Жду признания - Берристер Инга - Страница 29

Может быть, только теперь она поняла, как сильно его любит. Любит любовью, которая не оставляет места для страха и гордости.

Хуан чуть отстранился и отпустил руки Линн. Она растерянно подняла на него глаза, беспомощная перед всесокрушающей силой своего желания. И шагнула к нему. Простыня скользнула к ее ногам.

Сдавленный стон, исполненный пронзительной боли, расколол напряженную тишину.

Линн так и не поняла, кто это стонал-Хуан или она сама. Она рванулась к нему, но ее ноги запутались в простыне.

Хуан поддержал ее, не давая упасть, но так чтобы их тела не соприкоснулись. Как будто теперь ему было противно до нее дотрагиваться. Но даже при этом у Линн все перевернулось внутри. Она уже не могла сдерживать страсть, которая так настойчиво требовала удовлетворения.

— Люби меня, милый. Пожалуйста.

Линн сама не верила своим ушам: неужели она такое сказала?! И Хуан, кажется, тоже. Она почувствовала, как он мгновенно напрягся. Его пальцы буквально вонзились ей в плечи. Однако он не сделал попытки притянуть ее ближе к себе.

Отчаяние придало Линн смелости. Она резко подалась вперед и прижалась к Хуану всем телом, пока он не успел ей помешать. Он вздрогнул… а потом замер без движения.

— Что происходит, Линн? — Он произнес это с таким отчуждением, что сердце Линн упало. На нее словно вылили ведро ледяной воды. Чего, интересно, она ожидала? Что муж воспылает к ней неудержимым желанием и сразу забудет обо всех обидах, которые она ему нанесла?

Пристыженная своим поведением, граничащим с распутством, Линн отпрянула, но Хуан сомкнул объятия.

— Нет уж, теперь ты не вырвешься.

Она не видела его лица, но, когда он чуть сдвинулся и их тела соприкоснулись, Линн почувствовала его возбужденную плоть и замерла, потрясенная.

— А чего ты ждала?-От Хуана не укрылось ее замешательство.-Я всего лишь мужчина, Линн. И на этот раз ты зашла слишком далеко.

Он склонился к ней и буквально впился в податливые губы. Еще ни разу Хуан не целовал ее с такой жгучей, яростной страстью, с такой отчаянной жаждой.

Заключенная в железное кольцо его рук, Линн не могла ничего сделать, да и не пыталась. Ее била сладостная дрожь. Она знала, что это неправильно, что не следует поддаваться, но ее тело было уже не подвластно голосу рассудка. Линн обняла Хуана за шею, а когда он наконец оторвался от ее губ, прильнула к нему всем телом в безмолвной мольбе не покидать ее.

— Что с тобой, дорогая? Ты заводишься, когда ты меня отталкиваешь и томишь ожиданием? Тебе нравится меня мучить? Это тебя возбуждает?-Прикосновения его рук обжигали ее обнаженную кожу, вознося Линн к таким запредельным высотам чувственного возбуждения, что она уже не обращала внимания на его исполненные горечью слова.

— Я хочу тебя, Хуан,-прошептала она, целуя его в плотно сжатые губы и дразняще водя по ним языком.-И ты тоже хочешь меня,-проговорила она, когда ее игривые ласки не вызвали у него ответного отклика.

Она провела руками по его спине, и Хуан весь напрягся, как бы давая понять, что не желает терпеть ее «издевательств». Но он тоже уже был не властен над своим телом, над своим возбуждением. В глубине души Линн торжествовала, осознавая это.

— Ты знаешь, чем все закончится… Ты сама на это напрашиваешься.

Неприкрытое негодование в голосе Хуана должно было бы напугать Линн. Но, когда он подхватил ее на руки и отнес на кровать, она чувствовала только восторг сладостного предвкушения.

— Господи, я же знаю, что не должен этого делать!

Это были слова человека, доведенного до предела неспособностью совладать со своими эмоциями. Хуан буквально сорвал с себя одежду, и, хотя было темно и Линн не видела его лица, она знала, что он не сводит с нее глаз.

Хуан склонился над ней и принялся покрывать поцелуями ее шею. Сдавленный стон вырвался из самых глубин его существа, и этот стон был больше похож на проклятие, нежели на нетерпеливый вздох человека, охваченного желанием. Однако безудержное вожделение проявлялось в каждом его прикосновении, в каждом поцелуе.

Сейчас в его ласках не было и намека на нежность, как в тот раз в доме графини. Но тело Линн с радостью отзывалось на его жадные, едва ли не грубые прикосновения.

