Голубятня на желтой поляне - Крапивин Владислав Петрович - Страница 37

– Кто же оставил их, самых маленьких? – спросил Яр.

– А кого они спрашивали?.. Они стояли шеренгой и барабанили все марши, которые знали. И враг этих маршей боялся и не мог подойти…

– Какой враг?

– Не знаю… Но он боялся. А когда марши у ребят кончились, налетел сильный ветер, просто ураган, и всё окутал пылью. И барабанщики исчезли в этом вихре. Говорят, они сами превратились в ветерки и живут теперь в Городе… Яр, ты их не встречал?

– Встречал, пожалуй, – сказал Яр.

Алька вздохнул, закутался в куртку по уши и тихо проговорил:

– А может, Игнатик тоже стал ветерком? Улетел от т е х и стал…

– Ну и что хорошего? – печально спросила Данка.

А Чита сказал:

– Ветерки, они хорошие. Только что они могут?

– Многое могут, – как бы заступаясь за Игнатика, сказал Яр. – Корабли гонять, пожар раздуть. А если вместе, они – ураган.

– Раздуть пожар могут, – тихо проговорил Чита. – А маленькую свечку зажечь не смогут. Это может только живой Игнатик… Яр, ты уверен, что Тик умер?

Яр вздохнул. Он знал, что ребята не верят. Точнее, не совсем верят. Но надо было отвечать честно.

Яр сказал:

– Я был на его могиле.

И снова тоской сдавило сердце: "Игнатик Яр…" За окнами темнело и шелестел ветер. Снег не кончался.

Данка поднялась и сказала, что надо думать об ужине. Как народ отнесётся к макаронам с консервами?

Народ отнесся положительно.

– Вот и отлично. Потому что всё равно больше ничего нет. Даже хлеба… Вадик, ты сходишь в булочную?

– Мы сходим с Яром, – сказал Чита.

– И я! – подскочил Алька.

– А ты разденешься и залезешь под одеяло. И никуда не сунешься до завтра. Смотри, всё ещё трясёшься…

– А мама что скажет?

– Я зайду, предупрежу её, – пообещал Чита.

– Сговорились… – пробурчал Алька. Но послушно отдал Яру куртку.

Чита сказал Данке:

– В ближней булочной хлеба наверняка нет. Мы пойдём на Тополиный спуск, но там, конечно, очередь. Не волнуйтесь, если мы задержимся.

– Лучше идите на Южную. Это дальше, зато там народу меньше.

– Пожалуй, – согласился Чита и глазами показал Яру на блик.

Яр понял. Приладил тяжёлый излучатель под курткой.

– Зачем это? – забеспокоилась Данка.

– На всякий случай, – беспечно разъяснил Чита. – И для того, чтобы здесь к этой штуке никто не лез и ничего не нажимал.

– Я что, ненормальный? – обиделся Алька.

– Пошли, Яр, – сказал Чита.

Вечер был серый, и полосы летящего снега тоже были серые. Теперь ветер гнал не снежинки, а хлопья.

Чита поднял воротник у курточки и сказал:

– Яр, у меня к вам важный вопрос.

– Я чувствую…

– Вы ведь разбираетесь в радиоаппаратуре?

– Думаю, что да…

– У меня родители одно время работали на городском почтамте. Я часто приходил к ним, меня везде пускали… Яр, там на верхнем этаже есть аварийная радиостанция. Сейчас почтамт пустой и электричества, конечно, нет. Но у станции автономное питание, аккумуляторы. Может быть, они сохранились…

– Ну… допустим, сохранились, – осторожно сказал Яр и ощутил тяжесть блика. – И зачем же нам станция, Вадик?

Он поморщился и жалобно попросил:

– Не называйте меня Вадиком. Чита я и есть Чита…

– Данка же называет, – улыбнулся Яр.

– Это Данка…

– Ладно. А ты перестань говорить мне "вы". Сколько можно?

– Хорошо… Яр, вы… ты как видел Игнатика в тот раз… когда хоронили? Близко?

"Опять", – подумал Яр и неохотно сказал:

– Издалека.

– Ты его узнал?

– Я же говорю: было далеко… Неужели ты думаешь, что тысяча людей устроила для меня спектакль? Зачем?

– Не люди, а т е… Люди не знали, а т е м не трудно устроить обман. Они обманывают всю Планету.

– Но зачем бы они стали обманывать меня?

– Как зачем? Чтобы вы… чтобы ты убрался с Планеты.

– Ты надеешься, – горько сказал Яр, – что Игнатика они где-нибудь спрятали, а похоронили куклу?

