Политика - Козлов Владимир Владимирович - Страница 36

За окном автобуса мелькают поля, деревянные домики, коровники и силосные башни.

Классная берет микрофон, стучит по нему, дует.

– Слышите меня, ребята?

– Да!

– Хочу еще раз напомнить наш план на сегодня. Едем, пока не станет темно, останавливаемся в лесу на ночлег, ставим палатки, ужинаем и ложимся. А завтра с утра выезжаем, чтобы часам к двенадцати прибыть в Брест.

– А картошку печь будем? – спрашивает Синицына.

– Да, конечно, и картошку печь, и сало жарить… А вот вы помните, ребята, сколько лет назад была оборона Брестской крепости?

– В сорок первом, значит сорок шесть лет назад! – кричит выскочка Кутепова.

Онищенко говорит мне:

– Пацаны взяли «смагу». Будешь пить?

– Не, я не пью.

– Что, не куришь и не пьешь? Здоровеньким помрешь, да? А поебаться хочешь? Мы не курим и не пьем, только девок мы…

Нестеренко поворачивается к нам.

– Онищенко – ты такой уже пустомеля…

– Чего это я пустомеля?

– Сам знаешь.

– А хочешь, докажу, что не пустомеля? – Он улыбается. – Хочешь попробовать?

Нестеренко фыркает, отворачивается.

Онищенко наклоняется мне к уху, шепчет:

– Знаешь, с кем можно из наших баб поебаться? С Колтаковой. Она уже не целка. Ее летом в деревне пацаны отработали.

– Откуда ты знаешь?

– Она сама рассказала. Что, поверил? Один ноль в мою пользу. Нет, конечно, – пацаны говорили. Короче, один пацан, типа она с ним ходила, завел к себе домой, а потом еще и друзья евоные пришли – накончали ей на пузо, на платье. А она – заяву ментам.

– И что?

– Сели пацаны. По пятнадцать лет – прикидываешь? За то, что групповая. Слушай анекдот. Судят мужика. За групповое изнасилование крупного рогатого скота… Поднимается он. У него спрашивают: а где остальные, где – группа? Я был один.

Онищенко хохочет, я улыбаюсь. Он спрашивает:

– Что понял?

Я киваю.

Стоим на поляне – я, Онищенко, Курилович, Малеев и Усаченок. Все курят, кроме меня.

Малеев говорит:

– А я там знаете, что видел? Затычки. Бабы наши меняли затычки, и старые выбросили.

– Пиздишь, – говорит Усаченок.

– Пошли – покажу, если не веришь.

Онищенко спрашивает:

– А где, в какой стороне?

– В той. – Малеев показывает в сторону леса. Онищенко поворачивается ко мне.

– Пошли посмотрим, Вова.

– Ай, неохота.

– Пошли, что ты ломаешься, как целка? – Пацаны хохочут. – Мы сейчас придем, без нас не начинайте.

– Еще сначала принести надо. – Курилович идет к палаткам.

Выходим с Онищенко на поляну. Курилович держит в руке зеленую бутылку из-под водки.

– Ну что, нашли?

– Не-а. Дай-ка шахнуть, – говорит Онищенко.

– Значит, плохо искали. Держи.

Онищенко отпивает, смотрит на меня.

– Что, может ебнешь, Вова? А то…

Я беру бутылку, подношу ко рту. В ней – мутная самогонка. Горлышко мокрое, в слюнях. Я делаю глоток, протягиваю бутылку Куриловичу. Онищенко перехватывает, делает большой глоток.

– Малый, ты что – охуел? – орет Малеев. – Хочешь один все выжрать?

– Ты говорил – еще есть вторая…

– Ну и что, что есть? А на завтра?

– Завтра возьмем пива.

– Где ты его возьмешь?

– В Бресте. Я тебе отвечаю. Иди за второй, пока Классуха не засекла, что нас нет.

Идем к костру. Онищенко дебильно улыбается, шатается, цепляется за деревья. По остальным ничего не заметно. Курилович хватает Онищенко за плечи.

– Малый, кончай выебываться. Классная засечет – всем пиздюлей ввалит, не только тебе.

– Классная… С пиздой красной…

– Сейчас договоришься… Будет тебе и с красной, и с голубой.

Бабы и Классная сидят у костра, жарят на прутиках сало. Классная говорит:

– А вот и наши мальчики… Где это вы ходите? Мы уже заскучали…

Малеев говорит:

– Мы спать пойдем… Завтра вставать рано…

– Как хотите. А то посидели бы с нами…

Нестеренко смотрит на Санину, ехидно улыбается. Она – самая красивая в классе, лучше всех одевается. Сейчас она в коричневых штроксах «Rifle» с заклепками и в серой югославской ветровке.

Онищенко тихонько поет мне в ухо:

Наша палатка – за автобусом. Онищенко расстегивает ширинку, сцыт на колесо. Малеев орет:

– Ты что – от водил хочешь получить?

– Водилы – пидарасы, я их завафлю…

– Смотри, чтоб тебя не завафлили, понял?

Онищенко застегивает ширинку, лезет в палатку. Курилович говорит:

– Думаете, ему так дало? Он просто выебывается. Видели – перед Классной ничего такого не говорил. Ну что, ложимся?

– Ну а хули еще делать? – Малеев плюет под ноги. – Бухла больше нет…

Малеев и Курилович лезут в палатку. Усаченок говорит мне:

– Пошли со мной – я покурю.

– Ладно.

Усаченок достает из пачки «Столичных» сигарету.

– Ты точно не будешь?

– Точно.

– Да, ты ж примерный. Ладно…

Он чиркает спичкой, прикуривает, затягивается. Со стороны костра слышны шаги. Усаченок выкидывает сигарету.

На поляну выходят Колтакова и Кутепова. Колтакова говорит:

– А что это вы тут делаете?

– Где Классная? – спрашивает Усаченок.

– Наверно, в автобус пошла, спать…

Усаченок поднимает с земли сигарету, достает коробок.

– Она что, в автобусе будет спать?

– Да.

– А почему не с вами, не в палатке?

– Это ты у нее спроси. Дай лучше сигарету.

– Ты разве куришь?

– Так, балуюсь.

Я тоже тянусь к пачке.

– И ты, Вован? Ну вы даете, примерные… Пошлите, может, погуляем? Не сцыте, не к костру. Здесь дорога есть прямо к шоссе.

Усаченок с Кутеповой идут впереди, я и Колтакова отстаем от них метра на три. По шоссе едут фуры и легковые. Я говорю Колтаковой:

– Я хотел у тебя спросить… Мне про тебя говорили…

– И кто это говорил, если не секрет?

– Секрет.

– И что они такое говорили?

– Ну, что ты… Летом, в деревне…

– Ну и что с того?

– Просто хотел спросить, правда это или нет?

– А любопытной Варваре на базаре кое-что…