Голубятня на желтой поляне - Крапивин Владислав Петрович - Страница 43

Не надо… Юрка, скотина, ну что ты там?! Но Юрка замер – противник близко. Что делать-то? Сильно дёругать ногой нельзя: разведка мушкетёров заметит. А несильно – тогда шмель ужалит!

– Ле-жи. Не двигайся…

Но я сейчас помру. Или ещё что-нибудь хуже… Спасите…

Меня спасли мушкетёры. Они вынеслись прямо к нашей засаде, и я с радостным воем ринулся в бой.

Уж как я махал шпагой! Мушкетёры отлетали, будто мячики. А когда бой кончился, Юрка сорвал с куста шиповника большой цветок. Концом шпаги проковырял дырку на моей майке и воткнул в неё стебелёк цветка. Сказал совсем серьёзно:

– За храбрость и железную выдержку Гелий Травушкин награждается орденом Алого Шиповника.

– Ничего себе "выдержка", – проворчал Витька Соломеин, потирая локоть. – Машется, как бешеная мельница.

– Я не про это, – сказал Юрка.

…"Орден" я спрятал в карман, а дома расправил лепестки и положил цветок в свой "Журнал наблюдений".

А Юрка с того дня стал относиться ко мне иначе. Конечно, всё равно командовал и покрикивал, но уже не воспитывал специально. Ребята Юрку уважали, поэтому и на меня перестали смотреть как на полного размазню и неудачника. Иногда ещё называли Копейкиным, но это по привычке.

В школе Юрка учился на класс старше меня, но после уроков мы всегда играли вместе. И осенью, и зимой, и весной. Маме Юрка нравился, только она почему-то вздыхала, глядя на него. А тётя Вика поднимала брови и поджимала губы, когда Юрка приходил к нам во двор и гладил Дуплекса, поджидая меня. В дом он заходил редко, потому что тётю Вику тоже не жаловал. Впрочем, держался он с ней очень вежливо.

Тетя Вика говорила:

– Странный мальчик. Что-то в нём есть, но этот ужасный вид… В прежние времена таких детей называли беспризорниками. Имей в виду, Геля, раз ты с ним дружишь, значит, должен на него положительно влиять.

Но как я мог влиять на Юрку?

БРОДЯГА

Я с разбега нырнул под вагон и на коленях выбрался с другой стороны, там, где вход. Юрка сидел на штабеле старых полусгнивших шпал (сейчас такие, деревянные, уже не делают).

– Привет, – сказал я и встал с четверенек. – Ну чего ты?.. Я знаешь как бежал!

– Вижу, – усмехнулся он.

Конечно, он всегда всё видит… И сам я увидел себя как бы Юркиными глазами – от растрёпанной рыжей макушки до заляпанных илом сандалий. Ноги в грязи и царапинах от осоки, шорты скособочились – одна штанина задралась, другая съехала до колена, полосатая майка вылезла из-под ремешка, висит спереди, как фартук. Хорошая майка, почти настоящая тельняшка, а храброго вида всё равно не придаёт, это уж я знаю точно. И топчусь вот тут перед Юркой, будто опоздавший первоклассник перед завучем.

Дурацкая привычка всегда чувствовать себя виноватым!

Я кулаком запихнул майку в штаны и сердито сказал:

– А чего?.. Я не просто так опоздал! Там Ерёма на горке…

Юрка выслушал рассказ про Ерёму без удивления, даже рассеянно. Будто думал о своём. Может, о том, что не начать ли снова делать меня человеком? Ну уж фиг тебе, Юрочка…

Он вздохнул, поцарапал под беретиком затылок и глянул на меня странно. Даже виновато.

– Не до рыбалки сейчас. Тут такое дело… Жилец у нас появился.

Я замигал:

– Где? Какой жилец?

– Пойдём, познакомлю.

В вагоне было светло. Солнце шпарило горячими лучами в два оконца под крышей и в щели, которых было множество. Да и двери оказались раздвинуты на всю ширину. Внутри не осталось тёмных уголков. В том углу, где мы с Юркой устроили наш "кубрик", я и увидел незнакомца.

Это оказался парень с бородкой, похожей на светлый курчавый пух. Худой, белобрысый, в толстых очках. В клетчатой рубашке и узких штанах из рыжего вельвета. Он сидел на пластиковом ящике, который был у нас вместо стола. Когда мы подошли, парень поднялся и оказался очень тощим и длинноруким. Глаза его за стёклами были голубые и нерешительные.

