Болтик - Крапивин Владислав Петрович - Страница 24

– А нас вы будете учить в шестом классе?

– Надеюсь… Если ничего не случится.

– Что же может случиться? – с легким беспокойством спросил Максим.

– Мало ли что,– усмехнулся Роман Сергеевич.– Скажем, вдруг назна– чат заведующим гороно…

– Да ну уж… Может, не назначат,– успокоил Максим.

Роман Сергеевич засмеялся, помахал рукой и зашагал к повороту.

"Ты с неба упал?"

Вечернее солнце светило в спину, и впереди Максима на асфальте смешно шагала удивительно длинная и тонконогая тень. Она прихрамыва– ла. Потому что Максим тоже прихрамывал: опять стало болеть колено. А кроме того, ныло плечо, по которому ударил Транзя. И во всем теле, как тяжелая вода, колыхалась усталость.

Но не думайте, что Максим шагал уныло. Он просто неторопливо ша– гал. Настроение все равно было радостное. И Максим улыбался: впереди его ждало только хорошее.

Пожалуй, лишь одно не очень хорошо: Максимкин потрепанный вид, наверно, огорчит маму…

Проходя мимо витрины булочной. Максим глянул на свое отражение в стекле. Да-а… Вид, конечно, не тот, что утром. Обшлага и локти у рубашки серые, верхняя пуговка на жилете висит на нитке, сам жилет помят, а штаны – те вообще в гармошку. Ноги побиты и поцарапаны, словно Максим дрался со стаей камышовых котов. А бинт! Даже не ве– рится, что он был когда-то белый…

А впрочем, ладно! Он возвращается победителем, а победителей, говорят, не судят. Тем более, что пилотка с серебряными крылышками по-прежнему, как новенькая, ловко сидит на голове.

Максим глотнул и торопливо отошел от витрины. Потому что, кроме самого себя, он разглядел за стеклом батоны и поджаристые караваи. От голода мягко кружилась голова. Ох, скорей бы домой! Жаль, что бе– жать сил нет.

На углу стояла тележка с навесом и надписью "Пирожки". Морщинис– тая пожилая продавщица в белом халате и такой же, как у медсестры Любы, шапочке нагнулась и шуршала промасленными бумагами. Максим, глотая слюну, подошел и протянул пять рублей.

– Дайте, пожалуйста…

Она выпрямилась так быстро, что Максим не договорил.

– Нету сдачи! Ты бы еще сто рублей дал! Не видишь, что ли, день– ги уже сдала!

Как он мог видеть? Он видел только пирожки – пузатые, золотис– тые. Они горкой лежали в алюминиевой корзине. Они были, наверно, с мясом и рисом. Но, в конце концов, не умрет же он! Лучше потерпеть, чем стоять перед ней и клянчить.

Максим пожал плечами и пошел прочь, стараясь не хромать. И услы– шал за спиной ворчание:

– От горшка два вершка, а с такими деньгами…

Откуда они берутся, такие вредные? И эта, и Марина, и та тетка за забором, когда Максим рубил щепкой репейники…

– Мальчик!– вдруг услышал он тот же голос.– Мальчик, подожди!

Что ей еще надо? Придраться хочет, откуда деньги? Не ее это де– ло. Максим остановился, посмотрел назад.

– Мальчик! – позвала продавщица несердито. – Подойди сюда.

Он опять пожал плечами и подошел.

– Возьми, скушай,-сказала продавщица и протянула пирожок в бу– мажной салфетке.

– Да что вы, не надо,– торопливо произнес Максим и, кажется, пок– раснел.

– Возьми, возьми, не сердись.

Она была теперь совсем не злая. Улыбчивая и чуточку виноватая.

"Спасибо, не хочу", – хотел сказать Максим, но пирожок был такой изумительно аппетитный, что рука потянулась к нему сама. А язык сам сказал:

– Спасибо большое…

– Кушай на здоровье. Не обижайся на старую, это я на солнце нас– тоялась, умаялась за день…

Максим еще раз сказал спасибо и пошел, оглядываясь.

Странно… Сердитая она или добрая? Хорошая или плохая?

А может быть, и Марина не совсем плохая? Может быть, у нее жизнь такая, измучилась со своим пьяницей Витей…

Но все равно. Если тебе плохо, зачем кидаться на невиноватых? Зачем думать, что все плохие?

