Голубятня на желтой поляне - Крапивин Владислав Петрович - Страница 67

– Это я, – и на девчонку показывает.

Я даже заморгал: забавно так…

– А ребята эти кто?

– Ну, кто… Мальчишки с нашего двора. Уж и не помню, как звали.

Странно, да? Вместе играли – и не помнит… Двое рядом с ней стоят, а тот, что с барабаном, чуть в сторонке. Оглянулся на них, голову повернул – будто окликнуть хочет. Локоть чуть отвёл, ждёт чего-то…

Мать говорит:

– Ну, давай карточку.

– На, – говорю. Повернулся, протянул ей. И себя в зеркале увидел… Знаешь, Гелька, сходства в лице никакого. Но вот голова повёрнута, рука откинута… Я сразу спросил:

– Выходит, ты его с детства знала?

– Кого?!

– Отца.

Ну, сперва шум, крик: "Дурак, что ты выдумал, что за бред!.."

Я опять спрашиваю:

– А что, он в ваших играх был барабанщик?

Она вдруг в слёзы и отвечает так… ну, не то, что со злостью, а будто болит у неё что-то:

– Всю жизнь он был барабанщик…

– А он где?

– Господи, откуда я знаю! Кто на Земле может сказать, г д е о н и ч т о с н и м?..

– А почему не может?

– Отстань! Я тебе раз и навсегда запретила об этом говорить.

– Он же отец.

– Да не отец он! Он даже не знал, что ты есть на свете!

И опять в слёзы… Тут пришёл этот, "зам-папаша". Ну и конец разговору…

Юрка ещё раз дёрнул аксельбант и замолчал.

– Дальше-то что?

– А дальше… Когда в парке меня в барабанщики позвали, я подумал: пойду. Если получится из меня барабанщик, значит, я в отца. Значит, парнишка тот и вправду отец. Ниточка будет…

Я сидел насупившись. Потому что не получился из Юрки барабанщик. Так я и должен ему сказать. Если решусь…

– Я знаю, – сказал Юрка. – Ты думаешь, что я сбежал и бросил ребят.

– Барабанщики не уходят из-за таких пустяков… – пробормотал я.

– Барабанщики не должны подчиняться горластым тёткам.

– Спорил бы! Пусть её прогонят!

Юрка хмыкнул:

– Восстание затевать? Здешние барабанщики не для боя, а для карнавалов… А восстания почти никогда не кончаются победой. Можно только уйти.

– Если вместе. А ты один…

– Я думаю, сегодня вечером ушли многие.

– Откуда ты взял?

– Раз говорю – знаю…

– Всё ты знаешь… А вот про палочку, которую потерял…

– Гелька! Юра! – Это Глеб. Он помахал нам из дверей. – Давайте сюда, скорее!

Мы вышли на переднюю площадку. Здесь ветер был плотнее, он бил в лицо и распахивал на мне куртку. Рельсы блестели от фонаря и мчались под вагон. И закат… он правда приближался! Ясный, розово-жёлтый.

– А левой колеи уже нет! – громко сказал Янка. – Мы мчимся по однопутке!

– Зато справа, – сказал Глеб, – я видел… ребята, честное слово! Я видел огни и газовый факел завода "Богатырь"!

Справа, за чёрными летящими кустами, замелькала и побежала навстречу нам цепочка жёлтых квадратов. Поезд! Он промчался в сотне метров от нас.

– Значит, там тоже линия! – сказал Юрка.

– Конечно, – радостно отозвался Глеб.

– Я же говорил – доберёмся! – обрадовался Янка.

Я спросил:

– Так что же? Мы едем в бесконечности?

Глеб засмеялся:

– Не знаю.

Я сказал:

– У меня часы встали. Сколько сейчас?

Глеб и Янка разом глянули на циферблаты.

– Десять ноль три.

– Да вы что? Мы едем всего три минуты?

Янка отозвался без всякой тревоги:

– А кто её знает, эту бесконечность…

Закат сиял впереди, а над ним громоздилась резкая темнота, словно вечернюю зарю придавили чёрные тучи. Но это были не тучи, потому что в темноте сияли звёзды. Они всё ещё двигались, но уже тише. Линия, которая шла справа от нас, делалась всё ближе. Вдоль неё изредка мелькали фонарики. Наконец мы увидели, что рельсы этой линии побежали совсем рядом. Вот-вот пересекутся и сольются с нашими.

– Стрелка! – крикнул Янка. Метнулся в вагон и тут же вернулся. Он держал на ладони ампулу с искоркой.

