Крик петуха - Крапивин Владислав Петрович - Страница 25

Филипп, скользя, опять встал. И опять зажмурился. Вытянул вслед за Петькой руки. Он знал, что надо лишь оттолкнуться для прыжка. Но подошвы снова раскатились. Филипп наконец догадался, сбросил сандалии. Босыми ногами стоять на стекле было надежнее. Оно оказалось прохладным и плотно прилегало к ступням. Филипп стремительно присел и прыгнул… в темноту, расчерченную светлыми нитями бесконечной координационной сетки. За петухом…

Они приземлились прямо во дворе. Филипп сказал:

– Ты у меня еще побегай, котлета по-киевски. Доиграешься… – Он был очень сердит.

Но Петька повел себя виновато и льстиво. Ходил следом, говорил свое «ко-о» извиняющимся тоном и словно объяснял: «Я же хотел как лучше».

А может, он и правда хотел научить Филиппа свободно путешествовать по космической лестнице и по всяким дальним краям? …В следующий раз Филипп не стал хватать Петьку за ноги, а просто рванулся следом. И опять они оказались на лестнице. Петька держался рядом. Босой Филипп не скользил… Прежде всего он, зажмурившись, отыскал среди переплетений сетки точку вчерашней посадки на стеклянном поле. Надо было забрать сандалии, а то бабушка и мама покоя не давали: «Где ты, растяпа, их посеял?» Дело едва не сорвалось. Потому что, приземлившись на площади под тремя солнцами, Филипп увидел перед собой черный мягкий шар. Высотой метра два. Это была голова! С мясистым носом, толстыми губами и зелеными задумчивыми глазами (каждый – величиной с тарелку). От макушки тянулся тонкий-тонкий хвост. Кончиком хвоста шар держал сандалии Филиппа на уровне глаз, рассматривал.

Филипп шлепнулся. Толкаясь пятками, отъехал на заду подальше. И тоненько сказал «здрасте». Шар отвел сандалии от глаз и глянул на Филиппа. И тому очень захотелось домой. Но… без сандалий-то совсем со свету сживут. Филипп глянул на них и робко сказал:

– Это мои. Я вчера оставил…

Голова улыбнулась, показав белые (размером со стакан) зубы и розовую внутренность метрового рта. Петька перепуганно завопил и кинулся в пространство. Филипп не кинулся, потому что обмер. Голова, улыбаясь, поставила перед ним сандалии, беззвучно взмыла и села на площадку ближней башни.

– Спасибо… – слабым голосом сказал Филипп и поспешил за Петькой. …Потом они бывали в разных местах. Гуляли по громадному городу со стоэтажными домами, непонятными машинами и причудливо одетыми людьми, которые говорили на каком-то птичьем языке, а на мальчишку с петухом не обращали внимания. Приземлялись на берегу зеленого озера, в глубине которого можно было разглядеть стеклянные здания с огоньками. Бродили по каменным коридорам с выбитыми на стенах непонятными надписями. Видели (правда, издалека) стада косматых мамонтов на желтой равнине под бледно-полосатым холодным небом…

Конечно, Филипп хвастался перед ребятами своими путешествиями. Конечно, те не верили. До той поры, пока он однажды не исчез вместе с Петькой у них на глазах. Через десять минут он принес им керамическую плитку с улыбчивой шестилапой и крылатой кошкой – от пустого красивого здания, которое одиноко стояло посреди волнистых песков под зеленым безоблачным небом, где светило маленькое солнце и висел великанский бледный полумесяц.

Тогда поверили. Рэм сказал:

– Ты там осторожнее, шею не свихни.

А что он мог еще сказать? Все равно не удержишь, не запретишь.

А Лис заметила:

– Ты небось там все стены исписал: «Здесь был Филя».

– Сама такая… – обиделся Филипп. Что он, в самом деле, совсем дурак? В третьем классе уже проходили охрану памятников и заботу о природе…

2

Иногда Петьке все же удавалось удрать одному. И Филипп отправлялся на поиски. Теперь это было нехитрым делом: с крыльца или с забора бултых в пустоту! Оглянешься в полете, прикинешь среди пространственной сети, где искать беглеца, – и туда. А он – то с дикими курами среди лиловых зарослей и громадных, похожих на беседки грибов, то червей ищет на берегу белого, как молоко, пруда, в котором басовито квакают исполинские, больше самого Петьки, лягушки…

А однажды Филипп выследил Петьку на обыкновенном дворе, у дощатого дома рядом с железнодорожной насыпью. По двору ходили белые пыльные куры, но Петька был не с ними. Он беседовал с мальчишкой. Мальчишка этот – старше Филиппа года на три, худой, в пятнистых шортах и майке, загорелый, хотя всего лишь начало лета, – сидел на корточках и говорил Петьке:

– Цып… Кригер… Откуда ты взялся? Это ты?

