Белый щенок ищет хозяина - Крапивин Владислав Петрович - Страница 14

– Ладно! – звонко сказал Уголек. – Значит, ты не живое! Ты бы убежало.

И он пошел через поляну. Сердце беспорядочно прыгало, но он дошел до другого края поляны. И за два шага увидел, что никаких глаз нет. На высоких стеблях цвели две большие ромашки.

Уголек нашел топор. Ромашки срывать он не стал. Сначала хотел сорвать, а потом не тронул. Он отдохнул немного, присев рядом с ними.

Над головой спокойно шептались о своих делах листья…

ЩЕНОК ИЩЕТ ХОЗЯИНА И ТЕРЯЕТ ДОМ

Белый щенок с черной крапинкой на ухе ищет хозяина. Позовите щенка! Он научится охранять вас, ходить по трудным дорогам, таскать упряжку.

Может быть, он даже научится охотиться за дикими зверями.

Позовите щенка! Он может находить еду в мусорных ящиках, может пить из луж, но не может жить один. Он все время вспоминает большие добрые Руки…

Щенок бежит то за одним, то за другим человеком. Иногда на него оглядываются, иногда даже бросают кусок булки или конфету. Но никто не зовет с собой, когда он бежит следом. Даже прогоняют. Все думают, что у него есть хозяин. Правда, щенок худой, и белая шерсть у него запылилась и свалялась, но ведь он не похож на умирающего. А разве может щенок без хозяина не умереть с голоду?

К вечеру у щенка болят лапы. Он тащится в свой дом под ящики, где лежит подаренная Балалаем кость и куда приходят Воспоминания.

Он привык к этому дому. Но сегодня там что-то не так. Щенок понял это, когда был еще далеко. Пахнет дымом, и что-то трещит. Щенок испугался. Он даже хотел убежать, но он слишком привык к своему дому. Он осторожно пошел вперед и свернул в переулок, где был склад.

Синий очень едучий дым полз по переулку. Желтое пламя клочьями взлетело над крышей склада. Горели ящики. Огонь пожирал их, они трещали и рассыпались. Люди хлестали огонь струями из шлангов, они защищали склад. Ящики они отдали на съедение огню. Высохшая тонкая фанера вспыхивала и сгорала очень быстро.

Щенок никогда не видел столько огня. Он не понимал, откуда огонь пришел. Ведь щенок не знал, что пламя может вырасти из брошенного окурка.

Огонь притягивал щенка. И хотя дым ел глаза и нос, щенок сидел и смотрел, как горит его дом. Он боялся подойти ближе к громадному костру, но уйти тоже не мог.

Ящики сгорели, и люди уехали на красной машине.

Щенок долго не решался приблизиться к тому месту, где был его дом. Подошел туда только тогда, когда из пепла перестал сочиться дым.

Вместо ящиков была теперь куча золы и черных головешек. Пепел оказался очень теплым, даже обжигал лапы.

Щенок походил немного и лег там, где пепел был похолоднее. И тогда он увидел кость, которую подарил ему Балалай. Кость немного обуглилась.

Щенок взял кость в зубы и пошел.

Был уже вечер. Небо на западе стало желтым. В конце улицы темнел лес.

“ЭТО НЕ ЩЕНОК, А СИНИЙ ВЕРБЛЮД”

В этот день Тетка изловила Шурупа недалеко от штаба. Шуруп не сопротивлялся. Он только приседал и жмурился от страха, когда Тетка толкала его перед собой, держа за воротник.

– У, шпиёныш… Ну, погоди! Мало тебе вчерашнего?

– Не… – хныкнул Шуруп. Вчерашнего ему было достаточно.

Накануне, когда Митька, братья Козловы и Шуруп тихо подкрались к штабу патруля, их встретил залп зеленых сосновых шишек, тяжелых, как шрапнель!

Яростная контратака обратила злоумышленников в бегство. Митька хрипло заорал, чтобы остановить их и организовать оборону. Братья Козловы в беге сшибли своего предводителя, и он тоже побежал.

Шуруп мчался впереди. Ему не повезло. Застрял, бедняга, в чаще молоденьких сосенок, зацепился, и твердая рука Мушкетера ухватила его за рубаху.

Голосящего Шурупа за руки и за ноги принесли в шалаш.

– Что делать? – спросил Славка. Тетка предложила снять с пленника скальп для охотничьей коллекции и стала подробно рассказывать, как это делается:

– Надо содрать волосы вместе с кожей и высушить…

– Зачем нам рыжие скальпы? – сказал Толик.

