Лужайки, где пляшут скворечники - Крапивин Владислав Петрович - Страница 29

– Мне туда соваться пока нельзя. Вам, конечно, тоже нельзя, ну да ладно. Вам-то все равно ничего не будет. А мне знаете как влетит, если догадаются! Один раз уже досталось за распечатанный колодец на лужайке Четырех Скворечников. Целую неделю не выпускали на белый свет… Кей, вам надо самим. – Артема Зонтик держал как бы на втором плане. Видно, знал, что Кей не в пример больше посвящен в загадки здешних мест.

Кей взял листок, поднял фонарь, хотя от окна и так было светло.

– Давай поменяемся фонариками, – вдруг сказал Зонтик. Отвел Кея от окна, взял его фонарь и протянул светящийся зеленоватый шарик. Размером с грецкий орех.

– Он вас поведет по нужному пути. Если пойдете правильно,, будет светить ярко. А как отвернете куда не надо, сразу потускнеет.

– А зачем тогда план? – дернуло за язык Артема.

Зонтик объяснил терпеливо:

– План – это приблизительная схема. А шарик – для точного поиска. Разве не ясно?

– Виноват. Понял, – отозвался Артем почти по-армейски.

– Я буду здесь караулить, – тихо пообещал Зонтик (опять же главным образом Кею). – Если она сунется, сразу не пролезет… Но вы все же постарайтесь с этим делом до рассвета.

– Да, – вздохнул Кей. И без лишних слов – с бумагой в правой руке, с шариком-фонариком в левой – шагнул от крыльца. Сквозь обступившие домик заросли белоцвета. Артем за ним. Почти на ощупь, потому что зеленоватый шарик освещал лишь белый листок да руки спешившего Кея.

«Если она сунется… Если она сунется…» – толкалось в Артеме при каждом шаге.

– Кей… А не страшно ему там одному?

Кей понял стразу.

– Не-а. Он не боится Смерти. Он умирал уже два раза. И теперь у него против нее… этот… как его…

– Иммунитет?

– Ну да! Защита… Но все-таки нам надо успеть до рассвета.

– Кей, а он кто? Я раньше не видел его среди ребят.

– Вообще-то его зовут Шурка. А Зонтик – это прозвище.

– Я не о том. Он… из этих? Сомбро?

– Ну, конечно! Это же сразу видно. И по прозвищу можно догадаться.

– Как это?

– Ну как! Он – маленький сомбро. Уменьшительное слово от «сомбро» какое? «Сомбрильо». Или «сомбрилья», не помню точно. В общем, это и есть «зонтик» по-испански, по-мексикански. «Маленькая тень». Там, на юге-то, зонтики нужны не столько от дождя, сколько от солнца. Это даже глупому ясно…

Артем сказал слегка запыхавшись (они ломились через заросли чертополоха):

– Мне, глупому, вот что неясно. Ты на меня злишься, что ли?

– Тем… я не злюсь. Я… просто я думаю каждую секунду: как там Лелька?

– Ну… так ведь и я думаю. Мы же спешим…

И они спешили – сквозь темноту и цепкие стебли. Артем полностью доверился Кею. Лишь бы не отстать от неудержимого мальчишки. Беспощадная «волчья трава» цапнула Артема за ладони, он тихонько взвыл. А голорукий и голоногий Кей пробивался сквозь крапиву и татарник, не сбавляя напора. Самые колющие и жгучие сорняки были добры к здешним пацанам. Артем же, видать, еще не заслужил такого снисхождения.

Они выбрались к штабелям бетонных плит, за которыми угадывался в сумраке великанский шар газовой емкости. Резко пахло ржавой жестью и паслёном. Мрак неожиданно раздвинулся. Это над головой разошлись облака, открыли куски белесого летнего неба с горстью переливчатых звезд. На северо-западе, за тополями и черным кружевом эстакад проступила желтоватая щель негаснущей зари.

Кей остановился, часто подышал, придвинул шарик к бумаге. Сказал чуть виновато:

– Теперь уже недалеко.

Артем сердито дул на обоженные ладони.

Справа, словно сотканная из светлых волокон, выступила тонкобашенная церковь.