Когда требовательные губы прикоснулись груди, тело Линн переполнилось ни с чем не сравнимым наслаждением. Она застонала и выгнула спину, подавшись ему навстречу.

Хуан ответил на безмолвную мольбу, обхватил губами ее сосок и слегка прикусил его, так что ей стало больно. Но это была приятная, восхитительная боль.

— Так тебе нравится?-хрипло проговорил он, поднимая голову.-Нравится, Линн?

Ты этого хочешь? Покажи мне, как сильно ты этого хочешь.

Он взял ее руку и положил себе на грудь. Она стала гладить его жадно и страстно, и Хуан содрогался от ее ласк.

Ей казалось, что горячая кожа обжигает ладони. Хуан застонал и уткнулся лицом ей в шею, но Линн успела заметить, каким странным, нездешним огнем загорелись его глаза. Словно завороженная силой его возбуждения, Линн слегка отстранилась и прикоснулась губами к ямочке между его ключицами. На мгновение Хуан напрягся, а потом обхватил ее голову руками и прижал к своей груди, побуждая целовать его крепче. Покорная, она провела языком по его груди, руки скользнули ему на бедра. Неожиданно для себя самой она легонько прикоснулась к его возбужденной плоти и тут же, смутившись, убрала пальцы.

Но он перехватил ее руки и вернул обратно.

— Да, да, именно так!

Желание словно волной смыло смущение и робость. Ее ласки были неумелыми, зато искренними и страстными. Линн притянула его к себе, так что теперь Хуан лежал на ней. Ее губы сами раскрылись навстречу его губам. Она буквально впивала его в себя. Жгучая ярость, которая раньше чувствовалась в каждой клеточке его тела, превратилась теперь в нечто иное: в жадное, едва ли не примитивное желание, которое требовало удовлетворения. И при этом в его ласках уже не было первоначальной грубой настойчивости — только отчаянное, безудержное вожделение.

В ответ она покрывала его шею жаркими лихорадочными поцелуями. Линн чувствовала, как его тело напрягается под ее губами. Его кожа была горячей, а чуть солоноватый прикус кружил ей голову. Хуан застонал и выдохнул ее имя, а потом произнес что-то по-испански, но Линн не поняла что именно. Не прекращая ласкать, он загустил одну руку ей в волосы, стараясь оторвать ее рот от своей шеи, как будто был уже не в силах выносить эту сладкую муку. Но Линн отказалась подчиниться. Ей хотелось лишь одного: отдаться ему целиком, раствориться в нем без остатка.

Тогда пальцы Хуана скользнули туда, где все ее существо исходило соками желания. Линн на мгновение замерла, растерянная. Но ее бедра будто сами собой чуть приподнялись, давая ей возможность в полной мере прочувствовать сладость интимных ласк.

Это было чудесно, но этого было мало. Линн хотелось, чтобы Хуан взял ее по-настоящему. Она принялась тереться об него всем телом. Волоски у него на груди приятно щекотали напрягшиеся соски, возбуждая еще больше. Хуан тихонько застонал. Теперь он уже не пытался отстранить Линн. Наоборот, прижал ее крепче к себе.

Она уткнулась лицом ему в грудь, вдыхая возбуждающий мужской запах. Хуан чуть сдвинулся, так что теперь его сосок оказался как раз напротив губ Линн.

Осторожно, и даже чуть неуверенно, она провела по нему языком и испуганно замерла, когда тело Хуана содрогнулось. Все еще смущаясь, но уже более уверенно, Линн обхватила губами сосок и стала ласкать его точно так же, как это делал Хуан.

Он неожиданно замер. Неужели ему не понравилось? Линн попыталась отстраниться, но Хуан ее не отпустил. Он прижал ее голову к своей груди.

— Продолжай. Не останавливайся!

Линн казалось, что она сейчас умрет, не выдержав долгого ожидания. Хуан как будто прочел ее мысли: резко отвел ее руки в стороны и навалился на нее всем телом, прижимая к постели.

В этом было что-то предельно эротичное: лежать распятой на ложе любви полностью во власти мужчины, который смотрит на тебя так, словно он твой хозяин, а ты его вещь. Неожиданно Линн смутилась и попыталась сдвинуть ноги. Но Хуан не дал ей этого сделать. Прикосновение его напряженной плоти к низу ее живота обжигало точно огонь. Для нее это было новое ощущение. Но ощущение восхитительно возбуждающее. Она словно таяла, сгорая в пламени желания.