Гуси-гуси, га-га-га... - Крапивин Владислав Петрович - Страница 32

Настоятель Петр, однако, продолжал ровным своим тоном:

– Жития Хранителей, кстати, еще не исследованная тема. Целый пласт нашей цивилизации. Масса бродячих, меняющихся сюжетов, сказок, легенд. Не переходят ли они из пространства в пространство? Взять хотя бы легенды о трубачах. Может быть, это кочующий сюжет об одном герое? Смотрите, как можно проследить трансформацию имени: Иту Дэн, Итудан, Итан, Ютан, Юхан… Впрочем, извините. Я начал развлекать вас темою, которая интересна лишь мне.

Корнелий сидел все так же, упираясь ладонями в край топчана. От напряжения болели мышцы предплечий. Особенная, горячая боль ощущалась в точке локтевого сгиба. Корнелий вдруг понял, что разболелся под пиджачным рукавом след от шприца. И сразу вспомнился такой же бурый бугорок на ноге у малыша Чижика. «Сволочи…»

– Я слышал о трубаче Юхане, – медленно, через силу сказал Корнелий. И с натугой поднялся. В брючном кармане нащупал среди легких, как лепестки, алюминиевых монеток одну – тяжелую. Взял на ладонь. Монетка показалась очень теплой, почти горячей. – Настоятель Петр, я должен сказать… я солгал вам.

Тот сделал от стены два легких шага. Наклонил набок голову.

– В чем же?

– Когда сказал, что ничего не держит меня здесь. Помните, я говорил о ребячьей сказке? Вот эти дети…

Подземный ход был, как в кино из рыцарских времен: каменный, извилистый. Лишь вместо факелов – редкие электрические огоньки в желтых плафонах.

Настоятель Петр легко и с шелестом шагал впереди. «Прелат»… Шли молча, и в такт шагам вспоминался Корнелию недавний разговор.

«…А чем вы поможете им, если останетесь? Скрасите им несколько дней или недель? Соразмерна ли цена – собственная жизнь?»

«Я не говорил – остаться. Я подумал: а если взять их с собой? На Луга… Это можно?»

«Это… наверно, можно. Больше дюжины, крупный переход, решать должен Круг Настоятелей, но нет времени. Я обязан рискнуть. В конце концов, наша общая вина, что безындексные дети до сих пор были почти вне нашего внимания. Эта проклятая беспомощность, мы можем так мало…»

«У вас будут неприятности?»

Петр коротко засмеялся:

«Не в этом дело. Нарушение Устава всегда несет опасность непредсказуемых последствий. Но это я возьму на себя. В конце концов, мы все в служении своему делу достаточно эгоистичны. Знать, что сделал больше, чем был обязан, и лишний раз прославил Хранителей – это ли не награда?» Петр опять усмехнулся.

«А ведь я тоже эгоистичен в том, что делаю, – подумал Корнелий. – Так ли уж близки и важны для меня эти ребята? Я боюсь за себя – что не смогу потом жить спокойно, если предам их…»

«Я знаю, о чем вы думаете», – осторожно проговорил Петр.

«Не трудно догадаться», – буркнул Корнелий. И не почувствовал смущения.

«Детям не так уж важны ваши побуждения. Главное, что они увидят Луга».

«Вы уверены, что им там будет хорошо?»

«Я знаю. Я несколько раз встречал мальчика, он приходит оттуда. Он обычный ребенок того мира. Удивительная отвага и ясность души. Если все они такие, можно верить, что дети там не знают обид…»

«Да помогут нам Хранители…» – шепотом сказал Корнелий и сжал в кулаке монетку.

«Да будет так…»

Теперь они шли и шли к тайному выходу, о котором, по уверению Петра, не ведали уланы. Петр оглянулся:

– Это маленькая дверца под аркой каменного моста через овраг, сверху идет монорельс. Дверцу все принимают за вход в каналы коммуникаций, она заперта. Я дам вам ключ… Детей старайтесь подвести незаметно. Для меня это, кстати, главная тревога. Если власти узнают про тайный ход, нашему делу будет нанесен большой урон…

– Я понял. Нельзя ли будет дождаться темноты?

– Нет. «Открытие врат» происходит лишь в течение нескольких минут. До этого момента осталось не более двух часов.

– Я успею.

Он успеет. Он все сделает как надо. Корнелий ощущал нервную решимость, и не было ни капли страха. Была цель. Вот, оказывается, что нужно для жизни, черт возьми! Знать, чего ты хочешь! Тогда возможен любой риск. Тогда удача – твой сторонник.