Двинулись дальше. Слева потянулась полуразбитая чугунная ограда решетки между каменными опорами. Узор и тонкость литья были достойны петербургских парков. Ходила легенда, что лет триста назад, когда на этом месте лишь набирал силу маленький чугунолитейный завод, хозяин его решил среди цехов и печей разбить сад с заморскими деревьями. Это чтобы заезжие столичные чиновники дивились и знали: владельцы здешнего края не лыком шиты. Но пальмы и кипарисы не выжили в здешних зимах. Помнила их только эта старая решетка, у которой осталось давнее название – Ботаническая.

Кей отыскал в решетке заросший пролом. Артем пролез вслед за Кеем, цепляя на футболку сухие репьи.

– А вот и водокачка, – бормотнул Кей через сотню шагов. Черная постройка громоздилась над низким ольховником. От него несло зябкой влагой. Опять остановились. Кей светил шариком на бумагу. Артем глянул через его плечо. Схема как схема – вроде тех, что рисуют мальчишки, играя в разведчиков: квадратики, треугольнички, линии, стрелки… Но Кей шепнул с опасливым восхищением:

– Ух ты! Он нарисовал настоящую карту на пятницу. Будет ему, если узнают…

– Но ведь сегодня не пятница, – глуповато заметил Артем.

– В Городе сейчас все дни – пятница, – веско разъяснил Кей. – Потому что его заложили именно в этот день, назло дурной примете. И там всегда будет «добрая пятница», пока Город не вырастет окончательно…

– Ничего не понимаю…

– И не надо. Ты, главное, не отставай, потому что Город здесь уже дышит через щель. Заплутаешь так, что целый год никто не найдет – ни сомбро, ни милиция… Наверно, Евсейка сунулся сюда ночью, балда рыжая, вот и пропал…

Шепот Кея был странным, незнакомым. У Артема даже куснуло холодком позвоночник. Может, Кей – немножко сомбро?

Кей повел светящимся шариком перед собой. Тот вдруг обрадованно разгорелся – уже не фосфорическим, а белым электрическим светом. Впереди встала глухая стена приземистого бетонного цеха. От макушек травы до верха она была расколота извилистой чернотой.

Ох как не захотелось Артему в эту тьму! Но Кей сказал нетерпеливо:

– Идем.

2.

Напрасно Артем боялся. Да, они оказались в сплошной тьме, но тьма была не страшная. Наоборот – добрая. Теплая, мохнатая, она терлась об Артема, как черные ласковые коты. И еще – сразу стало ясно, что это не тьма закрытого помещения. Она была слишком обширна. Артем и Кей оказались не внутри цеха, как можно было ожидать, а на открытом пространстве. Во мраке ощущались теплые каменные дома и брусчатка старой площади. Они дышали.

Артем вспомнил. Такое он однажды видел во сне. На блок-посту, во время короткого ночного отдыха. Снилось, что он вернулся домой. Навсегда. В свой город. Это не совсем тот город, но родной и добрый. Артем вышел на привокзальную площадь. Здесь медленно погас единственный фонарь и в наступившей тьме началось таинственное передвижение пространств. В этом передвижении не было ни малейшей угрозы, а была лишь добродушная хитрость. Так родители не пускают своего малыша раньше срока в комнату, где наряжается елка и готовятся подарки…

И Артем там, в этом сне, вдруг понял, что сейчас будет. Мигая неяркими подфарниками, выкатит из темноты бесшумный автомобиль-такси. Пожилой водитель опустит в дверце стекло.

– Ну что, паренёк? Поедем к маме?

И он поедет к маме. Она снимает двухкомнатную квартиру на втором этаже деревянного старого дома. Кто сказал, что мамы нет на свете? Она ждет Тема в комнате с потертыми кофейными обоями, ворчливым пожилым холодильником, желтой лампой и охапкой ромашек, что стоят в трехлитровой банке на обшарпанном подоконнике с чешуйками пересохшей краски. Артем заранее видел все это, хотя машина еще не появилась, он только ждал ее. В ожидании не было нетерпения и страха. Была спокойная радость, потому что ничего плохого случиться уже не могло..

Потом застреляли, и Артем вскочил с топчана. Какой-то автомобиль (совсем не тот) хотел пробиться через шлагбаум. Неизвестных отогнали очередями. Те пальнули в ответ, оцарапали плечо сержанту Анохину и укатили в степь. Анохин матерился, стаскивая тужурку с набухшим рукавом. Артем же старался одно: удержать в памяти недавний сон, в котором была странная надежда…

А сейчас вокруг была такая же тьма. И Артем шепотом сказал Кею: