Сделано из отходов - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 7

Я обращалась в специализированные организации, но везде за работу хотели очень большие деньги, которых у меня нет и быть не может в связи с тяжелыми жизненными обстоятельствами: одной ногой я стою на бирже, другой за чертой бедности. Отчаявшись, я записалась к вам на прием и изложила свою проблему. Вы обещали помочь.

20 июля этого года я вымылась в ванной и прилегла на диван остыть и просохнуть, но вдруг с ужасом почувствовала, что ко мне в дверь бешено стучится мужской голос. Я выскочила без тапок, заколотая одной булавкой на голое тело, и открыла замок. В квартиру, пугая меня ехидной улыбкой, зашел человек в гражданском, который представился оперуполномоченным Стрельцовым и заявил, что он по поводу дивана.

Я, сославшись на ваше обещание, предложила ему починить диван, а заодно поправить карниз. Однако Стрельцов не только не выполнил мою законную просьбу, а наоборот, повел себя позорящим милицию образом. Диван он обозвал (дословно) приютом для бездомных клопов, меня – инвалидом умственного труда, а моего кота – терминатором и пригрозил в случае повторного заявления отправить меня на какую-то пряжку .

Я была потрясена услышанным. Случай исключительный, из семидесяти квартир в моем доме только у меня нет металлической двери, мужа, любовника, денег и хамства. Я окаменела от такой катастрофы. После этого о каком доверии к милиции может идти речь? К кому нам, простым людям, еще обращаться? К Саддаму Хуссейну? Разве с таким отношением к делу мы покончим с преступностью? Сколько мы будем выслушивать от сухих и бездушных Стрельцовых отговорки: «Мне больше делать не хрен» (дословно).

Поэтому я требую незамедлительно вернуться к рассмотрению моего вопроса о починке дивана, а Стрельцова – наказать, как недостойного носить форму и пистолет. С уважением. Битумная Варвара Алексеевна».

Герман Андреевич снял очки, положил листок на офисный стол из карельской березы и коротко спросил:

– Ну?

– Что ну? – так же коротко переспросил Шурик.

– Ты что, свихнулся? Ты что творишь? Благодари Бога, что бумажка этой сумасшедшей попала ко мне, а не в Главк. Спасибо скажи мужикам из оргинспекторского, которые ее штамповать не стали, а сюда спустили накоротке.

– Кого штамповать не стали?

– Покривляйся, покривляйся, орелик. Сейчас бы бегал с обходным листом. А о других ты подумал? Вляпаешься один, а по шарам получат все. Так я спрашиваю – что было бы, если бы бумажка наверх попала?

– Да ничего. Предложили бы обеспечить Битумную железной дверью, мужем, любовником, деньгами и хамством.

– Хватит, Стрельцов, угомонись, пока я тебя не угомонил.

– А чего хватит-то? Ни фига ж себе! Я диванно-ремонтных школ не кончал. Карниз, так и быть, прибил на место, а клоповники чинить, не жалея крови, а то и самой жизни, присягу не давал. Этой полоумной и шурупы поменяй, и обивку, и стенки отполируй.

– Я все понимаю. Но, наверное, можно было разобраться без повторных заяв? Зачем диван приютом обозвал? А кот-терминатор при чем здесь?

– Диван – приют и есть, не дай Бог на такой девчонку пригласить, так на нем и останешься с переломанными ногами, а кот, блин, мне новые ботинки расцарапал. Что мне теперь – молоком его поить за это? Значит, психопатка эта опять жалобу накатала? Я ей позвоню сегодня, головушку полечу.

– Позвонишь, позвонишь. И вежливо попросишь прощения. Вежливо, Стрельцов, понял? А потом сходишь и починишь диван.

– А прокладки ей не поменять? – вскочил Шурик. – Может, еще песенку спеть на ночь? Я запросто. Сбацаю под Вову Преснякова. «А за окном бушует месяц май!»

– Ну-ка, сядь на место! Что хочешь, то и делай! Только чтобы жалоб от Битумной больше не было. И учти следующее. Последнее время мне твое отношение к гражданам очень не нравится. Слишком много нареканий. Расслабился, милый. Думаешь, раз много раскрываешь, то все позволено? Так вот запомни, еще одна жалоба – вылетишь к чертовой матери. Заявление Битумной останется у меня, в случае чего я лично ему ход дам. А теперь принеси-ка свои материалы, посмотрим, как ты раскрываешь.