НА СТРЕЛКЕ

Вагон гасил скорость. Правая рельсовая колея, прибежавшая из неведомых далей, где был город Колыч, плавно сошлась с нашей. Мелькнул столбик с фонарём и рычагом. Защёлкало под колёсами. Вагон прошёл ещё метров двадцать и встал, будто упёрся в упругую подушку.

Мы соскочили в траву.

После вагонного шума показалось, что кругом тихо-тихо. Только наше дыхание и шёпот. Было очень тепло, и по-прежнему пахло полынью. Янка вполголоса сказал:

– Пойдёмте к стрелке.

Мы обогнули вагон и по шпалам подошли к фонарю на низком столбике. Фонарь горел неярким жёлтым светом. Это был жестяной ящик с круглым отверстием, в котором светилось ребристое стекло – как у фары старинного автомобиля. Казалось, за стеклом не лампа, а свечка. А может, так и было.

– Ручная стрелка, – тихо усмехнулся Глеб. – Рычаг для соединения пространств на границе мирозданий… Как я в прошлый раз прозевал этот механизм?

Из-под фонаря торчала метровая рукоять с противовесом. Янка расставил ноги и крепко ухватился за неё. Оглянулся на нас. Его лицо освещал закат, и в глазах блестели светлые точки. Как искорки.

– Переведём стрелку, – сказал он. – Потом проводим Глеба до Колыча. Верно, ребята?

– Подожди, – попросил Глеб.

Он тихонько отодвинул Ямку от рычага. Постоял. Потом пошёл к вагону. Мы двинулись за ним. Глеб вскочил на площадку под "Сатурном", исчез в "Курятнике", но тут же вышел снова с сумкой на плече. Зачем-то выключил фонарь. Сумерки подступили к нам вплотную, а закат сделался ещё ярче. Рельсы под ним засветились. Они были очень прямые и убегали в дальнюю даль. Мы приехали в бесконечность, где соединились параллельные линии от Старогорска и Колыча, а отсюда колея уходила ещё дальше. Ну и правильно. Ведь у бесконечности нет ни конца, ни края! И может быть, эти две стальные нити потом тоже соединяются в одну? И пойдёт сквозь Галактику тонкий сверкающий монорельс…

Я смотрел вдоль убегающей под закат линии, и опять зазвенела в тишине Янкина музыка рельсов. Её слушали головки высокой травы, которые чётко рисовались на жёлто-розовом горизонте. И казалось, что рельсы сливаются не так уж далеко от нас.

Но куда они бегут? Кто их проложил?

Глеб сказал:

– Вот что, ребята. Не будем трогать стрелку… Если разобраться, что мне делать в Колыче? Наверно, уже и не ждёт никто. Пойду-ка я вперёд.

Мы молчали.

Пахнущая полынью бесконечность, в которой начали потрескивать кузнечики, обнимала нас. И то, что сказал Глеб, не показалось мне странным.

Янка напряжённо спросил:

– Ты решил? Ты ведь хотел домой.

– Я хотел делать своё дело… И сейчас хочу. И вот смотрю – эта дорога. Кто-нибудь знает, что там впереди? Нельзя, братцы, идти назад, когда впереди такая дорога. Потом всю жизнь себе этого не простишь… А может, это и есть главное дело – узнать, куда она ведёт. Может, про эту дорогу я напишу свою книжку…

– Если вернёшься, – тихо, но жёстко сказал Юрка.

– Ну… это уж как получится. Зато не надо метаться и выбирать.

– Что выбирать? – спросил я.

– В Старогорске я думал о Колыче. В Колыче грыз бы локти: зачем ушёл из Старогорска… от вас ушёл… А теперь всё ясно – дорога одна.

Я опять посмотрел вдаль, куда собрался шагать Глеб. Закат бледнел, рельсы угасали. Мне показалось, что на горизонте из-за тёмных трав встали какие-то тени, будто очертания странного города. Но, наверно, это поднимался туман.

Глеб сказал:

– Всё нормально, ребята. Одно плохо: надо прощаться с вами…

– Может, ещё увидимся, – прошептал я.

– Может быть, – согласился Глеб. – Ну… давайте ваши лапы.

Мы сложили руки в его огромную пятерню. Он сжал их все разом, тряхнул, выпустил. И сразу стал уходить от нас, шагая быстро и широко – не со шпалы на шпалу, а через одну. Длинный, большерукий, сутулый. Хороший такой наш Глеб…

– Глеб, подожди!

Это крикнул Юрка.

Глеб замер шагах в двадцати. Оглянулся.

– Глеб, я с тобой…

Юрка быстро пошёл к нему. И мы с Янкой, ничего не понимая, поспешили следом.