Петька снисходительно кивал гребнем и говорил свое «ко-о», будто соглашался. Не нападал!

– Это не Кригер, а Петька, – ревниво и дерзко сказал Филипп. – Он мой!

Мальчишка встал. И обезоружил Филиппа улыбкой.

– Здравствуй… Твой? Ну и хорошо. А где ты его нашел?

Так Филипп Кукушкин познакомился с Витькой Моховым, а скоро и с Цезарем Лотом. Те не стали заявлять хозяйские права на петуха, хотя Витька твердо был уверен, что это Кригер, занесенный в Луговой в результате неудачного (или, наоборот, удачного) эксперимента.

– Главное, что живой! – радовался Витька.

Филипп все же спорил сначала:

– А почему он тогда к вам ни разу не прилетел обратно?

– Я тоже удивляюсь… Может, напугался после того опыта и не хочет. А может, забыл дорогу… Все равно это он! Смотри, он откликается на Кригера!

Так и звали потом – то Кригером, то Петькой.

Витька и Цезарь оказались люди что надо! Над костюмом с монетами не смеялись, «неумытиком» не обзывали, разговаривали всегда так, будто они и Филипп одинаковые по возрасту. И все объясняли понятно. Витька сказал, что полеты в темном пространстве со звездами называются «прямой переход», и очень завидовал, что Филипп переносит это дело шутя. Сам Витька при каждом переходе непонятно отчего мучился, а Цезарь и совсем летать не мог. Но все равно они были отличные ребята, и Филипп даже сказал однажды Витьке:

– Ты похож на Ежики…

– На каких ежиков?

– На Ежики. Так одного моего друга зовут. Он тоже такой же… никогда не дразнится. Только он сейчас уехал на Полуостров. Через туннель. Жалко…

– А разве ты не можешь его навестить?

– Через туннель? Мама не пускает…

– Да нет же! Переходом!

– А как?.. Я… не знаю куда…

Понадобилось несколько часов, чтобы обсудить все свойства прямого перехода и сделать кое-какие выводы (Цезарь, бедняга, конечно, только слушал да вздыхал). Стало ясно, что переходом этим попасть можно не в любую точку, не наобум куда-то, а лишь в такое место, где тебя кто-то ждет, или туда, где ты кого-то или что-то ищешь или с кем-то хочешь встретиться. Короче говоря, надо знать, куда стремишься…

– Петька, выходит, тоже знал, – заметил Филипп.

– А ты думал! Кригер – не дурак, зря не полезет… И обрати внимание: он ведь ни разу не сунулся в какой-нибудь мир с метановой или аммиачной атмосферой или с большими опасностями. Только туда, где можно жить и дышать…

– Ох, ребята, – вдруг встревожился Цезарь, – а если Филипп в каком-нибудь уголке Вселенной подцепит вредные бактерии и занесет к людям эпидемию? Всякое может быть.

– Почему это именно я? – обиделся Филипп.

– Но Витька ведь так далеко не летает…

Филипп подумал.

– Не-е… По-моему, межпространственный вакуум, – он сказал эти новые для себя слова очень солидно, – уничтожает всякую заразу… А я уцелел. Значит, я хороший.

– При чем здесь ты? – удивился Цезарь.

– Лис вчера сказала, что я хуже чумы…

Посмеялись. Потом порассуждали (в основном Витька) о различии между прорывом через локальные барьеры и прямым переходом. Пришли к выводу, что разница такая же, как между почтой восемнадцатого века и радио. У прямого перехода все другое – и физические законы, и скорость… Барьеры и туннели между гранями, видимо, кое-кому были известны еще в древности. А вот чтобы мгновенно просверлить толщу Кристалла…

– Ну, расхвастались, – вдруг сказал Витька, посмотрев на Цезаря. – Сами еще как слепые котята…

Но конечно, не такие уж они были слепые. Ведь пространственную сеть с координатами они в полете видели оба – и Витька, и Филипп. Витька объяснил, что если Филипп захочет и постарается, то сможет, наверно, отыскать в этой сетке и Полуостров, где живет Ежики.