Мушкетер и фея - Крапивин Владислав Петрович - Страница 14

Он зажмурился и пошевелил языком, словно пробовал на вкус удивительное слово. Потом повернулся и независимо зашагал по краю обрыва.

Саня Волков смотрел вслед непонятному Джонни.

Тот шел, сунув кулаки в безнадежно растянутые карманы матроски. Матроска от этого натянулась на спине, и худые Джоннины лопатки торчали под ней, как маленькие прорастающие крылья. А воротник мотался на ветру. И желтые волосы Джонни полыхали на ветру и солнце, как протуберанцы.

И вся улица слышала веселую песню, которую свистел Джонни.

Потому что жизнь была прекрасна. И она еще только начиналась. Впереди были сотни и тысячи встреч с разными загадками и приключениями. Встретятся, наверное, и настоящие крокодилы.

Мушкетер и фея

– Евгений! – сказал отец, нервно похрустывая пальцами. – Я пришел к выводу, что воспитывал тебя неправильно.

Третьеклассник Воробьев сидел с ногами в кресле и укрывался за пухлой растрепанной книгой. В ответ он слегка приподнял плечо. Это означало вопрос: «Что случилось?»

– Да! – продолжал отец. – Когда ты бывал виноват (а это случалось нередко), я ограничивался беседами. Теперь я понял, что тебя следовало попросту драть.

– Еще не поздно, – подала голос из своей комнаты двоюродная сестра Вера Сергеевна.

Необдуманную реплику Джонки оставил без внимания, а на отца поднял из-за книги левый глаз. С едва заметным любопытством.

– Совершенно верно, еще не поздно, – сурово и взволнованно произнес отец. – И очевидно, в ближайшее время я этим займусь.

– Как это? – рассеянно поинтересовался сын, снова исчезая за книгой.

– Что значит «как это»? – слегка растерялся родитель. – Ты что, не знаешь, как это делается?

Сын пожал плечами:

– Ты же сам сказал, что раньше только беседовал. Откуда мне знать?

– Хм! Откуда… Хотя бы из художественной литературы. Ты читаешь дни и ночи напролет. Даже когда разговариваешь с отцом.

– Про такую ерунду я не читаю, – гордо сказал Джонни.

– Положи книгу! – тонким голосом потребовал отец. – Или я… немедленно выполню свое обещание.

Джонни отложил пухлый том. Обнял согнутые у подбородка колени.

– Папа, – сказал он снисходительно, – ничего ты не выполнишь.

– Это почему?

– Ну, во-первых, ты культурный человек… Во-вторых, ты не знаешь, как я бегаю. А тебя в ваших рес… рев… рес-таврационных мастерских ругали на собрании, потому что не хочешь сдавать нормы ГТО. Ты сам говорил.

– Не твое дело, за что меня ругали, – уязвленно откликнулся отец. – А бегать за тобой я не собираюсь. Побегаешь и сам вернешься.

– Конечно, – вежливо согласился Женька. – Но к тому времени ты остынешь и поймешь, что я ни в чем не виноват.

Отец скрестил руки и в упор глянул на сына. Потом протянул почти ласково:

– Ах, не виноват…

– А что я сделал?

– Ты?.. Сделал?.. Твое поведение!.. О тебе ходят легенды! Ты позволяешь себе черт знает что… А сегодня? Как ты разговаривал с учительницей!

– Как?

– Ты посмел сказать ей «Не ваше дело»!

Джонни вздохнул:

– Не так, папа. Я сказал: «Извините, но мои волосы – это мое дело».

– Вот-вот! Ты считаешь, что имеешь право так разговаривать с учителями?

– А чего ей надо от моих волос? Даже директор ничего не говорит, а она цепляется!

– «Цепляется»!

– Ну, придирается. Каждый день.

– Потому что твоя прическа ужасна! Ты, наверно, считаешь, что чем длиннее волосы, тем больше геройства? А на самом деле – сначала космы до плеч, потом сигарета в зубах, потом выпивка в подъезде…

– Потом кража, потом колония… – подхватил Джонни. – Это самое Инна Матвеевна и говорила.

– И совершенно справедливо!

– И совершенно глупо, – грустно сказал Джонни.

– Ну, знаешь ли!.. – взвинтился отец, но вспомнил, видимо, что сын считает его культурным человеком. Подумал и сдержанно попросил: – Хорошо, тогда объясни, зачем тебе твои растрепанные локоны?

– Пожалуйста, – так же сдержанно откликнулся Джонни. – В каникулы будет Неделя детской книги. В Доме пионеров готовят карнавал книжных героев. Я хочу, чтобы у меня был костюм мушкетера. А кто видел мушкетеров со стриженым затылком?

Отец растерянно поскреб подбородок.

