Лужайки, где пляшут скворечники - Крапивин Владислав Петрович - Страница 44

Боль в ноге не утихла совсем, но стала глухой, спокойной. Не мешала.

Было жаль полковника (и заодно, немного, жаль себя). Но жалость эта смешивалась с теплом – и с тем, что внутри, и с тем, что долетало от огня, пушисто обмахивало ноги и лицо…

Кто-то (Максим не понял, кто) сказал негромко:

– Думал ли когда-нибудь полковник, что его похоронят вот так. Без формы, в чиновничьем костюме…

Максим почему-то вспомнил отчетливо, какой просторный шкаф в номере гостиницы. Там, наверно, до сих пор висят рядом просторный мундир полковника и тесный его, Максимкин, мундирчик. И Максим сказал – не тем, кто рядом, а, скорее, себе самому:

– Моя форма тоже осталась в гостинице.

– Ну, вам-то, суб-корнет, чего жалеть, – усмехнулся корнет Гарский. – Вас впереди ждет еще немало всяких мундиров.

Стало тихо, и в общем молчании ощутилось осуждение бестактности, которую позволил молодой офицер. А Максим отозвался, не открывая глаз:

– Да не мундира мне жаль, а медали, которая была на нем. Одну и ту же награду ведь не дают по второму разу…

– Отчего же не дают! – живо откликнулся барон Реад. – Если знак ордена или медаль утеряны не по вине награжденного, ему выдают дубликат… Кстати, такие медали наверняка есть в портфеле полковника, он всегда носил при себе запас… Господа, где портфель?

Портфель отыскался немедля, его вручили Реаду. Максим открыл глаза, сел прямо.

– А разве позволено носить медаль не на мундире, а вот… прямо так? – он пальцами потянул на груди ткань матросской блузы.

– На чем угодно позволено, если заслужили… Вот, получите, суб-корнет…

Максим встал, поджав забинтованную ногу, принял на ладонь увесистый металлический кругляк с ленточным бантом.

– Благодарю, барон…

Реад кивнул и продолжал исследовать содержимое портфеля.

– Смотрите-ка, любимая бритва полковника, он с ней не расставался никогда… Письма… С ними надо разобраться и, по возможности, вернуть адресатам… О, вот удача, господа, здесь газета! И, кажется, довольно свежая. Узнаем наконец, что делается на белом свете… Боже, что это?

Реада обступили. И Максим (вспомнивший наконец, что именно из-за газеты заспешил полковник) сунулся вперед.

Барон держал развернутый газетный лист. На нем – в свете упавшего сквозь широкое окно солнца – четко виднелся гравированный портрет мальчика. Мальчик был Максим. Только гладко причесанный и в непривычном мундире с орденами. Крупные буквы торжественного старо-хельтского шрифта извещали:

– Невероятно… – вполголоса сказал барон Реад. – Всего можно было ожидать, но такого…

– Измена! – тонко воскликнул корнет Гарский. – Господа! Мы должны… Нам необходимо пробиваться в столицу! Чтобы скорее разобраться с этим самозванцем!

«Вот и все, – с горьким облегчением подумал Максим. – Наконец-то…»

Он сжал в ладони так и не надетую медаль. Осторожно ступил на забинтованную пятку, вскинул голову.

– Господа, не надо никуда спешить. Он не самозванец. Самозванец – я…

2.

Ему поверили быстро. Почти сразу. В самом деле, какой же это наследник престола – взъерошенный мальчишка в мятой школьной одежонке, с испуганными мокрыми глазами?

И – словно какая-то стенка встала между ним и офицерами.

– Объяснитесь, суб-корнет, – сказал наконец барон Реад.

Максим не думал, что когда-нибудь ему придется все объяснять. Обещано было, что это сделают другие. Но теперь куда деваться-то?

– Я… мне велели… то есть меня попросили… отправиться с вами. Ну, пришли специальные люди к отцу, потом к директору гимназии, потом позвали меня. Сказали: ты должен помочь наследнику. Такая, говорят удача, что вы похожи… Мол, врагу будто бы случайно дадут знать, что группа офицеров увозит принца за границу, в безопасность. Враги начнут охоту, и это отвлечет их от настоящего наследника… Ну… видите, так и случилось…

Помолчали.

