Бронзовый мальчик - Крапивин Владислав Петрович - Страница 61

Послушно и быстро – это всё, что он мог, – Кинтель сел на планковые слани, лицом к форштевню и парусу. Спиной прислонился к дощатой банке. Обхватил за плечи Муреныша и Костика, которые приткнулись справа и слева. Стуча протезом, к рулю пробрался Корнеич. Ветер (здесь еще не сильный) дергал его медные космы. Юрик Завалишин, Сержик Алданов, Дим и Паша Краузе встали на носу с длинными веслами, уперлись рукоятями с вальками в дно и в береговой песок. Остальные без суеты расселись по бортам. Не Бойся Грома привычно ухватил кливер-шкот.

– С Богом, – сказал Корнеич.

Налегли на весла, заскрипел песок, потом "Тортиллу" качнуло на свободной воде. Капитаны попрыгали вниз, уложили весла вдоль бортов.

– Кливер на ветер…

Шлюпку стало разворачивать, все быстрее, быстрее, парус дернулся последний раз и надулся теперь уже как надо. Остров оказался за кормой. Сквозь шум ветра стало слышно бурление кильватерной струи. Кинтель оглянулся. Берег заметно отодвигался. Ветер ударил хлестко, с промозглым холодом. Сверху сыпался не то дождь, не то крупа. Набежала сзади волна, подняла и резко опустила шлюпку.

– Началось, – негромко сказала Маринка.

Салазкин сидел на бортовой банке между И-го-го и Андрюшкой. Встретился с Кинтелем глазами, улыбнулся – неловко, на себя не похоже.

Да что они все? Думают, что если Кинтель новичок, то у него душа в пятках?

Он ничуть не боялся! Если был нервный холод в мышцах, то от зябкости, от ветра, от мороси. А ни в какие несчастья Кинтель не верил! Тем более, что с ним талисман – бронзовый неунывающий мальчишка. Кинтель сунул его под трикотажную фуфайку, и уголок подставки покалывал ему живот…

Волны стали крупнее, поднимали "Тортиллу" все размашистее. Мало того, еще и качали с борта на борт. Потому что гребни шли теперь не прямо с кормы, а наискосок.

– Корнеич, ты привелся, что ли? – сказал Паша. – Гляди, уже не фордевинд, а бакштаг.

– Это ветер зашел!

– Снесет нас… доннерветтер унд таузенд тойфель, как говорили мои остзейские предки…

– И каррамба, – подал бодрый голосок Костик у Кинтеля из-под локтя.

– И тысяча дохлых медуз за шиворот синоптикам, – сказал Сенечка Раух.

– Не гневите Небеса, мальчики, – попросил Корнеич.

Но поздно. Небеса ответили таким хлестким порывом, что шлюпку круто положило на левый борт, а Маринка тихо сказала "мама".

– С левого борта – на слани! Паша и Дим, откренивайте активнее! – велел Корнеич. – Женщины и дети, без паники…

– Сам ты "женщины и дети", – жалобно огрызнулась Маринка. – Между прочим, я плавать не умею…

Все засмеялись.

– Она это каждый раз говорит, – сказал Салазкин оглянувшемуся Кинтелю. – А сама как русалка.

– В такой воде все русалки мигом передохнут, – заявила Маринка. – Градусов пять, не больше… Ай, мама… – Это новая порция ледяной крупы ударила по щекам.

Кинтель проморгался и глянул вперед. Берега не было видно – свистящая мгла. Остров Шаман за кормой тоже исчез. Переваливаясь и хватая иногда бортом воду, "Тортилла" неслась вовсе не по-черепашьи. Казалось, прошел уже целый час… Ветер стал суше, и вдруг полетели снежные мухи…

– Окрестность исчезла во мгле, сквозь которую летели белые хлопья снега, – сказал Сержик Алданов. – А. Эс. Пушкин, "Повести Белкина", "Метель". Недавно писали изложение…

– И кто мог подумать тогда, в какую переделку мы попадем! – в тон ему подхватил Юрик Завалишин.

Снег летел все гуще, застревал в волосах, липнул к парусу. Дунуло крепче прежнего, плеснуло гребнем через наветренный борт.

– Я так не играю! – возмутился Не Бойся Грома. – Шкот не удержать, возьмите кто-нибудь еще!.. Данилка, возьми ты!

Кинтель ухватил конец пенькового троса. Сильно дернуло кожу на ладонях. Но вдвоем держать – это не трудно.

