Черный мерин - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 31

Я вот думаю: в этой базе на всех уважаемых граждан такая подробная эксклюзивная информация или только на избранных?.. Может, и на меня что-нибудь есть? Надо будет попросить Вялого проверить. А то придут вот также из прокуратуры, проси потом политического убежища на Западе…

Демидов-то понимает, о чем речь. Уже не знает, что с руками делать, пальцы пляску святого Витта исполняют.

– Вспоминаешь, вспоминаешь!.. Ты тогда выпил лишку, на эмоциях был. Потом пожалел, конечно, но что сделано, то сделано… Надо себя контролировать, Данила Сергеич. «Новопассит» принимать, к психологу записаться.

– Это залипуха… Адвоката…

– Да что ты заладил, как параноик: адвоката, адвоката… Сказали же, всему свое время. Как народ «мочить», так адвокаты не нужны… А по поводу залипухи – ты еще скажи, что это происки политических противников.

– Не исключено…

– Лимоновцы, наверно. Не пей лимонада, лимоновцем станешь, ха-ха-ха…

– Ха-ха-ха…

Это смеялся я. Надо же разговор поддержать.

Звонит местный телефон. Егор снимает трубку.

– Глазунов… Да, соединяйте… Алло! Да, Владимир Михайлович… Все нормально, привезли. Беседуем… Конечно, конечно. Я понял… Добро!

Егорка кладет трубку.

– Во, видишь, сколько к тебе интереса… Но Ветрянский – это так, для разогрева. Мелочевка.

Егорка поднялся со стула, расправил плечи и покрутил руками, разминая мышцы.

– Теперь про шахту «Суходольскую-один» поговорим. Вот где наслаждение для Верховного суда!

Он перекинул страничку в своей папке и, подглядывая в нее, принялся вдохновенно декламировать подготовленную речь. Речь была ужасна. По содержанию, разумеется. По форме – Жириновскому и не снилось. Егорка, наверное, в самолете репетировал. Сага о тяжелой шахтерской жизни. Каждое слово – в десятку! Как бейсбольной битой по темечку!

Я не буду повторять ее дословно, впрочем, и не смог бы. В экономических терминах я разбираюсь плохо, а к насилию на страницах книг отношусь еще хуже. Устал я от насилия. Мне мягкого и теплого подавай. Чтоб душу грело и надежду вселяло. А тут?.. Полная безнадега.

То, что безнадега, и Даниил Сергеевич сразу понял. Ни адвокатов уже не просит, ни против беспредела не протестует. Так, бубнит что-то под нос. Видно, проняло хозяина города Суходольска до самого копчика. Лишь бы раньше времени бритвой по венам не полоснул. От такой саги одно и остается – бритвой по венам, чтоб в пожизненном лагере не мучиться. А речь у Глазунова не просто сплетни и слухи озвученные. С доказательствами, с фактами! Даже я, юрист среднего звена, это понял. А персоналии какие проскакивают!.. Губернатор, местный прокурор, Иван Дмитриевич и даже Сам… Из Москвы который, в новостях мелькает, в министерских коридорах.

Но Егорка красавец! По фигу ему и министры, и губернаторы! Не ожидал я от друга таких граней таланта. Ему Гамлета в Ленкоме надо играть, а не разбойников ловить. Какой напор, какая энергия, какая сила! И самое главное – не скучно! Сколько времени прошло? Час? Полтора? Я даже и не заметил. Мне остается только аплодировать в душе и радоваться, что свадебные деньги потрачены с пользой. За один билет на такой спектакль можно пожертвовать любой свадьбой.

– Артем Григорьевич, – «следователь» прерывает ток-шоу, отхлебнув из графина воды, – сходите в дежурную часть, проверьте, готова ли камера? Что-то они не докладывают.

Я понимаю, что веду себя слишком пассивно, поэтому и получил указание. Схожу без проблем. Проверим.

В предбаннике публики прибавилось. Знакомый уже подполковник, так и не уехавший на территорию, еще выводок дородных мужей в серьезных костюмах. При моем появлении все встают. (Уважают!) На лице подполковника робкая улыбочка.

«Кукол дергают за нитки, на лице у них улыбки…»

– Все в порядке, Артем Григорьевич?

– В порядке. Готовьтесь…

Праздник со слезами на глазах. А вы как хотели? Раскрываемость раскрываемостью, а заказы бандитские – заказами. Ответить придется перед законом.

