Гуси-гуси, га-га-га... - Крапивин Владислав Петрович - Страница 22

– Если ты будешь дерзить и сопротивляться, тебя накажут, – предупредил чиновник с пробором.

О, как Цезарь повел плечом! Какое великолепное презрение брызнуло из зеленых глаз мальчишки!

– Думаете, я боюсь? Я все равно не буду подчиняться. Хоть убейте.

– Да кто тебя собирается убивать? Ты что, парень? – Это подошел наконец старший инспектор Альбин Мук. – Поживешь здесь, все определится. Тут ведь тоже люди живут…

Цезарь быстро обернулся: новый человек – новая надежда.

– Могу я хотя бы позвонить домой?

– Видишь ли… Здесь только внутренняя связь, тюр… служебная. Чтобы звонить в город, надо с территории выходить, а с этим лучше обождать…

– Служебная связь без выхода на общую систему? Ну и смешные вещи вы го-ворите… – В голосе его прозвучали утомление и безнадежность.

– Пойдем в дом, – сказал Альбин. Хотел взять новичка за плечо. Тот с отвращением дернулся. И… пошел. Наверно, чтобы не повели силой. Корнелий почти физически ощутил, как боится мальчик чужих прикосновений.

Чиновники незаметно слиняли к проходной: видно, свое дело они сделали.

Цезарь медленно, как приговоренный к смерти принц, шел к своей тюрьме. Ребята молча раздвинулись у дверей. Антон подобрал с земли его «гусарку».

– Ну, теперь у тебя будет хлопот, – сумрачно посочувствовал Корнелию Альбин. – Пока птенчик не привыкнет…

– Откуда он такой? Что случилось? Ты же говорил, безындексные в семьях не живут…

– А он был нормальный. В том-то и дело. А месяц назад индекс у него пропал. Дикая история…

– То есть как это – индекс пропал?

– Ты меня спрашиваешь! Я же говорю: дикая история! Невозможно, чтобы живой человек перестал излучать! А у этого – глухо! Сто профессоров мозги вывихнули, месяц его исследовали в разных клиниках. Нет индекса, хоть расшибись…

– Бред какой-то… Так не бывает.

– Бред не бред, а факт.

– Ну… а сюда-то мальчишку зачем? Разве он виноват?

– А другие, кто здесь, разве виноваты? Закон…

– Но у других-то родителей нет. А у этого…

– Ты чего с меня-то спрашиваешь? – плаксиво сказал Альбин. – Я, что ли, решал? Машина решает! У нее в электронной башке сидит четко: безындексных детей – в закрытые спецшколы. Всех. Как убедились, что индекс у парня больше не появляется, – привет…

– Идиотство… А почему не дать ему хотя бы с родителями повидаться? Или позвонить…

– Ну, ты чудо… – вздохнул Альбин. – Что, по-твоему, его родители дома прохлаждаются?

– А где они?

– Где-где! В том самом месте! Думаешь, Управление оставит их в покое? Засадили в какую-нибудь лабораторию, исследуют, как кроликов: роль наследственности, генетический код предков, степень виновности…

– Разве это по закону? Машина не может назначить такое…

– Деточка… Машина – это Машина, а Управление – это Управление. Кто ею командует, Машиной-то? Особенно когда нестандартная ситуация и в электронных потрохах летят предохранители. Ты лучше скажи, койка там и все прочее для пацана готово?.. Ну и ладно! Ты уж распоряжайся тут сам, а я побег, в конторе куча дел…

Кровать и тумбочку для Цезаря поставили в удобном, даже уютном месте, в простенке между окнами. Под плетью комнатного ползучего вьюнка, что скупо украшал мальчишечью спальню.

– Вот здесь будешь спать, – не глядя на новичка, сказал Антон. И повесил на кроватную спинку его курточку.

Цезарь молча сел на койку. Аккуратно расстегнул и поставил сандалеты. Потом быстро лег ничком. Так же быстро поднялся – видимо, вдохнул тоскливый запах казенной постели. Дернул к себе «гусарку», положил ее на подушку и снова лег лицом вниз.

– Послушай… – нерешительно проговорил Антон. – Лежать на кровати до отбоя не полагается.

– Оставь его, – сказал Корнелий. – Идите, ребята, на ужин…

Когда все ушли, он тронул спину Цезаря:

– А ты? Ужинать будешь?

– Пожалуйста, не трогайте меня, – глухо сказал мальчик.

