Дырчатая Луна - Крапивин Владислав Петрович - Страница 29

Ну что же, призер так призер. Лесю, Гайке и Славе Вязникову было на это наплевать.

Но однажды пути их пересеклись.

Был солнечный, не очень жаркий день в конце июня. С хорошим ветерком. И множество яхт вышло за боны, на внешний рейд.

Ветер гнал с веста небольшую, но крутую зыбь – синюю с пенными оторочками. Яхточка прыгала с гребня на гребень и звучала как домра, по которой хлопают ладошкой. У нее не было названия – до сих пор не придумали. Только на парусе чернела буква «Н» да число «34». «Н» – значит, – нестандартная, самодельная. А «34» – порядковый номер.

– Хорошо, что «эн», а не «тэ», – усмехнулся дядя Сима. – А то получилось бы прямо, как танк времен Второй мировой…

Но яхточка ничуть не походила на танк – легкая была, послушная. Такая, что на руле управлялся любой из ребят.

Нынче на руле сидел Лесь.

Дядя Сима держал гика-шкот, снасть для управления главным парусом, гротом. Он устроился на правом борту и откренивал яхту, потому что ветер упрямо клонил ее налево. Он дул в правую скулу – такой курс называется бейдевинд правого галса. Иногда ветер швырял навстречу брызги и обрывки пены. Гайка взвизгивала и пряталась от них за рубкой. Впрочем, это не мешало ей держать стаксель-шкот и следить, чтобы не полоскал передний парусный треугольник – стаксель.

А Вязников не боялся брызг. Расставив блестящие от воды ноги, он стоял на носовой палубе и держался за штаг – идущий от мачты к форштевню трос.

Так они ушли уже довольно далеко от гавани и были на траверзе Казачьего мыса, когда увидели белый парусный крейсер «Тарзан».

Эта махина с мачтой в семнадцать метров и белыми тучами трех громадных парусов неслась встречным курсом. Ветер для «Тарзана» был самый подходящий – с борта и с кормы. Короче говоря, крейсерская яхта шла бакштаг левого галса.

Красавец был этот «Тарзан». Никто, однако, не восхитился. Все знали, что капитан и личный владелец красавца – Автоматчик.

– Славка, – сказал Лесь, – подними-ка под краспицу наш флаг.

Один флаг на «тридцатьчетверке» уже был – маленький голубой флажок яхт-клуба, поднятый на кормовом тросе, ахтерштаге. Но Вязников сразу понял, о чем речь. Прыгнул с рубки, размотал у мачты фал. И желтый с черным кругом сигнальный флаг пополз под краспицу – небольшую распорку на мачте. Резво заполоскал там.

Называется такой флаг «Индиа». И означает: «Мое судно меняет курс влево».

И Лесь изменил курс влево, увалился под ветер. Яхточка сразу набрала ход. Пошла навстречу «Тарзану».

– Ох, Лесь… – сказал дядя Сима.

– А что? Я хочу ближе к мысу! Разве нельзя?

Гребешки били в борт. Яхта кренилась больше, чем раньше, и мчалась все быстрее.

– Гайка, стаксель полощет, подбери! Не спи!

– Есть, капитан Гуль!

Так его теперь звали. И это было совсем не то, что Гулькин Нос. Капитан Гуль – это из книжки Жюля Верна…

Яхты сходились – самодельная скорлупка и гордый парусный крейсер, который ударом форштевня мог превратить эту скорлупку в щепу.

– Эй, на «тридцатьчетверке»! Танк изображаете?! – насмешливо закричали с «Тарзана» в мегафон.

– Лесь… – снова сказал дядя Сима. Но не очень строго. Он понимал.

– Не отворачивай, Гуль! – крикнул с носа Вязников. – У нас правый галс!

Вязников опять стоял на носу, и пена била его по ногам. Он крикнул уже не Лесю, а тем, на «Тарзане»:

– Правый галс!

На море есть железный закон: если одно парусное судно идет правым галсом, а другое левым и если грозит столкновение, те у кого левый галс, обязаны уступить дорогу. Не важно, какое судно тут большое, а какое маленькое. Правило одинаково для всех. И Лесь это знал. И на «Тарзане» это знали. Но парусному крейсеру, конечно же, было очень обидно уступать дорогу крошечному нахалу. С мальчишкой на руле! И там были уверены, что мальчишка вот-вот струсит, кинет свою посудину носом к ветру, постыдно заполощет паруса.

– Лесь… – сказал дядя Сима третий раз.

«Тарзан» надвигался. Громадина!..

