Брат, которому семь - Крапивин Владислав Петрович - Страница 17

Павлик до сих пор дулся на Людмилу и сказал:

– Шла бы ты отсюда! Никакого толку не получится. Ты толстая и будешь мешать.

– Зато я сильная, – возразила Людмила. – А ты хлюпик.

– Тихо! – сердитым шёпотом предупредил Алька, и его послушались.

Путь через двор показался длинным-длинным. Длиннее, чем от дома до кинотеатра "Спутник", потому что ноги двигались очень уж медленно. А когда охотники вышли из-за дома, ноги почти совсем остановились.

Стало ещё темнее, и чудовища почти не было видно, только светлая лапа проглядывала в тёмных лопухах. "При-клю-че-ни-е, при-клю-че-ни-е", – глухо стучал экскаватор.

– Ура! – хрипло крикнул Алька и побежал к забору.

И все охотники тоже побежали, и Павлик тоже, кажется, крикнул "ура" тонким голосом. Альке стало весело, только глаза почему-то сами собой закрылись. И у других, наверно, тоже закрылись. Потом Алька почувствовал коленями жёсткие листья репейника и повалился животом в ломкую высокую траву. И все повалились тоже, а середина сетки накрыла чудовище.

Они лежали и ждали страшных рывков и рычания. Но было тихо.

Может быть, чудовище не проснулось?

Алька открыл один глаз и увидел что-то тёмное и расплывчатое. Это был просто лопух. Алька хотел открыть второй глаз. Но тут ему под локоть попал какой-то очень острый камешек. Алька дёрнул рукой и угодил в крапиву. Это была не простая крапива, а самая жгучая, с тёмными узкими листьями, – собачья. Она жалится даже сквозь рубашку. А если локоть голый, то даже мёртвый, наверно, вскочит!

А ведь Алька-то был не мёртвый. И, конечно, вскочил. И увидел, что никакого чудовища нет.

– Вставайте, – уныло сказал Алька.

В траве лежал свернувшийся полосатый матрац, а из-под него торчало старое берёзовое полено.

Когда все поднялись и освободили матрац из-под сетки, упругая трава снова выпрямилась и начала вздрагивать. И стало казаться, что матрац живой: он тихо колыхался в траве. Алька понял, что всё это из-за экскаватора, от которого дрожала земля.

– Это нашей соседки матрац, – сказал Юрчик и виновато вздохнул. – Она его на забор повесила, чтобы пыль выбивать палкой. А он, значит, упал…

– Вот из тебя бы пыль палкой…-мрачно произнесла Людмила.

– Надо отнести сетку, – сказал Павлик.

– Никто её и здесь не украдёт, – отмахнулась Женька.

Всё вокруг ещё больше потемнело. И большое облако уже не было похоже на светлую серебряную гору из сказки. Оно расплывалось в сумерках.

Всё сделалось обыкновенным и неинтересным.

Алька вспомнил, что день закончен. Ничего хорошего сегодня уже не случится. Не будет никаких тайн, зовущих на опасную охоту. Даже обыкновенной игры в лунки не будет, а придётся идти домой. Ужинать. Мыть ноги. Спать…

Злая досада заскребла Альке горло. Прищурившись, он глянул на Юрчика. Драться Альке не хотелось, но рука его как-то сама размахнулась и сильно хлопнула Юрчика по голове. Алька почувствовал, как под ладонью подмялись волоски на Юркином затылке, а голова послушно качнулась вперёд, будто у деревянной лошадки.

Юрчик ничего не сказал, даже не обернулся. Он тихонько пошёл с опущенной головой от ребят, и одна сандалия у него хлюпала и скребла, потому что был оторван ремешок.

Алька взглянул на ребят. Они смотрели вслед Юрчику, а потом Женька отвернулась и неуверенно сказала:

– Так и надо ему…

– Аида домой, – хмуро предложил Валерка.

И они пошли. Поодиночке, будто жили в разных домах.

Алька шёл всё тише и тише. Он остался во дворе один. Почему-то всё думалось о Юрчике. Алька знал, что Юрчик жаловаться не будет. Он вообще никогда не жалуется. Но это Альку не радовало.

Он остановился, потоптался на месте, а потом ноги сами повернули назад, к забору. Всё скорей и скорей.

Алька с разбегу проскочил колючие заросли, подтянулся на досках и через две секунды был в соседнем дворе.

Юрчик сидел на крыльце; его майка белела в сумерках, как маленький парус.