– Почему бы и нет? – сердито отозвался Чита. – Они сами куклы. Что им стоит?

Чтобы задавить в себе бесполезную надежду. Яр проговорил беспощадно:

– Нет. Им проще было сделать, чтобы он погиб. Раз и навсегда.

– Яр… Ты же сам говорил, что они не могут это сделать, если нас пятеро.

– Но Игнатик не знал, что вы живы…

– Зато т е знали. К тому же Игнатик догадывался…

– Кроме того, это был несчастный случай.

– Подстроенный случай – тоже убийство… Яр…

– Что?

– Яр, а вдруг Тик живой и они держат его где-нибудь взаперти? А он и не старается вырваться, потому что они сказали, будто ты ушёл с Планеты… Совсем ушёл…

– Он доверчивый, – сказал Яр. – Но этому он бы не поверил.

– Яр, ты не обижайся… но ты же по правде ушёл.

– Это получилось, потому что Игнатика нет, – через силу сказал Яр.

Чита опустил голову, долго шёл молча. Хлюпал ботинками по раскисшему на асфальте снегу. Потом хмуро спросил:

– Почему ты боишься надеяться?

– Потому что… – глухо сказал Яр, – надежда погибнет, и будет ещё страшнее.

Чита удивленно вскинул голову и снял очки.

– Страшнее? – звонко спросил он. – Что может быть страшнее для Игнатика, если он погиб? Или вы боитесь за себя, Яр?

– Дурак! – крикнул Яр. Жалобно, зло и с непонятным облегчением. – Чего я боюсь?! Я…

– Вот почтамт, – сказал Чита.

…Почтамт был знаком по Нейску. Три этажа, полукруглые окна, башня с квадратными часами. Левое крыло здания было изъедено огнём и шмелями, камень превратился в сизую губку. Правая часть и центр с башней уцелели, только на башне покосилась решетчатая антенна. Окна выбиты, нигде ни огонька.

– Почтамт. Ну и что? – насупленно сказал Яр.

Чита переглотнул. Прищуренно посмотрел на антенну.

– Если станция цела, можно дать сигнал… Яр, сразу по всем каналам! "Тик, мы живы, мы тебя ждём!" Нас попытаются заглушить, но сразу не успеют.

– Чита, но если он… если ты говоришь, его держат взаперти, разве он услышит радио?

– Он всё равно узнает. Вся Планета будет знать, узнает и он… Яр, он услышит. Он даже траву умеет слушать, даже снег…

"Он говорит у м е е т, а не у м е л", – подумал Яр. У него редко и глухо стало толкаться рядом с бликом сердце.

Чита смотрел на Яра требовательными глазами стрелка. И сказал:

– Даже если это самый маленький шанс…

Сумрачный вечерний свет входил в громадные разбитые окна, и в залах стояли серые полусумерки. Чугунные лестницы плавными разворотами вели с этажа на этаж. Ступени гудели под ботинками, эхо тоже гудело в пустой громаде здания – от подвала до башни. Кафельные полы были усыпаны бумагами. Сквозняки шевелили их.

Чита сказал на ходу:

– Может быть, это смешно… Знаешь, Яр, я попросил снежинок-пятилистников рассказать про нас Игнатику. Если ветры донесут их к нему. Но радио, конечно, надёжнее…

Яр промолчал.

На верхнем этаже Яр и Чита прошли несколько больших комнат, заставленных телеграфными аппаратами. Шелестели бумажные ленты, катались под ногами наполовину сгоревшие свечи. Такие же свечи стояли у аппаратов и на подоконниках, посреди лужиц застывшего стеарина.

– Смотри-ка, – уважительным полушёпотом произнёс Чита. – Электричества уже не было, а люди всё равно дежурили. При свечах…

Здесь, наверху, было как-то уютнее. Почти все окна оказались целыми, не гуляли сквозняки. В одной из комнат, за панелью громадного коммутатора трещал неизвестно как выживший сверчок. Казалось, коммутатор включен и ждёт вызова, хотя из панели торчали оборванные провода.

Чита привёл Яра к обитой жестью двери.

– Вот здесь…

Дверь была закрыта. У скважины замка висела на проволочке пломба.

Яр оглянулся на Читу, пожал плечами и оборвал пломбу. Надавил на дверь плечом. Сильнее, сильнее… Что-то пружинисто лопнуло, дверь отошла…

В полукруглой комнате была стеклянная крыша. За стёклами (видимо, очень крепкими и потому уцелевшими) беззвучно летели тёмные сгустки снега. Начинался настоящий буран. Но серого света всё же хватило, чтобы различить на чёрном пульте клавиши и тумблеры.