Граната (Остров капитана Гая) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 41

Юрка ошалел бы от такого подарка…

Сержик прав, играть лимонкой не станешь. Но показать в классе… Все ребята губы развесили бы… А потом, когда она Юрке надоест, самое правильное дело – отдать ее в школьный музей. Положили бы под стекло, табличку бы сделали: “Дар ученика 6-го кл. “А” Михаила Гаймуратова”. То есть “Михаила Гаймуратова и Юрия Веденеева”…

“Нет уж, – сказал себе Гай. – Ведь решили: пусть лежит…”

Но Сержик сказал еще: “Если хочешь – бери…” Он же сам это предложил!

“И я же не для себя. Я для Юрки…”

Совесть шепнула Гаю, что если для Юрки – это немного и для себя.

“Ну и что? Я же не без спросу! Сейчас зайду к Сержику и скажу: “Можно, я возьму, как ты говорил? Я ее подарить хочу… А если нельзя – вот она, делай с ней что хочешь…”

Гай понимал, что это беспроигрышный вариант. Конечно, Сержик скажет: “Бери”. Будет, пожалуй, немного неловко, но зато – честно. И никакие щипки совести Гая тревожить не станут. Фиг ей. Он все сделает открыто, без капельки обмана!

И было непонятно, почему шевельнулось в душе сомнение. Словно шепоток на ухо: “Ох, Гай, не надо…” И почему он, выпрямляясь, оглянулся с опаской?

Наверно, это была просто память о прежней стыдливой боязни – той, что жила в Гае, пока он не признался Сержику.

А теперь-то что?

…Гай понимал – такую игрушку в автобусе открыто не повезешь. Среди камней он подобрал обрывок старой газеты, завернул лимонку в желтую ломкую бумагу.

Потом посмотрел на море. Оно было ясным и чисто-синим. И все вокруг было спокойно-ласковым. Ни в чем Гай не уловил упрека. И черная дробина, которой боялся Гай, не шевелилась в душе. Гай с облегчением расправил плечи. Торопливо пошел к главным воротам…

Чтобы заскочить к Сержику по пути, Гай вышел из автобуса на улице Галины Петровой. Переулки и дворики Артиллерийской слободки террасами громоздились на склоне холма. Гай тропинками и лесенками взбежал к “Восьмому марта”.

И сразу увидел бабу Ксану.

Она шла, огибая растущие посреди каменистой дороги кусты с бордовыми головками. Высокая, сутулая, с длинным своим посохом. Смотрела прямо перед собой.

– Здрасте, баба Ксана… – Гай на всякий случай спрятал за спину завернутую лимонку.

Баба Ксана глянула из коричневых впадин синими глазами.

– Здравствуй, дитятко. К Сергийке бежишь?

– Ага! Он дома?

– Та ни… Они с школою на Максимову дачу поихалы, до вечеру…

– До свиданья… – растерянно сказал Гай. И подумал: “Ох ты черт…” Но под огорчением шевельнулась тайная радость. Оттого, что не надо объяснять Сержику, что взял гранату… Потом он про все напишет. Даже так напишет: “Если хочешь, я пришлю ее обратно”. И в самом деле пришлет, если Сержик ее потребует…

А сейчас если не взять, то куда ее девать? Не отдавать же бабе Ксане!

Гай посмотрел Сержиковой прабабушке вслед. Она шла вниз по улице, все такая же сгорбленная, неторопливая, строгая. Даже сейчас Гай слышал, как постукивает посох: туп-туп-туп… Он вдруг подумал, что, скорее всего, видит бабу Ксану последний раз в жизни. Неизвестно, когда он приедет сюда снова. Приедет, конечно, только едва ли прабабушка Пулеметчика и тогда будет живая. Сколько ей осталось на этом свете с ее горем, с ее хитро спрятанной любовью к Сержику?..

Гай неожиданно почувствовал те же слезы, что на палубе при сцене “Похороны капитана”. Мигая и переглатывая, он смотрел бабе Ксане вслед, пока она не скрылась за угловым домом…

Гай встряхнулся. Надо было спешить. Даже бежать.

Он выскочил на улицу Киянченко, а затем свернул к улице Гусева, в проход с плоским желобом водостока – такой узкий, что разведи руки и упрешься в каменные стены.

Навстречу спускался Толик.

Гай удивленно затормозил.

– Вот это да! Ты здесь… что?

Толик тоже остановился. Шагах в пяти.

– Гуляю. Волнуюсь, тебя поджидаючи. Так и знал, что ты здесь пойдешь, эта щель полюбилась твоей романтической натуре… – Толик усмехнулся. Гаю показалось, что он сердится.

– Я же не опоздал.

