Политика - Козлов Владимир Владимирович - Страница 31

Первый день осенних каникул у нас подло украли – заставили «мыть школу»: тереть корявые стены с отслоившейся краской, драить парты, обрисованные фломастером и делать прочую подобную ерунду, которая никому не нужна: через неделю каникулы кончатся, и все опять будет засрано.

Я бы с радостью не пошел на эту уборку, но тогда поставят «неуд» за поведение. Знают, как шантажировать, суки. Знают, что выпускной класс, и мне нужно хорошее поведение.

Несколько человек все равно не пришли: нашли отмазки или просто забили. Раза два в класс заглядывал идиот-директор. Проработав двадцать лет в школе, он совсем одурел и даже не умеет разговаривать по-нормальному, всегда только кричит.

К середине дня уборка закончилась. Классной не понравилось, она забухтела, что плохо – и насрать, пусть сама убирает. Дома я включил телевизор – там была одна лажа. Я валялся на диване, смотрел, как синеет небо в окне, слушал «Группу крови», курил на балконе, потом просто плевал на прохожих, пока не замерз.

Оля училась на класс старше меня, тоже была отличницей. Мы вместе участвовали в придурочных мероприятиях – седьмое ноября, первое мая, первое сентября. Мы не здоровались – это было не принято. Классе в седьмом узнал, что Оля «ебется». Это сказал мне Гудрон из нашего класса. Я не поверил, потому что она была не такая, как другие, про кого говорили такое же. Те были вульгарные двоечницы, в мятых передниках и спортивных штанах под платьями.

Тогда в нашей школе как раз разразился «трипперный скандал»: две девчонки из параллельного класса загуляли и не пришли в школу три дня подряд. Их «классная» решила сходить к той, которая ближе живет – в доме рядом со школой, – и оказалось, что обе все эти три дня трахались с какими-то бывшими зэками, которые только откинулись. Зэков посадили за совращение малолетних, а девчонок отправили в КВД на анализы. У обеих обнаружили триппер.

Я в первый раз увидел Олю с пацаном, когда учился в восьмом. Это было на школьной дискотеке. На дискотеки ходили начиная с восьмого, и это была одна из первых моих дискотек. Я жутко стеснялся, потому что не умел танцевать и стоял всю дискотеку у стенки, наблюдая, как танцуют другие.

На дискотеке было много чужих, хотя говорили, что никого не пускают, только с восьмого по десятый классы. В середине дискотеки Горбатый, «основа» всего района, подскочил к «старому» – лет двадцать пять – мужику, который неизвестно, как здесь оказался, и раза четыре ударил по морде. Мужик упал, и на него накинулись пацаны помладше. Кто-то из учителей включил свет, и тогда я увидел Олю. Она была в длинной узкой юбке, танцевала с пацаном лет восемнадцати – я его знал наглядно, много раз видел у нас на районе.

Музыка остановилась. Оля и пацан, который был с ней, вышли из актового зала. Я тоже вышел и пошел прогуляться по этажам. Света не было. В коридоре на втором этаже, за штабелем старых поломанных парт, целовались Оля и ее пацан, и он лез рукой ей под кофточку.

Пацан заметил меня.

– Что ты, малый, здесь делаешь? Ну-ка вали отсюда. А то счас…

Я повернул обратно.

Говорили, что после десятого, Оля ездила поступать в Москву, но не поступила. Она готовилась поступать еще раз, а пока работала продавцом в книжном магазине. Я случайно увидел ее в троллейбусе и заговорил. Раньше не решился бы никогда, но что-то изменилось после последних каникул в школе – Наташа, наша детская с ней любовь, скамейки, подъезды, звезды на небе, кино, кафе-бар, поздно домой, по ушам от родителей.

Оля сидела на последнем сиденье, лицом к задней площадке. Я сел рядом с ней и сказал:

– Привет. Как дела?

– Привет. Дела не очень. Работаю в книжном. Все надоело: магазин, город, район. Хочу вырваться отсюда, уехать. На будущий год снова буду поступать. А ты куда пойдешь после школы?

– Еще не знаю. В какой-нибудь институт… Не в армию же идти? А можно тебя проводить?

– Да можно, даже очень кстати: фонари все разбили и не заменят никак, темная улица. Я хоть там и давно живу, но все равно.

– А что ты делаешь в субботу вечером?

– Не знаю еще, но если хочешь, можем встретиться. У тебя это первый день каникул?

– Да, точно.

– Заставят прийти мыть школу?

– Как всегда.

Мы сидели в кафе. Я взял по пирожному, по чашке кофе и по пятьдесят грамм коньяку. Оля курила, сбрасывая пепел в железную пепельницу.

– Оля, ты не обижайся… А можно тебе задать один вопрос?

– Можно, конечно.

– Ну, ты пойми, мы, может быть, мало знаем друг друга… Вернее, не мало знаем, но мало что друг про друга. Ну, ты понимаешь… Про тебя в школе ходили всякие слухи – давно, еще класса с восьмого?

– Знаю, конечно, что я шлюха и проститутка и блядь и тэ дэ и тэ пэ. Меня это не волнует. А тебя?

– И меня тоже нет.

– Ну и отлично.

Она улыбнулась.

Потом я взял еще по пятьдесят коньяку, и стало тепло и совсем хорошо. Мы вышли на улицу и болтали о чем-то, неважно о чем. И вдруг кто-то схватил меня за плечо и сказал:

– Э, ты, дай закурить?

Пацану было лет восемнадцать, я никогда его раньше не видел. Рядом стояли еще двое таких же, как он – среднего роста, с короткими волосами. Я не подумал, что он на меня залупается, потому что парня с девушкой обычно не трогали никогда и ни в одном из районов города. Может, он правда хотел сигарету. Но у меня их не было. У Оли были, но попросили не у нее, а у меня. И я сказал:

– У меня нет.

– Значит, надо дать на бутылку, а то все может плохо кончиться.

У меня оставалось три рубля с мелочью, и я бы мог отдать им этот «трюльник», и мы бы пошли с Олей дальше, гуляли бы с ней еще долго, потом бы я проводил ее. Но я не отдал им «трюльник». Я сказал:

– Хуй.

Кулак въехал мне в нос, я упал, успев выставить локти и втянуть голову в плечи. Пацаны подскочили, чтобы отработать меня ногами.

Оля спокойно сказала:

– Подождите ребята.

– А что такое, коза? – спросил тот, который ударил меня. Он улыбнулся, обнажив челюсть. Сверху не было зуба.

– Если сегодня все плохо кончится для нас, то завтра вы сами об этом можете пожалеть.