Политика - Козлов Владимир Владимирович - Страница 28

– Как?

– Ну, я не знаю. – Она смотрит мне прямо в глаза и чуть-чуть улыбается.

– Ты не сделаешь того, что я бы хотел, – говорю я и краснею, как рак.

– А вдруг? – Ленка опять улыбается. – Ты скажи сначала, а то как я могу догадаться сама?

– Ты знаешь.

– Ничего я не знаю. Ладно, вот троллейбус. Я поехала. Давай в четверг опять останемся после уроков, может, что-нибудь придумаем, а?

– Ладно.

– Ну, так что ты там такое хочешь, а сказать боишься, а? – спрашивает Ленка.

Мы опять сидим на последней парте в «химии». Дежурные ушли, классная и лаборантка – тоже. Они нам оставили ключ, чтоб мы закрыли кабинет и отдали потом ключ уборщицам. Пока дежурные подметали и мыли пол, я делал домашнюю по химии на завтра, а Ленка что-то писала в своей тетради. Я думал, она пишет черновик сочинения.

– Ты все сама знаешь, – говорю я и краснею.

– А вот и не знаю. Ты скажи.

– Все ты знаешь, ты просто издеваешься.

– Да не издеваюсь я, кинься ты. – Она не улыбается, смотрит серьезно.

– Ну, я хочу, чтобы ты мне дала.

Она улыбается и сразу же морщится.

– И тебе не стыдно о таком думать, а? Ты же отличник все-таки, хороший мальчик?

Ленка хохочет, я молчу.

– А если я про это классной расскажу? Или пацанам нашим? Они тебе темную на физкультуре сделают. Ладно, не бойся. Не скажу.

Она берет мою ладонь и подносит к своим грудям.

– Хочешь потрогать?

Я киваю.

– Ну так дотронься, чего ты боишься? Я разрешаю.

На черном кружевном фартуке – комсомольский значок с мордой Ленина. Я сую руку немножко пониже значка и нащупываю Ленкину грудь. Она маленькая и мягкая. У меня встает, и я кладу другую руку на колено, чтобы она не заметила.

– А теперь сочинение, да?

На химии классная читает нам морали.

– …И в который раз прошу вас обратить внимание на внешний вид. Мне уже Николай Николаевич сделал замечание по поводу Кокориной. Мало того, что платье укоротила – еле попу прикрывает – и мелирование это дурацкое, так еще и три сережки в ухо вставила. Нашлась мне здесь неформалка. Чтоб завтра же две сережки сняла. По одной в каждом ухе еще ладно, но чтоб три…

Пока классная все это говорит, я рисую карандашом на листке в клеточку голую бабу. Получается довольно похоже на Ленку. Я пририсовываю ей в одном ухе три сережки и показываю рисунок Ленке.

– Ты что, хочешь сказать, что это я? А ты меня что, видел? И не увидишь, можешь не надеяться, ясно?

– Кокорина, тише! – орет классная. – Только про нее говорили, и опять она – сидит, болтает на уроке.

Ленка берет листок и комкает его.

– Ты слишком много на себя берешь, понял? – говорит она шепотом. – Думаешь, если сочинение помог написать, то я теперь под тебя должна ложиться, да? А ты знаешь, что ты на своем районе – ноль, никто. Ты водку хоть раз пробовал, а? А курил? А в «трест» хоть раз ездил на дискотеку? А за свой район хоть раз лазил? Ты лох самый настоящий, вот ты кто. Ты дохлый, тебя все шпыняют. Да с тобой ни одна баба никогда ходить не будет, ты это знаешь? А если я своему пацану скажу, про что ты меня просил, то он знаешь, что с тобой сделает?

Я заперся в туалете и дрочу. Думаю про Ленку, представляю себе, как она приходит ко мне, и я один, мамы нет, и я ставлю музыку, и мы пьем коньяк, который стоит в баре уже, наверное, года два, и едим шоколадные конфеты с ликером, которые маме подарили на день рождения, и она сказала, чтобы я их не смел трогать. А потом мы раздеваемся и ложимся на диван…

– Ты еще долго там будешь сидеть? – спрашивает мама.

– Да нет, сейчас, выхожу.

Последние движения – и малофья брызгает вверх, потом падает на коврик. Я растираю ее носком, чтобы мама не заметила.

Мы с Ленкой дежурим после уроков – убираем «химию». Я ставлю стулья на столы, а она подметает пол.

– Слушай, Ленка, ты за то не обижайся, ладно?

– На обиженных воду возят, понял?

– Значит, не обижаешься?

– Нет, конечно.

– Слушай, а у тебя сейчас время есть? Может, пойдем ко мне, музыку послушаем? У меня темы классные есть: «Модерн токинг» – третий альбом, «Джой»…

Ленка швыряет веник в сторону.

– Как вы меня все заебали – это просто пиздец какой-то.

Она сталкивает стулья со столов на пол – они с грохотом падают, – потом подходит ко мне и заглядывает в глаза.

– Что тебе от меня надо, а? Что ты хочешь? Я тебе русским языком говорю: я не люблю ебаться, мне это не нравится, ты понял? Хули вы все ко мне лезете, а?

Она сбрасывает со столов еще несколько стульев, потом садится на пол и плачет. Я не знаю, что делать – подойти ближе или нет. Платье у нее задралось, еще чуть-чуть – и были бы видны трусы. Она замечает, куда я смотрю и рукой сама задирает платье – открываются трусы под черными капроновыми колготками.

– Видел? Больше не увидишь. – Она резко поправляет платье. – Ну что стоишь? Давай убирать дальше, а?