Нарисованные герои - Крапивин Владислав Петрович - Страница 18

Впрочем, это уже из другого рассказа. Он должен был называться «Путешествие будет опасным» – под таким названием шел тогда на советских экранах американский вестерн «Дилижанс».

Путешественники не плачут. Игорёк это знал. И он крепился. Он сдерживался, пока была хоть капелька надежды, что его возьмут. Но ему снова сказали

– Нет.

И он заплакал. Потому что было уже все равно.

Этого никто не заметил сразу. Он просто отвернулся. Но скоро его о чем-то спросили, а он не ответил. И тут увидели, что его худые лопатки тихо вздрагивают под новой сиреневой футболкой.

Тогда ему сказали:

– Ну… черт с тобой.

Еще ему сказали, чтобы он не хныкал, если будет солоно в пути. И пусть не рассчитывает на поблажки.

Боже мой, разве он хотел поблажек!

Он повернулся. Он ждал только слова, чтобы помчаться за рюкзаком.

Сергей никогда не думал, что слезы на мальчишечьих щеках могут высыхать так быстро…

Третий недописанный рассказ, который должен был стать последней частью повести, назывался по-разному: «Три патрона», «Последний патрон» или просто «Патрон».

Для соединения с предыдущими эпизодами нужна была сюжетная вставка. В ней следовало объяснить, для чего и как Игорёк и Сергей оказались вдвоем на лесистом берегу реки, вдали от жилья, в двадцати километрах от лагеря экспедиции. В общем, как-то оказались. И возвращались в лагерь вдоль реки. Берег местами был болотистый. Сергей вытаскивая из жижи ноги, уперся в корягу прикладом малокалиберной винтовки. Винтовка оказалась заряженной. (Из рассказов таежных людей я знал, что такие случаи бывают несмотря на всяческие предосторожности). Пуля попала Сергею в плечо…

Сергей сперва крепился: рана, мол, неопасная, дойду. Но скоро ослабел. Они забрались на приткнувшуюся к берегу баржу. С нее было легче сигналить лодкам или крупным судам, которые ходили по реке.

Несколько лет назад моторист буксирного катера по неопытности посадил пустую баржу на мель. Сам он снять ее не мог, а пока пришла помощь, спала вода и баржа оказалась на песчаном острове. Там она и осталась, чтобы рассыхаться на солнце и давать приют случайным путешественникам в маленькой кормовой каюте.

Сейчас баржа снова была окружена водой. Она стояла на отмели, и от берега ее отделяла протока. Течение нагнало в протоку обрывки плотов и отдельные бревна, которые сгрудились там так плотно, что до баржи по ним можно было добраться как по мосту…

Игорёк, как умел, перевязал Сергею плечо с нестрашной на вид ранкой (круглая дырка, из которой иногда толчками выкатывались красные ягоды-капли). Помог лечь на топчан. Поспешил на палубу, чтобы покричать и помахать тем, кто будет проплывать мимо. Проплыла лишь одна моторка. Далеко. Люди на ней не обратили на мальчишку внимания. Или не поняли, что у него беда. Чтобы сильнее привлечь их внимание, Игорёк зарядил винтовку и пальнул в воздух. Но малокалиберка щелкнула совсем негромко – словно треснул в лесу сучок. Игорёк вставил новый патрон, но сообразил – это последний. С досадой отбросил винтовку. Она стукнула о палубу, подскочила и упала с борта. Сначала на плоты, затем скользнула между бревен в воду…

Игорька не очень огорчила потеря. По сравнению с бедой Сергея это был пустяк. В конце концов, дикие звери нападут едва ли, а вот что будет с Сергеем…

Тот был в забытьи – то ли дремал, то ли потерял сознание.

Игорь опять выбрался на палубу, потом на берег. Набрал сушняка, сложил на палубе костер. В сумерках разожжет его. Должен же кто-то заметить! Он действовал почти автоматически, изо всех сил скрутив в себе страх и отчаянье. Нельзя было ни бояться, ни впадать в панику. Иначе… Но думать про «иначе» он себе тоже не разрешал.

А несчастья сыпались одно за другим. Оказалось, что спички в кармане Сергея намокли, когда он провалился между бревнами, пробираясь на баржу. Оставалось сигналить с баржи слабым фонариком. Но и фонарик не включился. В лучах закатного солнца Игорёк разглядел, что в крохотной лампочке лопнул волосок.