– Да нет, все в порядке… – Толик взглянул на часы.

– Это я так, нервы… Что это у тебя?

Гай откинул ненужную теперь бумагу, подбросил гранату:

– Вот…

Солнце светило Гаю в спину. Он увидел, как стремительно окаменело лицо Толика. Испугался:

– Да что ты! Она же…

– Не трогай и не шевелись! Замри!

Толик замер и сам – словно боялся, что неосторожным движением погубит Гая, даст ему смертельный толчок.

– Да что ты! – с виноватым смехом сказал Гай. – Она пустая – вот! – Он поднял лимонку за кольцо, чека вырвалась из трубки, граната упала Гаю в ладонь. Он бросил ее Толику: – На, смотри!

И все это было в одну секунду. А в следующую секунду Гай увидел, как освещенный желтым солнцем Толик ловит лимонку, прижимает ее к животу, складывается пополам и падает в желоб водостока. И словно вжимается в бетон…

– …Толик, ну сделай со мной что-нибудь, – всхлипывая, попросил Гай.

Они шли, забыв про время, по пустым улицам слободки неизвестно куда. И Толик молчал или неразборчиво говорил “отстань”. Гранату он держал перед собой, крутил иногда трубку запала, трогал колечко. Пожимал плечами.

– Толик…

– Что тебе?

– Отлупи меня, а? – с отчаянием сказал Гай. – Хоть ремнем, хоть чем… Я даже не пикну. Меня никогда дома не лупили, а ты изо всех сил, ладно?

– Зачем?

– Ну… тебе легче будет.

– Дурак, – устало сказал Толик. – Оно и видно, что не лупили.

Гай брел за Толиком чуть в стороне и позади. Смотрел на его худую спину под желтой тенниской, на острые локти, на поросшую короткими волосками шею… Снова и снова вспоминал, как освещенный солнцем Толик в тесной щели прохода сгибается, валится, резко вытягивается в плоской бетонной канаве, закрывая собой лимонку. И снова содрогался, представляя, что пережил Толик за эти секунды… Гай заплакал в голос:

– Я же тебе крикнул, что она пустая!

– Еще и ревет… Он “крикнул”. Будто я что-то слышал в такой момент… Поймал, а она шипит… Вот так! – Толик дернул кольцо и поднес лимонку к уху. Казалось, с каким-то болезненным удовольствием.

– Ну, а зачем под себя-то?! – захлебываясь слезами, крикнул Гай. – Кидал бы назад!

– Да? Там сзади, на улице, бабка и пацанята с трехколесным великом… А впереди ваше сиятельство. И ведь выбрал же место с-стервец. Как труба…

– Ну, откуда я знал, что ты подумаешь… Это же игрушка!

– Это – игрушка? – Толик повернул к Гаю такое лицо, что разом застыли слезы. Гай прошептал беспомощно:

– Я же крикнул… пустая…

– Сам ты… башка пустая, – вдруг вздохнул Толик. -

Иди сюда! – Он выдернул из брючного кармана платок, начал сердито вытирать Гаю лицо.

Гай безнадежно сказал в платок:

– Теперь ты будешь меня ненавидеть всю жизнь.

– Больше мне делать нечего, – огрызнулся Толик. И Гай понял, что ненавидеть Толик не будет. Но и… вообще ничего не будет. Граната все-таки взорвалась, только бесшумно. Толика не убила, но убила его дружбу с Гаем. Развеяла взрывом в черную пыль все хорошее, что случилось в жизни Гая здесь, в Севастополе.

Отомстила.

И такая тоска взяла Гая, что все в нем выключилось. Не осталось ни капельки сил. Он сел, где стоял, – на плоскую глыбу ракушечника в пыльной траве у тротуара. Уткнулся лбом в колени. Умереть бы…

– …Ну-ка встань! – вдруг крикнул Толик. Прежним голосом, тем, который был у него раньше, до гранаты. Он дернул Гая за воротник. – Ты мальчишка или нервная барышня? – яростно сказал Толик. Но злость была не на него, не на Гая! Гай уловил это каждым нервом. Злость была, чтобы встряхнуть Гая. А может быть, и самого Толика. Гай вскочил. Украдкой, но уже с надеждой глянул Толику в лицо. Опустил голову и шепотом повторил все то же:

– Кричал ведь – пустая… – И опять всхлипнул.

Толик хлопнул его пальцами по затылку.

– Голова пустая…

– Ага… – выдохнул Гай.

– Где ты взял эту штуку?

Не скрывая ничего, Гай выложил историю с гранатой. От начала до конца. Будто наружу себя вывернул. Толик слушал и порой называл Гая то бестолочью, то олухом.