Политика - Козлов Владимир Владимирович - Страница 34

– Нет, но в России нет такой долгой демократической традиции, как на Западе…

– Засунь ты в жопу свою демократическую традицию…

– …и вы еще не осознали ценности гражданского общества.

– А ты уверен, что оно нам нужно, ваше гражданское общество?

Я больше не хочу с ним разговаривать. Выключаю телевизор, сбрасываю шмотки и ложусь. На белом пододеяльнике несколько зашитых дырок.

Боб говорит:

– Я пойду в бар.

– Хорошо. Ключ только один, пусть останется у меня. Постучишь, когда вернешься. Боб выходит, хлопнув дверью. Я засыпаю.

Звонок телефона. Просыпаюсь, хватаю трубку.

– Алло?

– Добрый вечер. Извините за беспокойство. Не хотите ли познакомиться с симпатичными девушками?

– Иди в жопу.

Бросаю трубку, поднимаюсь и иду в туалет поссать. За входной дверью шум.

– Джон, дай мне еще пятьдесят долларов, – говорит женский голос.

Я ложусь.

19/08/2000, 8:35.

Боб еще спит. Он приперся в четыре утра, пьяный в жопу. Я трясу его за плечо.

– Пошли завтракать.

Спускаемся в кафе, берем себе по яичнице-глазунье с сосисками. Худая прыщавая девушка лет восемнадцати собирает со столиков грязную посуду.

– Скажи ей, что если она поднимется сейчас со мной в номер и отсосет у меня, я дам ей пятьдесят баксов, – говорит Боб.

– С чего ты взял, что она пойдет? Она не проститутка, она здесь официанткой работает. Насчет проституток никаких проблем – мне вчера три раза звонили.

– Меня проститутки не интересуют. Хочу с этой.

– Нет, ты объясни – с чего ты взял, что она у тебя возьмет?

– Пятьдесят баксов – большие деньги. Она здесь столько зарабатывает за месяц.

– Не буду я ей такое предлагать, хочешь – сам и предлагай.

Доедаем, поднимаемся в номер. Я сажусь на телефон. Чтобы попасть в Видяево, откуда ушла лодка и где сейчас родственники подводников, нужно специальное разрешение из генерального штаба, из Москвы. Для этого нужно отправить туда запрос по факсу. Насти в офисе нет – воскресенье. Придется отложить на завтра.

– Ну что, поехали на вокзал? – спрашивает Боб.

– А что там делать? Давай лучше останемся, посмотрим по телевизору, как разрезают лодку. На РТР прямая трансляция.

– Нет, это все ерунда, это будет на всех каналах. Нам нужны родственники, нам нужно сделать статью «человеческого интереса».

– Ладно, поехали.

Я беру диктофон, Боб – свою навороченную «мыльницу», и мы спускаемся вниз. В баре сидят поляки, пьют пиво. Кроме них – еще человек десять иностранных корреспондентов. Большинство их и все русские журналюги живут в другой гостинице.

Ждем троллейбуса. Через дорогу, около универмага, стоят цепью поперек тротуара валютчики в кроссовках «рибок» и теплых куртках «колумбия».

На вокзале – тоже толпа журналюг, в основном – иностранцы. Трое офицеров-подводников с распечатанными на принтере бумажками «Курск» встречают родственников. Еще один – с такой же бумажкой, но в гражданском, в джинсовой куртке. Я подхожу к нему, спрашиваю:

– Извините, а кто у вас там, на «Курске»?

– Боевые друзья.

– Как по-вашему – спасут их?

– Мы все на это надеемся.

Боб фотографирует его, показывает, как развернуть бумажку, чтобы лучше получилось. Мужик смотрит на нас с презрением.

Холодно. Мы покупаем в киоске у вокзала помойный кофе, согреваемся.

Подходит поезд, офицеры спускаются на перрон, толпа журналистов – за ними. Некоторые остаются, в том числе мы. Все равно вести их будут через вокзал, другого прохода нет, а автобус с табличкой «Курск» припаркован на привокзальной площади.

Офицеры ведут худого деда, один несет его чемодан.

Сзади бегут журналюги, на ходу орут:

– Что вы чувствуете, что ваш сын там? Как вы все это принимаете?

Дед молчит. Один офицер на ходу снимает фуражку, вытирает платком лысину.

Мы идем за ними в толпе корреспондентов. Деда доводят до автобуса, сажают и закрывают дверь. Бредем назад к вокзалу.

Я смотрю на расписание: прибытия поездов нет до шести вечера. Возвращаемся в гостиницу.

В баре поляк рассказывает:

– Мы поймали машину, ехали на пункт. Сказали – документа нет, назад.

Мы с Бобом выпиваем по пиву и поднимаемся в номер.

На РТР разрезают какой-то отсек «Курска». Та же самая картинка – на СиЭнЭн и других каналах.

Я закрываю глаза и вырубаюсь.

19/08/2000, 18:16

Вокзал, прибыл какой-то поезд. Подводники ведут заплаканную женщину. У нее на руках – ребенок.

– Кто у вас там?

– Муж, капитан третьего ранга…

– Что вы чувствуете?

Она начинает плакать. Журналюги похожи на шакалов, которые бросаются на падаль. Мне противно.

– Пошли в гостиницу, больше поездов сегодня не будет, – вру я Бобу.

19/08/2000, 22:14

Боб тусуется в баре, а я смотрю телевизор, хотя это бесполезно – уже понятно, что никого не спасут. Я надеваю рубашку и спускаюсь вниз.

Боб заказывает мне и себе по пиву. Бар постепенно наполняется иностранными журналюгами.

– Я разговаривал с парнем из Ассошиэйтед Пресс, – говорит Боб. – Он сегодня съездил в Видяево и побеседовал с родственниками.

– У него было разрешение?

– Не было. Разрешение есть только у РТР. Он нашел таксиста, которому разрешен въезд в Видяево, дал ему сто долларов, и он провез его в багажнике. Он поговорил с родственниками, сделал отличную статью «человеческого интереса».

– Неужели ты не понимаешь, что родственникам сейчас не до этого, что сейчас просто некрасиво их дергать, а?

– А что здесь такого? Людям интересно прочитать про них.

– Прочитать про то, как им херово? Чтобы какой-нибудь сраный обыватель прочитал и порадовался, что, по сравнению с ними, он счастлив?

Боб не отвечает. Я молча допиваю пиво и беру нам еще по одному.

– Смотри, – говорит Боб. – Это Кевин. Я и не знал, что он в России. – Он показывает на длинного чувака с бритой головой и сумкой фотоаппаратуры. Мы работали в одной газете шесть лет назад. Об его лысую голову разбито немало пивных бокалов.

Боб встает и подходит к Кевину. Они обнимаются.

20/08/2000, 02:02

Я сижу в баре и болтаю с проституткой. Ее зовут Катя.