Мушкетер предложил привязать Шурупа к дереву у муравейника. чтобы муравьи обглодали пленника. Ну, не совсем, а так, наполовину. Шуруп обмер.

Наконец решили, что возиться не стоит. Дали сзади коленом и отпустили. Но несчастный Шуруп натерпелся такого страха, что боялся вспомнить вчерашний день.

Тетка привела Шурупа к шалашу и коротко доложила Толику:

– Шпионил.

– Я не… – начал Шуруп, но умолк под тяжелым взглядом Мушкетера. Мушкетер сказал:

– Молись перед смертью.

Шурупа прислонили к сосновому стволу. Мушкетер медленно вытянул из-за пояса шпагу и пощекотал ею Шурупий живот.

– Молись… Ну!!

Шуруп захныкал и сказал, что не умеет молиться.

– А шпионить умеешь!

– Не… Я не хотел.

– А зачем пришел, если не хотел? – вмешался Славка. – Странно как-то.

– Я к вам пришел.

Все удивились.

– Митька в деревню к бабке хочет уехать. Валька дерется. А куда мне? Жалко вам, да? Я вчера хотел про нападение рассказать. Только я не успел.

– Врет! – решила Тетка. Толик сказал:

– Тетка, стоп. А письмо кто писал? Не знаешь?

– Не… – сказал Шуруп. – Какое письмо?

Толик развернул бумажную салфетку. Вот что на ней было:

Шуруп почему-то испугался:

– Не я…

– Я писал. – Качнулись ветки, и появился Уголек. – Ну, предатель я, да?

Все враз замолчали. Замолчишь тут, когда такая неожиданность.

– Врет, – снова решила Тетка. Славка удивился:

– Откуда он взялся?

– Явился он негаданно-нежданно, – сказал Мушкетер.

– Если ты писал, – говори, что написано? – заявил Славка.

– Берегите штаб. Грозит опасность! – отчеканил Уголек.

– Правильно, – сунулся Шуруп. Ему сразу приказали молчать. Мушкетер ехидно спросил:

– А сколько ошибок?

– Ладно тебе, – вмешался Толик. – Если бы человек знал про ошибки, он бы их исправил.

– А если не знал, значит, не знает, сколько их, – добавил Славка.

– Какой карандаш? – строго спросила Тетка.

– Синий.

– Правильно, – облегченно вздохнул Толик. – А когда ты принес письмо?

– Ночью. Не этой ночью, а прошлой.

– Это хорошо, что ты принес, – сказал Толик. – Но ты не ври, что ночью.

– А когда? Я утром уехал. В пять часов. Мы к папе ездили, я еще думал, что он щенка привезет. Только он не привез. Спроси… хоть кого…

Он чуть не сказал: “У папы спросите”. Но это было бы смешно.

Папа далеко. А если бы он был здесь, то сумел бы доказать. Вчера Уголек выложил ему и про цирк, и про ночной поход, и даже про песенку. Они сидели в каюте на тесном диване, и Уголек шепотом рассказывал, а папа слушал, тиская прокуренными пальцами подбородок. А когда узнал о страшных белых глазах-ромашках, усмехнулся и покачал голову сына широкой, но совсем не тяжелой ладонью. И Уголек облегченно вздохнул: все было позади.

А оказалось, что неприятности не кончились.

– Все равно, – повторил Толик. – Не ночью.

– Не веришь? – прошептал Уголек.

– Нет, – тихо, но твердо, сказал Толик.

– Почему?

– Сказать, почему?

– Скажи!

– А кто говорил, что боится темноты?

Уголек покраснел.

– Это раньше… Я вовсе и не боюсь. Это я так сказал.

– Так просто не говорят.

Мушкетер предложил:

– Проверим еще. Какая там подпись?

– Нет там подписи, – ответил Уголек. – Там нарисован щенок… Ну, обыкновенный щенок. Нельзя, что ли, щенка нарисовать?

– Братцы? – заорал Мушкетер. – Не его письмо. Нет щенка!

– Есть! Это что?

– Это щенок?! Товарищи, глядите! Разве это щенок?

– Это кабан, – сказал Славка.

– Нет, – возразил Мушкетер. – Это синий верблюд.

Этого уж Уголек не выдержал. Разве виноват он, что “тройка” по рисованию еле-еле? Уголек отвернулся, и у него задрожали плечи.