– Д-да? Ну… а почему ты не рассказал это Инне Матвеевне?

– Папа… – со вздохом сказал Джонни. – Подумай сам. Что можно объяснить рассерженной женщине?

Это заявление слегка обескуражило Воробьева-старшего. А пока он размышлял, из коридора донесся голос Джонниной мамы:

– Валерий! Иди сюда.

Джоннин папа растерянно глянул на сына и вышел в коридор.

– Валерий! – сказала мама. – Сколько раз я просила не ставить грязную обувь на чистый половик?

– Я не ставил, – мягко ответил папа. – Я только…

– Значит, это я поставила сюда твои ботинки?

– Во-первых, они не грязные, а во-вторых…

– А во-вторых, мне надоело. Я тысячу раз…

Джонни встал и деликатно прикрыл дверь. Он считал неприличным слушать родительские споры. Голоса сделались глуше, и можно было разобрать лишь отдельные фразы:

– Но я же пытаюсь объяснить…

– Мне нужны не объяснения, а чистота…

Потом папа с мамой удалились на кухню…

Через десять минут отец, слегка взволнованный и порозовевший, вернулся в комнату. Кажется, он готов был кое в чем согласиться с сыном. Но сына не было. В опустевшем кресле валялась книга с тремя скрещенными шпагами на облезлом переплете.

Пока родители выясняли вопрос о ботинках, Джонни оделся и ушел на прогулку.

Был ранний вечер – такое время, когда еще не очень темно и лишь кое-где зажигаются огоньки.

Стояла середина марта. Недавно звенели оттепели, а сегодня вернулась зима. Но была она не суровая. Падал щекочущий снежок. Он ложился на подстывшие лужи, на застекленевшие веточки. Джонни медленно шагал вдоль палисадников, ловил языком мохнатые снежинки и мечтал.

Одинокие прогулки Джонки полюбил недавно – с той поры, когда встретил прекрасную незнакомку.

Это случилось в конце февраля. Тоже был вечер, только не такой, а холодный и неуютный. С ветром и колючим снегом. Настроение у Джонни тоже было неуютное и колючее. На последнем уроке он поспорил с Инной Матвеевной, и она в его дневнике написала длинное обращение к родителям. Все это было ужасно несправедливо. Неприятностей Джонни не боялся: родители все равно забывали смотреть его дневник. Но обида грызла Джоннино сердце. Обида требовала выхода. И Джонни сумрачно обрадовался, когда впереди различил фигурку в курточке с меховым воротником и вязаной шапке с белым шариком на макушке.

В такой курточке и шапке ходил Витька Шпаньков по прозвищу Шпуня.

«Та-ак», – сказал про себя Джонни и переложил боевой портфель из левой руки в правую. Шпуня был один из младших адъютантов небезызвестного Тольки Самохина, с которым Джонни и его друзья не ладили с давних пор. Кроме того, Джонни имел со Шпуней личный счет. В октябре, когда третьеклассника Воробьева принимали в пионеры, Витька Шпаньков на совете дружины рассказал, будто Джонни с приятелями угнал лодку у бедного старого пенсионера Газетыча. На самом деле лодка была ничья – гнилая и дырявая. Газетыч хотел завладеть ею без всякой справедливости. А Джонни с ребятами хотели построить крейсер, чтобы все играли. Джонни так и объяснил. Спокойно и подробно. А потом рассказал, что компания Самохина, где был и Шпуня, еще раньше хотела увести лодку (для себя!), но Газетыч отбил это пиратское нападение, и в том бою Шпуня пострадал: получил по шее прошлогодним стеблем подсолнуха.

Совет веселился, Джонни, конечно, приняли, а Шпуня затаил зло. Он был не очень смелый, хотя и старше Джонни. Но он был ехидный и делал всякие гадости. То подкараулит со своими дружками и насыплет колючек за шиворот или набьет в волосы репьев, то расскажет, будто Джонни боится маленьких ручных хомяков (а это почти неправда!). То завяжет тугими узлами штанины у новеньких Джонниных джинсов, пока тот мирно бултыхается в пруду… Конечно, Джонни не терпел обид. Он звал друзей и начинал принимать меры. Декабрьская операция «Зеленый слон» была проведена с использованием воздушных шаров, дымовых шашек для окуривания садов и старой аварийной сирены от буксирного катера. Она, эта операция, грозным эхом отозвалась в окрестных улицах и вызвала повышенный интерес у директора школы Бориса Ивановича. И когда Джоннин папа говорил про легенды, которые ходят о сыне, он был кое в чем прав… Но подлый Шпуня все равно не перевоспитывался. И вот теперь этот Джоннин враг беспечно шагал впереди. Один! Это была удача! Обычно Шпуня ходил с дружками.