В омуте любви - Берристер Инга - Страница 23

— Так ты не любишь меня?

— Нет. Я не люблю тебя, — отважно солгала она.

Наступила долгая, мертвая тишина. Наконец Джанфранко тусклым голосом произнес:

— Понимаю.

Не глядя на Санди, он принялся одеваться и, закончив, сухо сказал:

— В таком случае, наверное, мне лучше отвезти тебя обратно в отель.

— Да, неплохая идея, — согласилась она.

— На что любуешься?

Джанфранко даже не шелохнулся, когда мать приподнялась на цыпочки и поверх плеча сына взглянула на фотографию, от которой он не отводил глаз.

Лицо миссис Грассо опечалилось, по нему пробежала тень — она узнала, кто изображен на снимке.

— Никак не можешь забыть ее.

Слова эти прозвучали не вопросом, а утверждением. И Джанфранко просто кивнул в ответ, убирая фотографию Санди обратно в нагрудный карман.

— Бедняга, как мне жаль тебя, — сочувственно произнесла миссис Грассо.

— А уж мне-то как жаль, — отозвался он.

Мать Джанфранко прекрасно знала все перипетии встречи своего сына с Александрой Маккеллерс в Венеции и дальнейшего развития событий — тот сам рассказал ей все. Месяц спустя после возвращения в Лондон он возглавить кафедру современной экономики в Оксфорде. Должность эта была весьма престижной, и миссис Грассо считала, что никто не заслуживает подобных почестей больше, чем ее любимый единственный сын.

Но скоро ей стало ясно: сам он вовсе не испытывает особого счастья. В ответ на расспросы встревоженной матери Джанфранко нехотя поведал, что по уши влюбился в женщину, которая не отвечает ему взаимностью. Последнее утверждение, естественно, вызвало у миссис Грассо инстинктивный протест. Да может ли найтись такая дура, которая не полюбит ее замечательного — второго такого и не сыщешь — сына?!

При других обстоятельствах подобная реакция, пожалуй, изрядно позабавила бы Джанфранко. Его мать никогда нельзя было назвать чрезмерно опекающей.

Напротив, именно она научила сына ценить свою независимость так, как они с отцом ценили свою. Любить кого-то, всегда твердила она, — значит признавать за любимым человеком право самому выбирать, как жить.

Впрочем, одну подробность Джанфранко утаил-таки от матери. Он не сказал, что они с Санди стали любовниками, а точнее, как цинично выразилась его партнерша, занимались «просто сексом». Это было слишком личное, чтобы обсуждать с кем-то, пусть даже с самым близким человеком. Правда же заключалась в том, что, если даже Санди всего лишь занималась с ним «просто сексом», он-то со всей определенностью любил ее. Любил и вкладывал все сердце, всю душу в каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждую ласку, что дарил ей.

Как теперь, так и тогда Джанфранко никак не мог поверить, что Санди всерьез выдвинула против него столь дикие обвинения. На следующий день после того, как оставил Санди в отеле, Джанфранко примчался снова, горя желанием увидеться с ней. Но узнал, что она уже выписалась и уехала, не оставив никакого адреса.

Отнюдь не сразу Джанфранко нашел в себе силы вернуться домой и смириться со случившимся. Он уже потерял счет часам, когда ему приходилось бороться с искушением усесться в машину, добраться до Хитроу, а оттуда долететь до Дублина и направиться прямиком в Нейс. Там найти беглянку, увидеться с ней, потребовать объяснений… молить предоставить ему второй шанс.

Однако гордость и самоуважение всякий раз удерживали его. Если Санди не любит его, у него нет никаких прав преследовать ее. Но почему же тогда она отвечала ему со столь пылкой страстью?

— Знаешь, дочка Аннабел Патридж вернулась из Парижа. Вот уж хорошенькая стала, просто красавица. Я ее видела, когда заезжала к ним в гости. Помнишь, как она бывало на тебя заглядывалась?

Джанфранко покачал головой.

— Отличная попытка, мам, но, боюсь, не сработает. Разорванную артерию лейкопластырем не заклеишь.

— Почему бы тебе тогда не съездить к этой девушке. Поговорить еще раз…

— неожиданно посоветовала миссис Грассо.