– Вот, – сказал Юрка. – Это мой друг Травушкин. Я говорил…

От этих Юркиных слов я весь потеплел внутри. А парень протянул мне большую лапу и неловко сказал:

– Глеб.

Я тоже сказал:

– Гелька… Гелий. Травушкин.

Глеб кивнул, вздохнул почему-то и опять сел. Растопырил острые колени. Юрка мне объяснил:

– Видишь ли, он тут поселился. Недавно. Думал, что вагон необитаемый… Пускай поживёт, раз такое дело.

– Если никто не против, – смущённо сказал Глеб. И опять посмотрел на меня через толстые стёкла.

Я пожал плечами. Я не знал, против я или нет. Но это не имело значения, они с Юркой всё равно уже договорились.

Я только сказал для порядка:

– Мне не жалко. А вы тут… вы кто?

– Он журналист. В командировке, – торопливо объяснил Юрка.

Я чуть на пол не сел от удивления. Разве журналисты такие? Мало я их, что ли, видел по телевизору! И Юркиного "зампапашу" видел (Юрка так его называл, мужа своей матери). Он недавно приезжал в Старогорск. Тоже журналист, редактор, солидный такой. А этот Глеб… Ему лет двадцать всего, несмотря на бородку. Да и бородка-то так, еле-еле.

Глеб, кажется, понял, про что я думаю. Приподнялся, вытащил из заднего кармана красную книжечку.

– Вот… чтобы, значит, рассеять недоверие.

Это было удостоверение. Фотография (правда, без бородки, но похожая), синяя печать. И слова: "Вяткин Глеб Сергеевич является корреспондентом Колычской районной газеты "Маяк". Главный редактор Д. И. Сомов…" Сверху ещё что-то напечатано, а внизу крючковатая подпись.

Ну ладно… Только разве журналисты живут в дырявых вагонах? Может, этот Глеб от кого-то прячется?

А может, он шпион?

Но вроде бы шпионов сейчас уже не бывает, разве что где-нибудь в дальней пограничной зоне.

Или журналист решил нарочно стать бродягой, чтобы написать потом про это книжку, как Джек Лондон? Но Лондон-то когда жил и в каких краях!

– А чего же вы не в гостинице? Здесь разве лучше?

Глеб развёл руками, хотел что-то сказать, но Юрка дёрнул меня за майку:

– Я тебе всё объясню. Потом…

– Да я и сам могу, – добродушно сказал Глеб. – Чего уж…

– Тебе, наверно, осточертело, – отозвался Юрка. – Сколько можно одну и ту же историю пересказывать!

– А что делать?.. Главное, что сам разобраться не могу. Даже записывать начал всё по порядку, чтобы всё в систему выстроить, да не получается… Я привык на машинке работать в редакции. В командировках только стенографирую, а потом… – Он пошевелил длинными пальцами, будто застучал по клавишам. И спросил без всякой надежды: – Вы случайно не знаете, где бы раздобыть на пару дней машинку?

Юрка пожал плечами.

Я тоже хотел пожать плечами. И всё было бы нормально: откуда у четвероклассника пишущая машинка, это же не калькулятор для уроков математики. Но… а если я всё-таки достану?

Тогда Юрка лишний раз увидит, что я не только опаздывать умею. Что Гелька Травушкин – не Копейкин, он кое-чего стоит.

Я небрежно сказал:

– Точно обещать не могу, но попробую…

Глеб обрадовался совсем по-ребячьи:

– Ой, правда? Будь другом! А то я без работы свихнусь окончательно.

А Юрка посмотрел на меня с недоверчивым уважением.

Мы с Глебом распрощались до вечера. Когда шагали через пути. Юрка спросил:

– Где возьмёшь машинку?

– Дедушкина.

Юрка сказал без насмешки, даже с сочувствием:

– Вот тогда тётушка твоя точно перейдёт от слов к делу.

– Если не надолго возьму, никто не узнает… Лишь бы этот Глеб вместе с машинкой не сбежал куда-нибудь.

– Он что, похож на жулика? – заступился Юрка.

Я не знал. Настоящих жуликов я видел только в кино. Но ведь и в кино они не настоящие, а артисты.

– А зачем он тогда в вагоне укрывается?

– Да не укрывается он. Наоборот. По всем начальникам ходил, только они на него как на сумасшедшего смотрят.

– Почему?

– Ты удостоверение видел? Какой там город?

– Колыч какой-то… Или Колыч?