Гайка тихонько завизжала и потуже натянула шкот. Лесь сцепил зубы. Вязников стоял. Только крикнул звонче прежнего:

– Правый галс!

На «Тарзане» яростно завопили. Они понимали, что за столкновение придется отвечать. Им! Морские законы одинаковы для всех. Будь ты не только лейтенант «лиловых беретов», а даже адмирал в фуражке с золотыми листьями.

Капитан «Тарзана» не выдержал. Но не выдержал он слишком поздно. Теперь, чтобы уступить «соплякам» дорогу, пришлось так резко положить руль на борт, что белый крейсер с маху вошел в поворот кормой к ветру. В так называемый фордак. А фордак, неожиданный для экипажа, да еще при таком славном, крепнущем ветерке – штука коварная.

Конечно, многотонную махину с балластным фальшкилем не перевернул бы и крепкий шквал. Но случилось другое. С борта на борт пошло вокруг мачты длинное металлическое бревно гика. Это – горизонтальный ствол, к которому крепится нижний край паруса. Стремительный, никем не одержанный гик грянулся о подветренный бакштаг и ванты. Стальные тросы не выдержали удара. Вырванные из борта, они спиралями скрутились в воздухе. Тонкая дюралевая мачта, ломаясь у краспиц, пошла концом к палубе. Парусина снежными грудами накрыла орущий ругательства экипаж «Тарзана».

Лесь оглянулся лишь мельком. И продолжал сжимать румпель, не дрогнув на курсе.

– Ох, Лесь… – произнес дядя Сима четвертый раз.

– А кто виноват? – сказал с носа Вязников. – Мы во всем были правы. Даже флаг подняли, что меняем курс влево…

Он опять прыгнул с рубки и стал спускать желтый флажок.

Потом он сел рядом с дядей Симой, разгладил флаг на коленях.

– Знаете, что я придумал?.. Гайка, Гуль, слушайте! Давайте сделаем его нашим кормовым флагом! И станем поднимать вместе с яхт-клубовским.

– Не поймут, – сказал дядя Сима. – Все будут думать, что мы постоянно изменяем курс влево.

– А мы немного подправим флаг!

– Как? – спросила Гайка. – Ой, у меня до сих пор все поджилки дрожат… Как подправишь-то?

– Нарисуем на черном круге желтого кузнечика! Быстросохнущей краской! Я вырежу трафарет! Здорово получится!

– Ты это славно придумал, – сказал от руля Лесь. – Дядя Сима, можно нам такой флаг?

– Сейчас кто какой хочет, такой и поднимает, – вздохнул дядя Сима. – Отчего же нельзя? Лишь бы не пиратский…

– В желтом кузнечике нет ничего пиратского, – вмешалась Гайка слегка обидчиво.

Дядя Сима поскреб подбородок и предложил:

– Тогда, может, и корабль наш пусть называется «Кузнечик»? А? Смотрите, как скачет по волнам…

Вязников взглянул на Гайку. Потом они вдвоем – на Леся.

Лесь помолчал со сжатыми губами. Ответил тихо и решительно:

– Нет, дядя Сима. Мы уже договорились: пусть будет «Ашотик»…

Дядя Сима помолчал и сказал неловко:

– Ну что же… Ну да…

После этого они молчали минуты две, а яхта «Ашотик» все бежала, подрагивая от ударов тугих гребешков.

Наконец Вязников хмуро проговорил:

– Все-таки какая беспомощная наша медицина. Не то что вылечить, даже болезнь определить не могли.

– Дядя Андрей говорит, что это не болезнь, – подал голос Лесь. – Это, наверно, просто тоска. Не смог пережить…

«И даже излучатель мой не помог», – добавил он про себя.

А ведь излучатель сделал столько чудес! Вот и громадный желтый Велька – живой и веселый – до сих пор беззаботно резвится на Безлюдных пространствах. Ух, как он мчится навстречу, когда Лесь, Гайка и Славка приходят навестить его!

Но, кажется, он не очень скучает и без них. Похоже, что у него завелись друзья. Кто? Это пока непонятно. Может, похожие на громадных кузнечиков инопланетяне. Может, мальчишки из древних городов. Не исключено, что ловкий Велька там научился проникать в прошлое, в далекие времена…

А порой кажется, что из-за разбитой башни или из-за колонны разрушенного храма смотрит на кузнечика и ребят… Ашотик. Молча смотрит неулыбчивыми коричневыми глазами. Еще минута – и подойдет.

Может быть, когда-то так и случится?