Джанфранко снова отрицательно мотнул головой.

— Это бессмысленно.

Не мог же он сказать матери, что подобный поступок, во всяком случае в его глазах, был бы равносилен тому, чтобы навязываться Санди. А кроме того, вряд ли у него хватило бы мужества снова увидеть в ее глазах то же выражение, что стояло в них в тот вечер. Джанфранко до сих пор просыпался по ночам от кошмара. Упасть с высот, которых они оба, как он свято верил, достигли, в ту бездну, в которую Санди отправила его простым «я не люблю тебя»… Нет, это слишком тяжело, второй раз на такое добровольно не пойдешь.

— Что ж, тебе лучше знать, — вздохнула миссис Грассо. И добавила, желая сменить тему:

— Ах да, чуть не забыла, звонила Эугения и поздравляла тебя с новой должностью в университете.

Джанфранко равнодушно кивнул.

— Передай ей мою благодарность. И что еще она рассказывала? — из вежливости поинтересовался он.

— Так, много всего разного. Жалела, что вы мало общались. Да, знаешь, она сообщила, что недавно накрыли шайку преступников, которые ограбили музей стекла в Мурано и использовали украденные предметы как приманку для доверчивых иностранцев. Показывали им подлинники и обещали прислать точно такие же — за наличные, разумеется. А потом отправляли самое что ни на есть завалящее барахло. Вся эта история привлекла ее внимание потому, что ей казалось, что кто-то хотел проникнуть и на виллу в Виченце. Уж не с этой ли целью?.. Ради всего святого, куда ты?

Плавное повествование миссис Грассо оборвалось встревоженным возгласом Джанфранко внезапно сорвался с места и заспешил к двери.

— Джанфранко!

Но сын уже не слышал ее.

Торопливо выводя мощный «ягуар» из гаража и включая зажигание, Джанфранко старался переварить услышанное. Почти машинально вырулил на улицу и прибавил газу. А что, если Санди попалась на трюк, который только что описала ему мать?

Джанфранко жил в пятнадцати минутах езды от родителей. И вскоре уже свернул на подъездную аллею, ведущую к небольшому уютному особнячку.

— Какая красота! — воскликнула мать, впервые приехав к нему в гости. — Но для холостяка слишком уж просторно.

Она с надеждой покосилась на сына, но тот помотал головой и пояснил:

— Я, знаешь ли, и сам люблю комфорт и простор…

Предстоящая поездка не потребовала долгих сборов и не заняла много времени, поскольку ему удалось поспеть в аэропорт к нужному рейсу. И вот уже во взятом напрокат автомобиле Джанфранко направлялся в Нейс.

Казалось, будто он уже не раз совершал это путешествие. Собственно, так оно и было. Только до сих пор он проделывал его мысленно.

Машина, плавно урча, пожирала милю за милей. А Джанфранко тем временем пытался убедить себя, что в поступке его нет и в помине ничего личного, эгоистического. Это обязанность, почти святой долг человека взрослого и ответственного… и любящего.

Бледная как смерть Санди повесила трубку. Все утро пришлось провести в телефонных звонках, и вот теперь ответ, только что полученный из торгового совета, подтвердил то, чего она уже начала не на шутку опасаться. Фабрики… ее фабрики просто не существовало.

Бессильно опустившись на пол склада, молодая женщина закрыла лицо руками.

Боже, что теперь делать? И так уже плохо, что она потратила столько сил и времени понапрасну, переживая все, что произошло в Венеции между ней и Джанфранко… Век бы этого не вспоминать: возвращение в тоскливом молчании назад в отель и принятое ею решение поскорее переехать куда-нибудь в другое место. Так, на всякий случай — вдруг Джанфранко не смирится с ее словами… или вдруг сама она проявит слабость…

В тот-то период душевного разлада она и ездила с торговцем в так называемый офис. Странный это был визит: какая-то окраина, кругом заброшенность, повсюду пыль и грязь. А потом вдруг на удивление странный интерьер, с выгоревшими обоями на стенах, зато кучей современной конторской техники, а главное — с контрастирующей со всем прочим выставкой умопомрачительной посуды в запертых стеллажах.