Давно закончилась осада… - Крапивин Владислав Петрович - Страница 54

Коля научился плавать еще в Петербурге, вернее, на даче под Петергофом, у знакомых. Но то купание, в пресной и мутноватой балтийской воде, не шло ни в какое сравнение со здешним. Черноморская вода была плотной, держала мальчишек на плаву как рыбешек, и казалось, утонуть в ней невозможно. Коля так и говорил Татьяне Фаддеевне в ответ на ее вечные опасения. И добавлял:

– Не могу же я ходить купаться с няней! Здесь без присмотра плавают и ныряют даже грудные дети. – Он, конечно, преувеличивал, но не очень.

Постоянное плескание в море было одной из главных радостей южного лета. Но ребята не забывали и о деле. О своей охоте за товаром для туристов.

Коля и Женя давно уже сплавили иностранцам барабанные палочки. По двугривенному за штуку. Получилось два рубля. Поделили поровну.

– Но ты ведь весной уже дал мне две палочки, – слабо сопротивлялся Женя. – Значит, сейчас моих было только четыре.

– Весной был подарок, это не в счет. К тому же ты… ведь ты же отдал их барабанщику. Разве не так?

Женя не сказал, что не так. И больше не спорил.

Саша иногда ходила с мальчишками, собирала трофеи для продажи. Но не часто. Не девичье это дело – копаться в оружейном мусоре. Там еще и кости человеческие встречаются до сей поры – страх такой… Ей нравились другие находки, те, что говорили о давних веках. Коля тоже мечтал о трофеях античных времен. Не раз напоминал он Саше: когда пойдем в Херсонес? И та говорила, что да, скоро пойдем, да все случалось как-то, что недосуг. То у нее дела по дому, то сам Коля шастает с ребятами по бастионам и траншеям.

Конечно, можно было пойти в Херсонес и с мальчишками, но у тех лишь одно на уме – набрать побольше того, что на продажу. Можно было сговориться с Женей, уж он-то все понимает. Но… хотелось с Сашей. Именно с ней, с одной. По крайней мере, на первый раз. Казалось, что именно она принесет удачу, и можно будет отыскать осколки амфор со сказочными рисунками. А то и целую вазу! Ох, да только ли в находках дело…

– Коля, на той неделе обязательно!

Но «на той неделе» в семействе Маркелыча случилось удивительное событие, и Саша несколько дней торчала у них в доме, помогая счастливой Настеньке.

– Ну, ты, что ли, поселилась там окончательно? – рассердился наконец Коля. Он «ухватил» Сашу у нее на крыльце, когда та опять торопилась к Ященкам.

Саша не обиделась, обещала примирительно:

– Завтра с утра пойдем обязательно. Как раз вторник, пустой день…

– Почему пустой?

– Ну… мы ведь и к Девичьей бухте пойдем тоже, а по вторникам да по четвергам и пятницам туда лучше всего.

– Что за бухта такая? – насупленно сказал Коля и стал царапать босой пяткой крыльцо.

– Ты разве не слыхал?

– Ничего я про нее не слыхал, – соврал Коля и смутился. Потому что он, конечно, знал про Девичью бухту от мальчишек, и Саша могла об этом догадаться.

Она, видно, не догадалась и тоже смутилась – от того, что приходится объяснять.

– Ну… маленькая такая бухточка, рядом с Песчаной. Среди обрывов спрятанная. Там по понедельникам, по средам и субботам купаются девчата. Потому и название такое.

– А… почему там? Далеко же… – неловко сказал Коля.

– Ну, почему… – вздохнула она. – Вам-то, мальчишкам, хоть где можно, никто на вас не глядит. А девочки… им надо укрытое место.

Коля опять почесал пятку о каменную ступень. А потом, чтобы скрыть смущенье, заметил небрежным тоном:

– Да разве бывают совсем укрытые места?. Наверно, сверху, на обрывы, все равно может кто-то подойти…

– Да кто? Случайных людей там не бывает, а здешние знают и не подходят, потому что есть же совесть-то… Ну, только вредные мальчишки иногда подбираются. Бессовестные, да?.. Девочки тогда сразу в воду или за камни. Да как завизжат! От такого визга хоть кто дёру даст!..

– Дураки… – бормотнул Коля, краснея, будто сам был замечен среди бессовестных мальчишек.