Стоп! Какой закон? Я ж не прокуратура. Курьер туристической фирмы «Парадиз» в красных кедах. И Егорка по большому счету никто. Так, обычный капитан из разбойного отдела с окладом в восемь тысяч. Но такое чувство, что сейчас на мне синий китель с большими звездами на погонах, а за моей спиной – бампер машины правосудия. И вновь признаюсь, не таясь: нравится мне это дело. Удивительно возвышает в собственных глазах.

Готовьтесь, Иван Дмитриевич, готовьтесь!

В дежурную часть не иду, сворачиваю в знакомый туалет. Накипело. Сталкиваюсь в дверях с Вадиком.

– Ну, как у вас?

– Порядок. Беседуем…

– Ну, вы даете, мужики, – в глазах Вадика восхищение, смешанное с белой завистью. – Сильно… Чтоб самого Демида захомутать…

– Да, в общем, ничего особенного. Даже не стреляли… А что это за публика в приемной?

– Отцы города… Мэр, директора шахт, пристебаи всякие… Через десять минут после вас примчались. Прибздели, караси…

Я зашел в туалет. Мутное окошко, выходящее на дом с «КамАЗом». Стройный хор голосов, летящий снаружи.

– Сво-бо-ду! Сво-бо-ду!…

Шахтеры… Простые безработные шахтеры. Душ пятьдесят. Триколор, портреты, транспаранты. «Руки прочь от Демидова!», «Сталинизм не пройдет!»

Оранжевые повязки на рукавах. Палаток и полевых кухонь, слава Богу, пока нет, но к вечеру наверняка появятся. Какой-то доходяга в шахтерской каске забрался на «КамАЗ» и дирижирует хором. Милиция не вмешивается и митингующих не разгоняет. Оператор с тяжелой камерой на плече, суетливый корреспондент с микрофоном на палочке.

Все, как один! В едином порыве! Не сдадим своих москальским наймитам! «Сво-бо-ду!»

И когда успели плакаты написать? Неужели тоже готовились? Тоже ждали?

А дерьмо с пола так и не убрано…

Бесперспективняк…

Возвращаюсь назад, минуя гудящую приемную. При моем появлении все замолкают.

…Шторы на окнах кабинета уже задвинуты, вместо солнца – лампа, направленная в глаза авторитету. Демидов курит, чем-то напоминая тающего снеговика. Видимо, разговор был продуктивным и теплым. Егор возвышается над ним, поставив ногу на край стула, и молотом чеканит слова, сопровождая их красноречивыми жестами. Че Гевара на футболке тоже суров.

– И не помогут тебе ни Москва, ни Совет Европы, ни сам Господь Бог! И когда вертухаи поставят тебя раком и заломают руки к небу, тогда, может, дойдут мои слова до твоего гнилого организма!..

– Это заказ… Заказ, – городской папа глубоко затягивается, – я даже знаю от кого.

– Да если даже и заказ! – не отрицает Глазунов. – Плевать по большому счету! Извини, уважаемый, карабины тебе в офис и трупы в шахту мы не подкидывали. Сам в дерьме по горло! Так что, заказ – не заказ, а совесть моя чиста, как ангел на твоей крыше… А на будущее имей в виду: прокуратуру надо любить. Лучше с детства!

Зная, как Егорка относится к прокуратуре, я понимаю, с каким трудом далась ему последняя фраза. Через боль. Но на лице улыбка, как у истинного виртуоза сцены. Он снимает ногу со стула и интересуется у меня.

– Ну что?

– Порядок. Камера свободна, народ недоволен.

– Чем недоволен?

– Ну, тем, что свободна…

– Так народ обижать нельзя. Воля народа – глас Божий.

Демидов тает окончательно. Морковка опустилась на «полшестого». Но у него есть еще шанс. Самый проверенный и надежный, с его, конечно, точки зрения. Поднимает белесые глаза.

– А, может, договоримся?..

«Не о чем нам, честным прокурорам с тобой, убийца, договариваться!» – хочет крикнуть мой рот, но Егор поднимает палец, намекая, чтобы я не встревал в базары.

– Ты можешь что-нибудь предложить?

– Да что угодно! Только скажите! Без проблем, мужики! Чего надо?

Забрезжила надежда, морковка поднялась на три часа. Такие разговоры нам привычные.

– Ладно… Заметь, ты сам это предложил. Есть за тобой еще один грешок… Пустяк по сравнению с остальным. «Мерина» ты недавно купил «паленого». В Москве. Верно?

– Откуда я знал, что он паленый?..