Алька нерешительно подошёл сбоку.

Юрчик нагнулся низко-низко. Голову опустил ниже колен. Может быть, он плакал?

– Ты чего… сидишь? – пробормотал Алька.

– Сандалия порвалась. Ремешок… – вздохнул Юрчик. – Бабушка утром пришила, а он опять… Никак не приделаю.

Он не плакал. И он не удивился, что рядом появился Алька.

Всё-таки хорошо, что иногда отрываются ремешки.

– Давай, – деловито сказал Алька.

Он сел рядом и сдёрнул с ноги Юрчика сандалию. Потом нащупал в кармане моток медной проволоки. Эта проволока давно мешала ему, царапала ногу, и он собирался её выбросить. Хорошо, что не выбросил. В другом кармане Алька отыскал гвоздь – вместо шила.

– Сейчас… Всё будет, как надо.

Уже совсем стемнело, и Альке пришлось работать на ощупь. Но всё равно он ловко действовал проволокой и гвоздём. Дело было привычное: ведь и у него часто отрывались ремешки.

Юрчик сидел, привалившись к Алькиному плечу. Он шевельнулся и вздохнул так, что у Альки на виске торчком встали волосы. И тихонько сказал:

– Я ведь не знал, что оно не настоящее… Чудовище…

– Конечно, не знал, – ответил Алька сквозь зубы, потому что перекусывал проволоку. – А если бы настоящее, мы бы ему… дали…

– Ага, – прошептал Юрчик. Он доверчиво сопел и тепло дышал Альке в щёку. Наверно, так же дышал Белый Оленёнок, когда засыпал под боком у большого доброго медведя.

Алька наконец откусил и выплюнул проволочную нитку.

– Всё, – солидно сказал он. -. Закончен ремонт. Ну-ка, давай твою лапу…

Ночные поезда

Алька вернулся домой поздно, потому что они с Валеркой до самого вечера шили из старого сапога футбольный мяч. Алька вошёл в комнату и услышал, как папа говорит:

– По-моему, он приедет утром, в девять часов. Есть такой поезд.

– Не мог уж телеграмму потолковей дать,– возмущённо дёрнула плечом Марина.

– Кто приезжает?-поинтересовался Алька.

– Не суйся, когда старшие говорят, – отрезала Марина.

Алька сделал вид, будто Марины вообще нет на свете.

– Мама, кто приезжает? – снова спросил он.

– Сын дяди Юры, – ответила мама. – Твой двоюродный брат Игорь.

– Брат?

Алька знал, что у него есть разные там дяди и тётки, двоюродные братья и сестры. Но все они жили где-то далеко, и, по правде сказать, Альке было всё равно, есть они или нет. Но теперь Алька заволновался:

– Брат? А двоюродный– это всё равно настоящий?

– Ещё бы! – сказал папа.

– А он большой, этот Игорь?

Папа сказал:

– До потолка.

А мама махнула рукой:

– А-а… Он ещё мальчишка совсем…

Мальчишки не бывают до потолка. Значит, папа Альку разыгрывал. Он это любил.

А у Альки появилось сразу десять вопросов. Зачем едет Игорь? Откуда? Надолго ли? И самое главное: сколько ему лет? Конечно, он старше Альки. И это очень хорошо…

Если у вас нет старшего брата, вы знаете, как это плохо. Надо, например, смастерить из старой тачки автомобиль, а помочь никто не может. А когда Витька Капустин, длинный такой и вредный, обещает закинуть тебя на крышу, как быть? Разве что пустишь в него куском кирпича и сразу мчишься домой. А если бы старший брат был, домой мчался бы сам Витька.

Всю свою жизнь Алька мечтал о старшем брате, потому что от Марины толку всё равно никакого нет. Только придирается всё время.

Впрочем, сегодня Алька решил с Мариной не ссориться. Он хотел у неё кое-что спросить. Но когда вопросов много, их трудно задавать по порядку. И вместо того чтобы узнать, сколько лет Игорю, Алька спросил:

– Маринка, ты меня возьмёшь завтра Игоря встречать?

– Посмотрим,-сказала Марина. "Не возьмёт", – понял Алька. Она всегда говорила "посмотрим", когда хотела отвязаться.

– Ну, Марина… – Алька потянул её за рукав.

– Я сказала: посмотрим завтра, – повторила Марина. – Отстань!

– Заноза длинная, – отойдя подальше, сказал Алька. – Всем расскажу, что ты в Котьку Василевского влюбилась…