– Конечно, дураки. Ты же не такой, верно?.. А наши один раз тоже… Фрол да еще кое-кто с ним… Я тогда на них так разозлилась! А Федюне за это от деда перепало горячих. Ого как! Жаль только, что ему одному, а не всем… – Она засмеялась, и Коля почуял, что настоящей злости на мальчишек у Саши, кажется, нет. – Да ты небось от ребят слышал про тот случай…

– Ничего я не слышал…

Он опять врал. Эту историю он узнал в недавнем разговоре на дворе у Маркелыча.

А дело случилось такое. В прошлом году, за неделю до Ильина дня, Фрол предложил приятелям:

– Пойдем русалок наблюдать. А то скоро купанью конец, так и не поглядим.

«Наблюдать русалок» – это и значило подглядывать за девчонками у моря.

Пошли, кроме Фрола, Макарка, Ибрагимка, Федюня да еще двое ребят – не из постоянной компании Боцманского погребка, но знакомые. Просился и Савушка, да его не взяли.

Семилетний Савушка, оставшись посреди пустого двора, заревел. Вышла мать. Пожалела:

– Это почему же они, окаянные, без тебя пошли куда-то? Раньше всегда брали.

– Говорят, дорога дальняя. И говорят еще: «Рано тебе на русалок глядеть».

– Чего-чего?! – Матери, видать, про «русалочьи игры» было известно. – Ну-ка, говори толком!

Савушке бы смолчать да выкрутиться как-нибудь, а он от великой досады на «изменщика» Федюню (пускай знает, как бросать брата!) выложил ребячьи планы во всех подробностях. И не только матери, но и деду, который вышел и присел с трубкой на порог своей пристройки.

Мать всплеснула руками:

– Отец, ты только послушай! Вырос на нашу голову охальник! Ты уж его проучи за такое бесстыдство! – Это она о Федюне, конечно.

– А чего ж… Оно как водится… – покивал тот, окутавшись дымом. О взглядах знаменитого Пирогова на воспитание он не слыхал, но свои собственные взгляды у него были похожие.

Докуривши трубку, Евсей Данилыч не поленился, сходил на ближний косогор, где росли несколько одичавших вишен, и срезал подходящую для такого дела ветку. А после того опять сел на пороге – терпеливо поджидать старшего внука. Савушка между тем томился в доме, убеждая себя, что не сделал ничего худого: правду же сказал!

Когда Федюня наконец появился на дворе, дед спросил с ненастоящей ласкою:

– Ну-ка, сказывай, юнга, где гулял?.. Только не вздумай врать, мне и без того все ведомо.

Федюня сразу понял: и вправду «ведомо». Обмяк и хныкнул:

– А чего… Я и не хотел… Все пошли, и я пошел…

– У «всех» свои тятьки и деды, а у тебя – я. Потому – идем со мною.

И обмякший Федюня безропотно поплелся за дедом в его конуру. Тот пропустил его вперед, а Савушке (которого ноги против воли привели сюда же) велел с порога:

– Пока обожди тут.

Дощатая дверь неплотно прикрылась, и вскоре за ней прорезались несколько коротких воплей. Затем Федюня, придерживая штаны, вылетел на двор, мокрыми глазами яростно чиркнул по брату и умчался за дровяной сарайчик. Дед же с прежней ласкою поманил корявым пальцем присевшего от перепуга Савушку:

– Ступай теперь ты…

– Зачем?! За что меня-то?!

– А за ябеду, – охотно пояснил Евсей Данилыч, под мышки внося Савушку через порог. – Ябеда, она последнее дело. Зачем на Федора сказал?

– А ежели он худое задумал! – слабо брыкался бедный Савушка.

– Ежели худое, ты ему и скажи: не делай так. А к старшим да к начальником с жалобой идти – это срам, – разъяснял дед, садясь на топчан и ставя несчастного Савушку между колен. – Когда будешь матросом, товарищи тебе такого сроду не простят…

– Не буду я матросом!

– А кем же еще будешь? У нашего брата иной дороги не бывает. Потому и понятие должон иметь с малых лет. Ну-кось, расчиняй гудзики…

Уложивши младшего внука животом на здоровое, левое колено, Евсей Данилыч трижды отмерил ему «вишневую порцию» (не шибко, но чтобы все-таки ощутил). И велел воющему Савушке:

– Цыц!.. А теперь иди проси прощенья у брата.

– Не буду!

– Неужто не будешь?

– Ай! Буду! Буду!.. Да ведь он не простит!

– А коли не простит, приходи ко мне сызнова. Непрощенному положено вдвое…