– Нельзя сказать, что ситуация блещет благородством, – заметил наконец подпоручик Тай-Муш. – Право же… делать наживку из ребенка…

– Я ведь сам согласился, – тихо сказал Максим.

– Так кто же вы на самом деле? – стараясь говорить мягко, поинтересовался барон Реад. – Гимназист Максим Шмель, как и было сказано?

– Да… – и он опустил голову.

– Ну… и зачем же вы плачете, Максим? – Реад осторожно взял его за плечо. – Вы прекрасно выполнили свое задание.

– Мне совестно, что я обманывал вас…

– Вы поступали в соответствии с приказом. И обманывали вы прежде всего противника, что и было вашей задачей… По-моему, вы прекрасно сыграли свою двойную… вернее, даже тройную роль: гимназист, изображающий наследника, который притворяется гимназистом…

Максим чуть улыбнулся сквозь слезы. И вздрогнул от резкого голоса поручика Дан-Райтарга.

– Гимназист блестяще сыграл свою роль, что, конечно же, будет высоко оценено его высочеством… величеством. Но какова наша роль? Марионеток на ниточках, за которые дергает неизвестно кто? Роль болванчиков, не ведающих собственной задачи?

– Задача была ясна, поручик, – возразил Реад.

– Да. Но нас обманули! Нам дали понять, что мы спасаем наследника, а подсунули… Простите, мальчик, я не хотел вас оскорбить, вы здесь ни при чем…

– Спасая мальчика, мы спасали наследника! – запальчиво отозвался корнет Гарский.

– Но мы имели право это знать, корнет!

– Видимо, наше незнание штаб счел дополнительной гарантией успеха, – возразил Реад. Возможно, в глубине души он был согласен со вспыльчивым Раем, но… – Право же, господа, обсуждать приказы генералитета не входит в круг полномочий гвардейских офицеров.

– А недоверие к гвардейским офицерам я считаю оскорблением! – опять вспылил Дан-Райтарг. – И я уверен: будь здесь полковник, он со мной согласился бы!

Максим медленно оглянулся на поручика.

– Полковник знал… И еще вот он знал… – Максим, припав на забинтованную ногу, шагнул к Филиппу Дзыге, взял его за локоть, щекой прижался к суконному рукаву. Старый ординарец пятерней накрыл взлохмаченную голову мальчишки.

– Так оно. Знал… Да и мудрено было бы не знать. Каждое утро после умывания заново клеил ему родимое пятно…

Максим опять боязливо улыбнулся, потрогал на щеке под ухом свою родинку-восьмерку. Оторвал ее и бросил через плечо, в очаг. Будто сжег свою прежнюю роль…

И это как бы поставило точку всей истории. Каждый почувствовал облегчение. Начали опять рассаживаться. Только поручик Дан-Райтарг остался непримирим. Садясь на чурбак, он отодвинул ногой гитару и сообщил остальным, что, когда вернется в столицу, подаст новому государю прошение об отставке.

– И этим обидите его, – заметил Реад.

Поручик сообщил, что себя он считает обиженным не в пример больше.

Реад пожал плечами:

– Но причем здесь юный король? Он-то наверняка ничего не знал о нашем походе.

– Значит, из него сделали такого же болванчика, как из нас!

– Господин поручик, – очень мягко сказал барон Реад. – Я понимаю ваше состояние, но тем не менее извольте выбирать слова, когда ведете речь о государе.

– Если вам не нравятся мои слова, барон, вы знаете, как разрешить наше несогласие.

С той же мягкостью Реад возразил:

– Я не имею права сейчас драться на дуэли, поручик. После гибели полковника я остался старшим по званию и, следовательно, являюсь командиром полка.

– Господи, какого полка! Полк – там, где знамя и основной состав!

– Вы же знаете, что знамя отдано на хранение в арсенал, составу объявлено о временном переводе в резерв, а полк – там, где его командир и выполняется генеральная задача.