"А что они сегодня, сговорились, что ли? Всё "Данилка" и "Данилка"…"

Где же он, берег-то? Судя по времени, давно пора ему быть, вон какая скорость.

Опять хлестнуло – по тем, кто откренивал.

– Подо мной совершенно мокро, – пожаловался И-го-го.

– И подо мной, – сообщил Андрюшка Локтев. И верный своей склонности все уточнять, добавил: – Но не думайте, не потому…

– Знаем почему… – неуверенно пошутил Костик-барабанщик.

"Батюшки, а это ведь настоящий шторм… И… значит, конец может быть всякий?"

Сенечка Раух звонко пообещал:

– Если все кончится хорошо, буду всегда слушаться бабушку и делать зарядку!..

– Грех давать невыполнимые обеты, – сказал от руля Корнеич.

– Я буду выполнять! Ну, не всегда, а хотя бы по выходным…

Кинтель оглянулся на Салазкина: как он там? Салазкин мотал головой, отплевываясь от снега. Так по-будничному…

"Тортиллу" опять подняло на волну, и тогда сквозь мглу и летящий снег замаячило впереди желтое пятно.

– Огонь впереди! – завопил Не Бойся Грома. – Справа по курсу! Приводись!

Шлюпка пошла было носом вправо, но ход сразу упал. Новые гребни ударили в борт.

– Не вырезаться под кливером! – крикнул Корнеич. – Капитаны, на весла!

Не очень ловко (попробуйте при такой болтанке), чертыхаясь и путаясь, вставили уключины, выдвинули две пары весел. Сели на них Паша, Дим, Сержик, Юрик. В помощь им встали напротив И-го-го, Салазкин, Сенечка, Андрюшка. Взмахнули, налегли… Лопасти то зарывались, то чиркали по гребням.

Темной массой проступил впереди берег. Фонарь светил оттуда сквозь летящий снег будто желтая звезда. И кто-то неразборчиво кричал в мегафон. Шлюпка пошла на огонь.

– Нормально, братцы! Навались еще! – крикнул Корнеич. – А, черт! – Это килем грохнуло о камень. Раз, другой. Стали…

Муреныш под боком у Кинтеля всхлипнул. Костик сказал:

– Не бойся. Раз камень, значит, уже неглубоко. Выберемся.

– Я не боюсь. Я ногу отсидел, больно… – Муреныш завозился виновато и сердито.

– Двое с веслами на корму! Толкаться! – приказал Корнеич. Но еще одна волна милостиво сняла "Тортиллу" с камня.

– Отставить! Нажмите, люди! Вот так…

Справа возник пирс, на нем стояли двое: большой и маленький. У маленького в руках сиял электрическим огнем рефлектор.

– Бери левее! – гаркнул мегафон. – Теперь прямо! Вот так, лады…

Качать перестало. Волны безвредно бились о бетонную стенку гавани. "Тортилла" по инерции шла к причалу.

– Егоров, ты, что ли?! – крикнул с кормы Кор-неич.

– Кто, как не я!.. Ваш Васильич мне трезвонит каждые пять минут, волосы на себе рвет: как вы там на Каменном!.. И у него катера нет, и у меня мотор по закону подлости разобран. Хотели уже звонить "Буревестнику", просить, чтобы крейсерскую яхту за вами послали. Или милицию на ихней плавучей платформе…

– Этого еще не хватало, – сказал Корнеич.

Егоров оказался молодым дядькой со шкиперской бородкой. Его помощником – Федор, белоголовое существо лет восьми, в резиновых сапожищах и ватнике до колен. Федор по-хозяйски сказал:

– Пап, я чайник на плиту поставлю. – И с фонарем зашагал к домику.

В шумном бестолковом разговоре, в сетованиях на подлую погоду закрепили у пирса шлюпку, убрали парус, вынесли на причал Муреныша, растерли ему ногу. Он стеснялся недавних слез, сопел. Паша Краузе взял его на руки.

Егоров повел ребят в дом. Корнеич поспешил вперед – звонить дяде Грише, чтобы не поднимал паники.

В дощатой комнате с табуретками и голым столом было тепло. Показалось, что жарко даже. Скинули спасательные жилеты, постягивали промокшие спортивные костюмы. Хотели уложить Муреныша, но он уже ступал на ногу, только прихрамывал.

И-го-го сказал Кинтелю:

– Все по правилам. Приключение.