Вот у Ивана Савельевича жизнь была тоже нелегкая, а он сразу по– нимает, кто плохой, а кто хороший.

"Улица Громова, пять, квартира пять". Максим обязательно пойдет в гости. И может быть, Иван Савельевич попросит знакомых летчиков, чтобы Максима прокатили…

Конечно, попросит!! И они, конечно, согласятся! У такого доброго человека и друзья наверняка добрые.

Хорошие люди всегда выручают и помогают. Медсестра Люба, учитель Роман Сергеевич… И Таня!

Максим завтра обязательно пойдет на берег. Хорошие люди иногда просто слово скажут, а от этого уже весело. Например, тот синеглазый старик, подаривший щепку. И вахтерша на телестудии…

Если бы мог Максим, он бы сделал в ответ им тоже что-нибудь доб– рое. Обязательно!

Только что он может? Песни петь умеет немножко. Если бы можно было сделать еще один концерт и придумать для этих людей самую хоро– шую песню! И чтобы они знали, что это для них…

Ветер тоже был добрый. Плотный и очень теплый. Он пришел со сто– роны солнца и мягко подталкивал Максима в спину, помогал идти.

Пирожок исчез. Максим даже крошки слизнул с ладони. И осталось лишь сладкое воспоминание о мясной начинке и поджаристой корочке. Голод тоже остался. Только раздразнился пуще. Что такому громадному голоду маленький пирожок? Папа в таких случаях говорит: "Слону дро– бинка".

Слону…

"Купи слона…"

Максим улыбнулся и повернул на улицу Гризодубовой. Он никогда по ней раньше не ходил, но знал, что она должна привести его почти к дому. Это была короткая дорога.

И он очень удивился, когда улица через два квартала вильнула и уперлась в серый расшатанный забор.

Что же делать? Даже обхода не видно. А возвращаться – это сколь– ко лишнего пути?

Во многих местах доски были оторваны. Слон бы не пролез, а Мак– сим легко скользнул в первую же щель: может, есть тропинка напрямик?

Тропинка была. Она змеилась в большой траве, пересекала простор– ную площадку – не то пустырь, не то заброшенный стадион. На одном краю площадки стояли покосившиеся футбольные ворота, на другом доща– тое строение-сарай или гараж. Солнце еще не ушло за горизонт, но уже пряталось за высокими домами, и над пустырем висела голубая вечерняя тень. Это было еле ощутимое начало сумерек.

Ровно шелестел ветер в траве, да на близком аэродроме стрекотали моторы.

Максим пошел по тропинке. Она вела мимо сарая. Максим думал, что это совсем заброшенный сарай, но, когда подошел близко, услышал го– лоса.

Трое мальчишек выкатили из-за угла странную штуку на разнокали– берных колесах. Максим был в нескольких шагах, но его не увидели. Потому что сначала ребята, согнувшись, возились со своей колымагой, а потом выпрямились и задумчиво на нее уставились.

Максим стоял по пояс в старом бурьяне. Он не знал, что делать. Незнакомые мальчишки – это риск. Но тропинка проходила рядом с ними. Если обойти стороной, по траве, скажут: ходит тут и выслеживает. Ес– ли повернуться и незаметно уйти… Но куда пойдешь? Да и опять это будет трусость.

А собственно говоря, чего бояться? Мальчишки совсем не похожи на вредных людей. Спокойные такие, делом занятые. Самый маленький – лет семи, белобрысый, тощенький и глазастый. Неуловимо на кого-то похо– жий. Два других – наверно, из шестого или седьмого класса. Один – коренастый, с темными веснушками на острых скулах, другой – высокий, почти со взрослого, но узкоплечий и с тонкой шеей, а волосы легкие – от ветра шевелятся.

Лица у них были серьезные и задумчивые. Коренастый мальчик тис– кал пальцами подбородок, а глазастик встревоженно посматривал то на него, то на высокого.

Максим решил, что можно идти без опаски. Но неловко было пройти, будто мимо пустого места, молча. И… ну, в самом деле, интересно же, что они делают. Максим набрался смелости и спросил:

– Это у вас что?

Они разом на него посмотрели.

Коренастый мальчик оставил в покое подбородок и удивленно ска– зал:

– Вот это да! Ты с неба упал?

Высокий улыбнулся, и улыбка была у него дружелюбная. А голос не– ожиданно тонкий:

– И правда с неба. Видишь-летчик.