Так, не двигаясь, лежал он весь вечер.

Спальни мальчиков и девочек разделялись перегородкой без двери, с широкой аркой и портьерой. После ужина ребята собрались на девчоночьей половине у портативного экранчика, где прыгали и весело картавили мультипликационные зверята и клоуны.

Занавесь в арке была отдернута, Корнелий видел, что новичок лежит в той же позе. Лишь голову накрыл подолом «гусарки».

Когда электронные молоточки прозвенели медленную музыку отхода ко сну, ребята тут же разошлись, не просили посидеть еще.

Антон посмотрел на лежащего Цезаря, потом на Корнелия. Неловко и будто через силу заговорил:

– Мальчик… Надо раздеться и лечь на ночь как полагается…

К удивлению Корнелия, Цезарь быстро поднялся, сел. Глядя прямо перед собой, торопливо разделся, бросая вещи на пластмассовый скользкий табурет.

Мальчишки без суеты и разговоров переодевались у своих коек в пижамы. Молчание стояло такое, словно в спальне тяжелобольной.

Антон достал из тумбочки клетчатую пижаму для новичка.

– Надень вот это…

– Это? – Цезаря тряхнула брезгливая дрожь. Он отвернулся и залез под одеяло в своих синих с вышитым якорем трусиках и белой шелковой майке. Сразу вытянулся и крепко закрыл глаза.

Корнелий проснулся за час до общей побудки. Поднялся с неожиданной тревогой, даже страхом. Сразу увидел Цезаря. Тот, уже одетый, сидел на краю заправленной постели. Встретился сквозь стекло взглядом с Корнелием. Встал, двинулся между кроватей, остановился на пороге каморки. Не опуская головы, но глядя мимо Корнелия, деревянно спросил:

– Не могли бы вы сказать, где можно умыться?

– В конце коридора туалет, рядом умывальная. Там на полке номер четырнадцать твоя зубная щетка, паста, мыло. На крючке полотенце.

– Я не понимаю, почему не привезли мой чемодан с вещами…

– Наверно, решили, что здесь ты получишь все, что надо.

Лицо у мальчишки опять брезгливо дрогнуло. Он быстро ушел. Минут через десять вернулся в спальню и до побудки неподвижно сидел на кровати. Спиной к стеклянной конуре воспитателя. Не пошевелился он и после подъема, и когда все пошли в столовую.

– Ты что же, не будешь завтракать? – спросил Корнелий.

– Ни завтракать, ни обедать, – глядя в окно, ровно произнес Цезарь. – Ни ужинать. Никогда.

Маленький Чижик нарушил общее молчание ребят. Со смесью интереса, жалости и удивления предсказал:

– Тогда обязательно помрешь, без еды-то.

Цезарь глянул на него с неожиданной искрой симпатии:

– Думаешь, это самое плохое?

Корнелий сел с ним рядом.

– Объясни тогда, будь добр. Ты объявляешь голодовку?

– Я… не знаю. Я не думал об этом. Но здешнюю пищу есть я не буду…

– Подумаешь, – буркнул Ножик.

– Тихо, – шепотом сказал Антон. – Господин Корнелий, можно идти в столовую?

Ребята ушли, а Корнелий по внутреннему телефону позвонил Альбину. К счастью, старший инспектор был на месте.

– Альбин, он ничего не ест. Отказывается намертво.

Тот понял сразу:

– Можно было ожидать… Но что делать-то? Проголодается сильнее – попросит.

– Боюсь, что нет. Это кремешок, – сказал Корнелий. И вдруг подумал: «Не нам с тобой чета».

– Да, пожалуй… Есть в кого. Папаша-то у него знаешь кем был? Штурман интерлайнера «Магеллан» Максим Лот. На круговой линии через полюс. Помнишь аварию и посадку на лед? Лет семь назад. Это он лайнер сажал. Чудо века… Сейчас ему, конечно, не до полетов…

– Ты мне зубы не заговаривай! – неожиданно для себя взъярился Корнелий. – Как с мальчишкой-то быть?!

– Ладно, придумаем. Не паникуй.

На занятия Цезарь тоже не пошел. Даже не отозвался на слова Антона о школе. И Корнелий опять сказал: «Оставьте его».

Сам он тоже остался в своей стеклянной клетке. Поглядывал на неподвижно сидевшего Цезаря и с удивлением размышлял, что беспокоится о мальчишке, кажется, по-настоящему. В данный момент – пожалуй, больше, чем о себе.