Если бы я был вампиром - Кош Алекс - Страница 51

По-другому быть не может.

Значит, по их мнению, я совершенно нормальный человек и практически ничем от них не отличаюсь. Самое время их удивить.

— Понимаете, — слегка виноватым голосом начал я. — В моём мире человек едва ли доживает до восьмидесяти лет. К пятидесяти годам он уже теряет… товарный вид, а к шестидесяти выходит из дома только на редкие утренние прогулки.

— Ну, у нас, предположим, тоже не каждый доживает до четырёхсот лет, если он, конечно, не вампир, — покосился на Кельнмиира Ромиус. — Но до такого не доходит. Да в восемьдесят человек только начинает жить! Как же вы смогли достичь такого прогресса, о котором ты рассказывал? Наверное, всё человечество у вас живёт очень сплочённо?

Смеялся я долго. А когда отсмеялся, долго соображал, как бы объяснить причину своего смеха. Потому что смех смехом, а ведь всё это грустно…

— Увы. Двигателем прогресса в нашем мире является как раз не сплочённость, а, наоборот, разобщённость: гонка вооружений, войны, мелкие стычки, политические интриги. Всё что угодно, только не сплочённость.

— Ужас какой, — подал голос до этого молчавший Кей. — Вот я всё слушаю и слушаю… А зачем тебе туда возвращаться, а? Ну прожил бы ты там свои оставшиеся шестьдесят лет, ну и что? А у нас ты бы мог прожить в три раза больше и наверняка чувствовал бы себя лучше. Войн и политических интриг у нас и своих, конечно, хватает, но почему-то мне представляется, что наш мир куда приветливей вашего.

— Знал бы ты, насколько ты прав, — вздохнул я. — Не просто приветливее, а в сравнении с нашим он просто идеален.

— Ты ещё не всё знаешь, — покачал головой Кельнмиир. — Узнай ты наш мир получше, так говорить не стал бы.

— А уж если бы вы узнали мой мир получше… Ладно, не будем об этом. Кстати, — я посмотрел на Кея, — а с чего ты решил, что я здесь проживу в три раза больше? Я же не житель вашего мира.

— Ты — нет, а Вельхеор — да. А ты в теле Вельхеора, — усмехнулся Кей.

А ведь и вправду! За всё время, проведённое в теле Вельхеора, я ни разу и не задумался о том, что оно не моё. Получается, что наши тела полностью идентичны. Ещё вчера вечером, перед тем как лечь спать, я умывался и смотрелся в зеркало. Может, я просто очень хотел спать или просто забыл об этом, но ни о чём подобном я не думал…

Только сейчас у меня появилось странное ощущение, как будто я надел чужую рубашку. Но ведь тело не рубашка, о нём так просто не забудешь…

— Раз уж мы подошли наконец-то к главным вопросам, то, может быть, ты мне объяснишь, что творится в твоей голове? — неожиданно спросил Кельнмиир.

— А что с его головой? — заинтересовался Ромиус.

— Да, а что с моей головой? — присоединился я к Ремесленнику.

— Почему я не могу прочитать ни одной его мысли? Одна бредятина.

— Интересный факт, — кивнул Ромиус. — И у меня уже есть готовый ответ. Не зря же я протёр все штаны, сидя на этой Ассамблее. Вы не задумывались, каким образом Виктор говорит с нами? Я имею в виду языковой барьер. Не думаете же вы, что в разных мирах могут быть одинаковые языки? Так вот, я посовещался с некоторыми Ремесленниками, в основном специалистами по астральным проекциям… Получается, что тело является как бы двусторонним переводчиком для проекции Виктора.

— Проекции?.. — как всегда не понял я.

— Проекции на плоскость этого материального мира, а точнее, на это тело.

— То есть в голове у него мысли на привычном ему языке, снаружи его говорят на нашем языке, а тело преобразует его мысли в речевую форму, доступную нам…

— И наоборот, — подхватил Кей. — Преобразует нашу речь в форму, доступную его… хм-м… доступную ему.

Так вот откуда взялись речевые обороты, которых они никак знать не могли, все эти их «пофиги» и «нафиги».

— Но ведь получается, что у Вельхеора в другом мире никаких языковых проблем также не будет! — зло сверкнул красными глазами Кельнмиир.

— Мы наконец-то начинаем подбираться к насущным проблемам… — пробормотал Ромиус.

