Яблоко Евы - Берристер Инга - Страница 3

— Пойдемте, дядя.

Рик отошел в сторонку, и она вышла из-за стола. Хрупкая, маленькая, в черных закрытых туфлях со шнурками.

Точь-в-точь такие носила бабушка, припомнил Рик.

Микеле поднялся и, жестом направляя их к двери, продолжил:

— После обеда Рик отвезет тебя ко мне домой. Ты распакуешь вещи, передохнешь… Ну а потом, если не устанешь, мы с тобой вместе поужинаем. Договорились?

— Как скажете, дядя Микеле.

— И сними наконец пальто! А то еще перегреешься и заболеешь, а мне потом отвечай перед твоей матушкой!

Моника подняла руку и не спеша расстегнула верхнюю пуговицу. Когда она дошла до третьей, Рик внезапно почувствовал такое волнение, что у него закружилась голова.

Какого черта? Что с ним происходит? Разобраться со своими ощущениями он так и не успел. — Моника расстегнула последнюю пуговицу. Распахнула пальто и, сбросив его с плеч, осталась в невзрачном бесформенном черном платье и слишком плотных для августа колготках.

Рик перевел дыхание и, с трудом скрывая разочарование, взял у нее из рук пальто. Она благодарно улыбнулась, и у него снова перехватило дыхание. Ну и глазищи у нее — бездонные, бархатные, лилово-карие, — прямо как анютины глазки… И губы — полные, сочные… Хорошо, что Моника не его тип. Хотя, учитывая продолжительный срок воздержания, вряд ли у него есть свой тип.

Они вышли из кабинета, и Микеле гаркнул на весь холл:

— Артуро, мы идем в бар Анджело!

Вот вам и двухсторонняя оперативная связь! — усмехнулся про себя Рик.

Артур не заставил себя ждать и очень скоро присоединился к ним.

В это время дня бар был забит, но Микеле зарезервировал столик, и их быстро обслужили. Все, кроме Моники, заказали традиционную пасту. Она же выбрала чизбургер и жареный картофель.

Как только она, извинившись, вышла в дамскую комнату, Микеле с ухмылкой заметил:

— Скажите на милость, чизбургер! Да, сестра права: девочка начала своевольничать!

Артур покачал головой и, глядя вслед Монике, сказал:

— А мне ее даже жалко! Бедняжке двадцать три, а одета, словно ей все сорок. Рик, может, для начала повозишь ее по магазинам?

— Повожу, — согласился он и хмыкнул. Микеле оторвал ломоть белого хлеба и покосился на Рика с нескрываемым интересом.

— А ты что, в этом разбираешься?

— Отец! — Артур бросил на Микеле укоризненный взгляд.

— Что вы имеете в виду? — удивился Рик.

Микеле пожал плечами и принялся намазывать хлеб таким жирным слоем масла, что холестерина с лихвой хватило бы на липидную бляху для целой артерии.

— Понимаешь, я не хочу ее баловать, но платье понаряднее ей не помешает. Скажем, розовое… А то черное слишком уж старомодно.

Рик и Артуро переглянулись и чуть не прыснули со смеха.

— Это все Стефания. Можно подумать, сестрица живет в девятнадцатом веке. Черный это цвет траура. — Микеле поднял глаза и кивнул Рику. — Помоги купить ей нарядное розовое платье. Только не слишком короткое. Ладно?

Рик сунул в рот ломтик хлеба и принялся сосредоточенно жевать: лучше жевать, а то еще ляпнет что-нибудь лишнее, а потом будет жалеть. Хорошо, если Артур окажется прав и Моника предпочтет распродажам библиотеку и компьютер! Потому что если эта скромница возжелает окучивать магазины, придется ей поискать себе другого провожатого.

Артур подозвал официанта и заказал себе еще пива.

— Моника провела чуть ли не всю жизнь в интернате при католическом монастыре. Думаю, это не могло не сказаться на стиле ее одежды.

— Она возвращается. Меняйте тему! — Микеле потянулся за вторым куском хлеба, а Артур ловким движением отодвинул от него подальше масло.

— Хватит, отец! Тебе нельзя есть столько жирного.

— И это говоришь мне ты? Тоже мне диетолог нашелся! Мы только-только пришли, а ты уже заказал себе вторую кружку пива!

Рик краем уха слушал извечные дебаты, а сам смотрел на Монику.

Несмотря на консервативный наряд, она обращала на себя внимание: и походкой, и осанкой. А безликая прическа только подчеркивала необычную форму глаз и яркость губ. Во всяком случае, когда она проходила мимо соседнего столика, за которым обедали четверо мужчин, двое с живейшим интересом подняли головы.