– Я не раскрываю, я диваны чиню. Шурик обиженно повернулся к двери.

– Будешь и диваны чинить, и преступления раскрывать. Уважение людей надо завоевывать не словами, а делом. И кстати, вот еще что, замечу, что с бандитами заигрываешь – пеняй на себя.

Шурик не ответил, звонко щелкнул каблуками и вышел из кабинета.

«А за окном бушует месяц май…»

Ох, мама…

ГЛАВА 2

Дыня положил лопату и взялся за тяжелый лом. Пару раз ударил в намеченное место и, наконец, с третьей попытки добился желаемого – лом пробил землю и вошел под рельс.

– Шпалу надо подложить, – кивнул Боб. – Так не свернешь.

– Сверне-е-е-м…

Дыня рванул лом вверх и в сторону, крепежные винты затрещали, рельс сдвинулся на несколько сантиметров. Повторив прием, труженик переместил рельс еще примерно на четверть метра.

– Хватит?

– Вполне, – Боб удовлетворенно кивнул. – Сматываемся.

Компаньоны подхватили орудия производства и через кусты побежали к уже знакомой ложбинке.

– Сколько?

Будильник, вынутый из кармана, пустил в небо солнечный зайчик.

– Десять минут еще.

– Покурить успеем. Боб лег на траву.

– Хорошо как. Тишина, природа. Муравьи бегают. Лежать бы не вставать.

– Да-а-а, конкретно…

– Кто тебе рожу-то расцарапал?

– Рыжова, психичка. Я ей говорю, давай, блин, дружить, а она – у тебя интеллект маленький, прикинь! У меня маленький интеллект! Когда, говорит, покажешь интеллект, тогда и приходи дружить. Я ее в подъезде подкараулил и показал… Во, а она – ногтями в рожу. Да как завизжит, будто в первый раз увидела.

– Да, Дынь. Это она зря. Твоим интеллектом коня убить можно, у кого еще такой найдешь?

– Ага.

Боб взглянул в сторону железной дороги.

– Я вот думаю, получится или нет?

– А куда ему деваться? По воздуху летать не умеет…

– Прошлый раз тоже некуда было, а вон что вышло.

– Потому что рельс надо было привязать.

– Заметить могли.

– Кто? Двести кэ-мэ в час, прикинь?

– Ладно, заткнись. Время. Не высовывайся ты! Куда пялишься?

Боб отшвырнул окурок и вжался в землю, закрыв голову руками. Дыня последовал его примеру. Послышался шум приближающегося экспресса. Поезд шел на предельной, вибрация от колес ощущалась даже здесь, в ложбине. Красиво идет.

Боб сжал зубы. Еще двадцать секунд, и ка-а-а-к…

Тс-с-с-с… Ожидаемого грохота не последовало. Вместо него воздух прорезали резкое шипение, скрип и лязг вагонной сцепки. Боб осторожно раздвинул кусты и взглянул на железнодорожное полотно. Поезд замер в десятке метров от рассроченного рельса.

– Заметили, бляди, – пролепетал Боб. – Говорил же, заметят! В следующий раз гранатой рванем на ходу. Хватит херней маяться.

– Как заметили-то? – сунув палец в нос, удивился Дыня.

– Не знаю.

Боб по-партизански перекатился к краю ложбины, чтобы поближе посмотреть на место несостоявшегося крушения. Два машиниста разглядывали поврежденный участок полотна и крутили пальцами у виска.

– Это они тебе, Дыня. Черти лупоглазые. На самом деле зоркость машинистов была здесь ни при чем. Сработала аварийная сигнализация, о которой компаньоны не имели ни малейшего представления. Боб перекатился обратно.

– Отваливаем, а то еще изобьют, уроды. Достанем гранату, вот тогда…

– Где достанем?

– У Кикиморы. Или у землекопов. Боб зашвырнул лом и лопату в кусты, и приятели, ежесекундно оглядываясь, устремились в сторону леса.

Лидер организованной преступной группировки Виктор Павлович Угрюмов, он же Брандспойт, заперся в своем бандитском логове и сосредоточенно думал, выкуривая один «косяк» за другим. Для музыкального фона, позволяющего сосредоточиться и трезво поразмыслить, он сегодня выбрал группу «Нэнси». Было восемь утра, обычно в это время авторитет спал, путешествуя с автоматом в руках по чудесному миру сновидений.