— И какие же у нас насущные проблемы? — тут же спросил Кей.

— Найти способ вернуть Виктора в его мир, если он, конечно, захочет, и решить, что делать с Вельхеором.

— Уж я-то решу, что делать с этим засранцем, — скривился в злой ухмылке Кельнмиир.

Нужно будет непременно узнать, почему он так ненавидит Вельхеора. И задать ещё миллион и один вопрос на другие темы, но…

Сейчас нужно задать вопрос самому себе. Хочу ли я возвращаться в свой родной мир?

Я никогда не вдумывался в понятие Родины, потому что в наше время Родина забывает о нас раньше, чем мы вспоминаем о ней. А сейчас я, возможно, впервые в жизни подумал о ней. Не о родном городе или стране, а о родном мире, в котором всё понятно, а что непонятно, то хотя бы объяснимо. Безусловно, интересно изучать новый, совершенно незнакомый мир. Это захватывающе и завораживающе, но только если за спиной всегда остаётся Родина. Родное место, в которое всегда можно вернуться после длительного путешествия. Там враги, там друзья, там девушка… Девушка… не моя, конечно, девушка, но ведь всё может быть… при условии, что я вернусь домой… Если я вернусь домой…

— Я хочу домой, — произнёс я вслух громко и чётко, а потом уже тише спросил: — И всё-таки… есть вероятность того, что я ещё когда-нибудь вернусь сюда?

— Конечно есть, — успокоил меня Ромиус. — Как и вероятность того, что ты отсюда никуда не денешься.

Тут уж я не знал, радоваться или огорчаться.

— Давайте наконец закончим праздные беседы и перейдём к делу! — вскочил с кресла Кельнмиир.

— Сядь, — спокойно произнёс Ромиус, посмотрев на вампира, пережившего тридцать с лишним веков, как на нетерпеливого ребёнка. — Сначала следует решить ещё одну проблему.

— Какую?

Кельнмиир стал чем-то неуловимо похож на охотничью собаку, учуявшую спрятавшуюся в норе лисицу.

— Мне кажется, что кто-то из твоих учеников пытается преодолеть ментальную защиту этого помещения. Ты хорошо их выучил, он это проделывает весьма ловко…

— Я их этому ещё не учил, — процедил Наставник, и стена в дальнем углу комнаты исчезла. Стал виден зал чуть меньше того, в котором находились мы.

За стеной стоял в забавной позе и делал странные пассы молодой человек в чёрной одежде, лица которого было отсюда не разглядеть. Он не обратил никакого внимания на исчезнувшую стену, из чего я сделал предположение о том, что стена стала прозрачной лишь с нашей стороны.

— Это не мой ученик, — добавил Кельнмиир, посмотрев на молодого человека.

— И что ты хочешь с ним сделать? — поинтересовался Кей.

— Я? — Наставник искренне изумился. — Ничего. У меня есть куча учеников, которые с удовольствием разберутся с лазутчиком.

— Ну и? — Кею явно было невтерпёж посмотреть на то, как с лазутчиком разберётся один из учеников. Кельнмиир махнул рукой.

— Сейчас всё будет.

— Давно не наблюдал, как работает настоящий профессионал, — обрадовался Ромиус.

— Я отправил самого лучшего ученика, — важно кивнул Кельнмиир.

Тем временем позади лазутчика отъехала стена и из неё вышел уже знакомый мне Рихтер. Он не торопясь, я бы даже сказал плавно, подошёл к лазутчику и положил руку ему на плечо.

Я невольно затаил дыхание.

Прошла бесконечная секунда, прежде чем лазутчик начал реагировать. Он медленно повернулся к Рихтеру и… Спустя несколько секунд один из них лежал на полу в странной неестественной позе, а второй исчез.

— Вы это видели? — спросил Кей.

Ромиус с Кельнмииром молча кивнули. Я отрицательно покачал головой, но, поскольку этого никто не заметил, подал голос:

— Я ничего не видел. Просто ничегошеньки. Только как этот… Рихтер положил руку на плечо лазутчика, а потом лежащее на полу тело.

— Ты всё пропустил, — укорил меня Кей.

Я начал злиться.

— Не все же такие крутые, как ты!

— Не все, — смиренно согласился Кей, а я разозлился ещё больше.

Ромиус ничего не сказал, а просто начал что-то бормотать себе под нос, и через некоторое время слева от меня появился стоящий всё в той же странной позе лазутчик.