Моника подошла к столу. Микеле поднялся и покосился недобрым глазом на Артуро и Рика, пока они не последовали его примеру. Моника села на свое место, поджав губы — явно хотела спрятать улыбку.

Поймав на себе взгляд Рика, она быстро отвела глаза. Микеле снова потянулся за маслом, и Артур снова принялся его увещевать. Выросший без отца Рик всегда удивлялся — столь откровенной взаимной привязанности Террачини и не вмешивался в их словесную перепалку.

Моника сидела тихо как мышка, сложив руки на столе, и молча поглядывала по сторонам. И только огромные глаза выдавали ее волнение.

Бедняжка! Провести полжизни в монастыре. Ужас какой! Да, все Террачини ярые сторонники традиционных ценностей. Взять хотя бы Микеле: он хоть и посмеивается над своей сестрицей, но и сам от нее недалеко ушел. Живет по старинке…

Рик украдкой следил за Моникой, вернее за игрой ее удивительных глаз. Казалось, они живут своей отдельной жизнью, с жадным интересом вбирая в себя все окружающее. Между тем в баре становилось все люднее и все шумнее. Высоко в углу работал телевизор. Передавали бейсбольный матч, и то и дело раздавались возбужденные вопли болельщиков.

Когда подошла рыжая Дотти, разбитная официантка, в черной мини-юбке и тесной майке с фотографией рок-группы, непомерно растянутой силиконовым бюстом, глаза у Моники чуть не вылезли из орбит. Дотти ловко ставила на стол пивные кружки с подноса, и в процессе обслуживания ее юбка задиралась так высоко, что не оставалось ничего сокрытого для воображения.

— Скажите, Моника, а чем вы любите заниматься? — спросил Рик, чтобы отвлечь ее. И себя.

— Чем люблю заниматься? — Она перевела на него глаза. — Я много читаю, — Она пожала плечами, как будто извиняясь за свои скромные интересы. — Шью. И сижу за компьютером. Как видите, жизнь у меня не отличается большим разнообразием.

— Ничего страшного. У меня, представьте, тоже! — без особой радости признался Рик. Увы! В его жизни есть только одна работа.

— Зато живете в большом городе, где столько всего интересного и увлекательного, что… — Голос у нее прервался от волнения, и дядя с братом прекратили спорить.

Моника одарила их лучезарной улыбкой.

Микеле улыбнулся ей в ответ.

Рик вздохнул. Бедняжка! Придется показать ей город. От него не убудет. Надо просмотреть в газетах рубрику «Досуг». Может, на Бродвее еще идут «Кошки»?

Глава 2

Моника помахала дяде и брату рукой на прощание, послала воздушный поцелуй, и двери лифта закрылись. Она с облегчением вздохнула. Наконец-то! Поскорее бы приехать на квартиру к дяде и снять ненавистное черное платье! Мама настояла, чтобы она поехала именно в нем, и Моника перечить не стала, решив, что это малая плата за целый месяц свободы в Нью-Йорке.

— Где ваша машина? — спросила она, как только они вышли на улицу.

Рик покосился на нее, чуть заметно вскинув бровь, и не сразу ответил:

— У меня нет машины. Мы возьмем такси.

— У вас нет машины? — удивилась она. — А я думала, в Америке у всех по две машины и по два телевизора.

Рик рассмеялся и поднял руку остановить такси.

— Не знаю, как во всей Америке, но в Нью-Йорке не совсем так. Слишком дорогое это удовольствие держать машину в городе. И потом я прекрасно обхожусь без машины.

Монике нравились его волосы — цвета спелых каштанов, густые, с завитком на белоснежном воротничке рубашки… И вообще, Ричард ей нравился — такой высокий, выше ее на целую голову.

— Дядя Микеле… платит вам мало денег? — отважилась спросить она.

Серо-зеленые глаза Рика перехватили ее взгляд, и внезапно у нее мурашки побежали по спине.

— Напротив. У меня очень хорошая зарплата. Просто держать машину в городе неразумно.

Моника вздохнула. Разумно. Господи, до чего же ей надоело это слово! Сколько раз мама просила Богоматерь, чтобы она вразумила ее дочь! С тех пор как Моника вернулась домой, она только и слышит: «Дочь, будь благоразумной»! Мама заявила, что жить в отдельной квартире нельзя, потому что молодой незамужней девушке неразумно жить одной. Особенно если она вот-вот выйдет замуж.