Если бы сохранился хоть один патрон! Можно было бы вытащить пулю, высыпать порох, осторожно раздавить лампочку, соединить волосок, сунуть в порох, нажать выключатель. Вольфрамовые усики загорятся на миг, порох тоже…

Такой способ добывания огня (испытанный мною на практике) я позже описал в повести «Та сторона где ветер». Но там у маленького Ильки изначально был патрон. У Игорька не было. Его следовало добыть со дна реки вместе с винтовкой.

Рассказывая, как Игорёк нырял за винтовкой, я отчетливо помнил, как в детстве сам плавал под плотами (дурацкая романтика пуще страха) и как однажды застрял там в проволоке. Но для меня и моих приятелей это было не больше, чем мальчишечьей дурью, а для Игорька – преодолением…

И он нырял, нырял. Последний раз – уже в глухих сумерках…

Он нырнул и сразу услышал толчки легкого дребезжащего звука. Сперва Игорёк подумал, что это кровь звенит в ушах. Но звук был слишком равномерный и далекий. Игорёк понял: «Двигатель. Пароход». Он отчаянно заторопился. Он знал, что, если пропустит пароход, почти не останется надежды помочь Сергею до утра. Если и остановит какую-то лодку, там ведь не окажется врача. А на пассажирском судне врач наверняка есть…

Несколькими гребками Игорёк растолкал черную тяжелую воду и нащупал уже знакомое бревно с острой проволокой. Потом дал течению протолкнуть себя еще на метр и ухватился за скобу.

Игорьку казалось, что он нырнул уже не пятый, а сотый раз. Он нащупывал знакомые проволочные петли, а длинный крючковатый сучок обрадовал его, словно чем-то мог помочь. «Ты здесь? – мысленно сказал ему Игорёк. – Ну, сиди».

Он успел нащупать ногами приклад винтовки еще до того, как кровь стала колотить в голову резиновым молотком. Но прежде, чем Игорёк вытащил винтовку из щели, ему пришлось выпустить из легких воздух. Теперь он не слышал шума пароходной машины. Он слышал свое сердце, каждый толчок которого отдавался в ушах гулким двойным ударом. Уцепившись пальцами ног за проволоку, Игорёк перевернулся и рванул приклад. Винтовка выскочила из щели.

Игорёк знал, что одной рукой он не выгребет из-под плота против течения, не одолеет проклятые три метра. И он стал двигаться к краю плота, перехватывая бревна левой рукой, в правой он держал винтовку. Прошло уже секунд сорок, как он был под водой.

Вода не пускала. Мягко, но настойчиво она толкала Игорька назад, в путаницу проволоки и вставших торчком бревен, под непробиваемую крышу, туда, где нет ни единого пузырька воздуха, где, наверно, даже рыбы задохнулись бы под черной неумолимой тяжестью.

Игорёк рвался к воздуху. Со скользких бревен срывалась рука. Он извивался всем телом, дергал ногами, чтобы скорей, скорей выбраться из-под плотов. Воздух был совсем близко, над головой, над бревнами. Его там было очень много, полный купол неба, до самых звезд…

Снова на пути оказалась проволока, которая помешала ему первый раз и которую он благополучно миновал во второй, третий, четвертый… Игорёк понял, что сейчас нужно бросить винтовку. Грудь и горло сдавили тугие обручи. Стало красно в глазах, словно он смотрел на солнце сквозь закрытые веки. Нужно было бросить винтовку и двумя гребками выскочить на поверхность. Иначе сейчас придется открыть рот и вдохнуть тяжелую, как ртуть, воду.

Игорёк не отпустил винтовку. Он даже сейчас помнил, что тогда придется нырять еще раз, а это он не сможет. Игорёк крикнул. Крикнул отчаянно и молча, не разжав губ. И это его отчаяние отвоевало у воды еще две секунды…

Потом он сделал все, что было задумано. Порох, фонарик, взлетевшее пламя, затрещавший на палубе костер… Пароход приближался…

Со стороны могло показаться, что мальчик дразнит широкой курткой огонь, как матадоры дразнят плащами разъяренных быков. Оранжевые блики падали на черную воду, отмеряя неравномерные взмахи: три коротких, три длинных, три коротких… Три точки, три тире, три точки. S… O… S… Это был сигнал, увидев который, ни одно судно не пройдет мимо…