вредным голосом добавил он.

– Ты меня переоцениваешь, все я знать не могу… Так, кое-что. Потому что я за тебя беспокоюсь, балда ты…

– Сам… Значит, и про отца уже знаешь? – морщась, спросил Егор.

– Про… Виктора Романовича? Нет… Что с ним?

Егор сумрачно рассказал. Михаил, кажется, смутился.

– Откуда же я мог это знать… Хотя, честно говоря, ожидать следовало. Ты сам-то разве этого не понимал?

– Может, и понимал… А что я мог сделать?

– Не знаю… Главное, что ты будешь делать теперь.

– Не понял. Ты о чем?

– Я к тому, что труднее жить будет.

– А может, легче? – зло сказал Егор. И кажется, попал в точку. Впервые переиграл в споре Михаила.

Тот отозвался растерянно:

– Да… в чем-то ты прав.

Егор-насупленно признался:

– Вчера отец сказал: «Можешь теперь менять фамилию».

– А ты?

Егор сказал и о своем ответе. И о своих сомнениях. И спросил напрямик, что об этом думает Гай.

Но тот ответил, что советы давать легко, а решать такие вопросы человек должен сам. И главное – не рубить с плеча.

– Мудр ты, как сто Сократов, – проворчал Егор. – А толку от твоей мудрости…

– От чужой мудрости всегда толку мало… если своей дефицит.

– Гран мерси за комплимент.

– Не обижайся… Егор, я вот про что. Тебе бы хватит терзаться всякими сомнениями, пора бы дело найти. Ну, посуди сам: чем ты сейчас занят? Нельзя же так… растительно существовать. Смысл-то надо какой-то приобретать в жизни. Ищи давай… самого себя.

– Ай-яй-яй. Сборник проповедей о смысле жизни. Том двадцать второй, глава семьдесят третья…

– Я знаю, что казенно выражаюсь… Но черт возьми, ты же понимаешь, о чем я!

– А я нашел… смысл, интерес и стержень, – вдруг брякнул Егор. Вдохновенно.

– М-м?

– Ага!

– Подробнее можешь?

– Могу… Завтра я иду на занятия литературной студии, руководимой писателем Наклоновым. Во мне прорезался талант.

– Че-во? – откровенно усомнился двоюродный братец.

– А что? Я, по-твоему, совсем бездарен?

– Стихи, что ли, сочинил? А ну, прочитай!

– Фиг! – испуганно сказал Егор. Потом приободрился: – Вот окрепнет талант, тогда… И заодно проблемы решатся…

– Какие?

– С фамилией. Стану печататься, можно будет двойную фамилию взять. Писателям разрешается. Петров-Нечаев…

Михаил не уловил ни горькой нотки, ни юмора. Ответил серьезно:

– Дитя ты еще…

– Ага… Миш! Капитан-лейтенант Егор Алабышев – правда выдуманный персонаж?

– Егор… В чем дело?

– Какое… дело?

– Ты зачем идешь в литературную студию?

– Надо.

– Егор…

– Пока, – с ноткой веселого злорадства сказал Егор. – Потом позвоню еще. – И положил трубку. Пошел в комнату и достал блокнот с «Крузенштерном» на корочке.

Те мысли, что перебил в Среднекамске телефонный звонок, те, что были забыты после несчастья с Венькой, теперь все чаще всплывали снова. Беспокойные. С предчувствием тайны и боя.

Егор торопливо записал придуманные сегодня восемь строк под тем стихотворением: «Когда Земля еще вся тайнами дышала…» Его стихи были как продолжение стихов Толика.