«Это не твоя мысль. Это говорил бородатый шкипер Галс из фильма «Красный огонь маяка Санта-Клара».

«Не все ли равно! Значит, не зря я смотрел эту ленту. Значит, хоть что-то в моей жизни было не зря…»

Он пробьется! У него талисман – монетка Цезаря… Уланы не успели тогда, на улице, уловить его индекс, а храм крепко экранирован, Петр сказал… Главное, переулками и садами проскользнуть к тюрьме. А на обратном пути вряд ли кто заподозрит воспитателя с ребятишками в школьных костюмах…

Коридор уперся в каменную кладку с железной дверью. Настоятель Петр из складок сутаны вынул тяжелый ключ, вставил в скважину. Замок сработал неожиданно мягко.

– Возьмите…

Ключ оттянул брючный карман. Звякнул о монетки.

– Можно идти?

– Постойте… – Петр прислушался, еле заметно отвел дверь. В сумрак вошел зеленый травянистый свет. – Сейчас пойдет поезд. Как зашумит – шагайте.

Послышался нарастающий свист и гул монорельсовых вагонов. Дверь приоткрылась пошире.

– Ну… давай. Будь осторожен. – Петр неожиданно обратился к нему на «ты». Корнелий коротко вздохнул, кивнул. И когда поезд был уже над головой, шагнул в лопухи.

…Сначала тропинкой по дну оврага, затем через большой заросший парк, а дальше глухими переулками – такой был путь Корнелия до тюрьмы. Хвала городу, где высотные районы со стеклянными офисами то и дело перемежаются путаницей старых кварталов с домами, церквами и бастионами прошлых веков.

Корнелий шел быстро, но с большой оглядкой. Конечно, он понимал, что уланы если и не махнули рукой на беглеца, то караулят его у храма. Но, во-первых, можно было опять напороться на какую-то случайность. А во-вторых, трезвые мысли – одно, а нервы – другое. Они натянуты были так, что порою в ушах начинался обморочный звон.

«А ведь это мой первый в жизни настоящий риск, – скользнула позади лихорадочной тревоги самодовольная мысль. – Мое первое приключение».

«Дурак! – тут же оборвал он себя. – Это тебе не кино».

«А что делать, если кино въелось в мозг и печенку? – с трезвой насмешкой рассудил он о себе. – Поневоле примеряешь штаны и шпоры киногероя…»

В какое-то мгновение и вправду показалось, что перенесся в глубь стереоэкрана, в середину фильма, где режиссер умело перемешал фантастику, смертельные опасности и надежду на счастливый исход.

«Зато я живу! Черт побери, не гнию, как в последние дни, а живу!»

Возможно, это мысленное соединение с хладнокровным, решительным героем кино и помогло Корнелию Гласу в следующие полчаса.

В квартале от школьной проходной Корнелий увидел, что навстречу ему бежит старший инспектор Альбин Мук.

– Ты где? Ты… куда? – Альбин задыхался. Капли усеивали лоб и скулы. И паника металась в глазах. – Господи, куда ты девался?

Четко понимая, что произошло страшное, Корнелий упруго зажал в себе отчаяние. Не дал растечься по мускулам тошнотворной слабости. Сказал с изумительным хладнокровием:

– Чего ты бесишься? В соседнюю лавку ходил, ребятишки попросили.

– Пойдем. Ну, пойдем же! – Альбин ухватился за рукав. – Скорее.

– Да что случилось?

– Комиссия. Будет через сорок минут! Кто-то им капнул. Или про тебя, или что-то другое, не знаю. Но надо это… Ты извини. Все равно когда-то надо. Если тебя обнаружат, мне – хана… – Он трясся. Была в нем смесь жалкой виноватости, отчаянного страха и какой-то хорьковой агрессивности. В рукав он вцепился намертво.

«А ведь что-то такое должно было случиться, – сказал себе Корнелий. – Ты это знал. Ты этого ждал. Ну-ка, не теряй головы, мальчик…»

– Нашел, что ли, исполнителя? – спокойно, даже с каплей насмешки спросил он.

– Нет… Я сам. Ампулу раздобыл. Или – ты сам? А? Ты извини.

– Ну, пойдем, пойдем! Да не цепляйся так, никуда я не денусь. Мужик ты или истеричная девица?

– Да? Вот хорошо. Ты извини. Ты же знаешь, я к тебе всей душой. Все, что мог. А теперь – никак.