Черный мерин - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 23

– Купи. В хозтоварах. Отсюда недалеко, я покажу. Я бы нашу мог одолжить, но она одна на весь отдел – дела сверлить. Под расписку в дежурке берем. Фонарик могу дать, но без батареек.

Еще и дрель покупать…

Чувствую, разорюсь я окончательно и продам оставшееся имущество с молотка. Но, с другой стороны, как говорят мудрецы – кто экономит на малом, никогда не заработает много.

– Ну что, согласен?

– Погоди-ка. Допустим, я узнаю свою машину. А дальше что? Как я ее заберу?.. Охрану перестреляю?

– Там видно будет, – на мой контрольный вопрос последовал контрольный ответ. – Главное, узнай.

«Но я вписываться не хочу… Мне здесь еще жить и кормить семью», – закончил я реплику за Вадика. Разумеется, не вслух.

В экзотическом мы, однако, живем государстве. Правовом. Выбирай на вкус – право утонуть или право быть застреленным. И главное, из-за чего? Из-за собственного же имущества! Есть еще право – с позором уехать и мучиться всю оставшуюся жизнь. Это называется: жизнь по правилам.

Я представил довольную, заплывшую салом физиономию директора автосалона, и сердце мое тут же наполнилось желчью, из пальцев выросли когти, изо рта клыки, а щеки покрылись шерстью. Нет, не будет эта сволочь улыбаться, а если и будет, то сквозь слезы. Я переплыву реку! Я просверлю дырку! Я перехитрю охранников и их паршивых ротвейлеров! Я взломаю любые двери и вернусь домой верхом на «Викторе Степановиче»! Правильно сказал Егорка – мне бояться нечего. Пускай меня боятся!.. И даже не в джипе дело. Справедливость и торжество прежде всего! Да здравствует Конституция!..

– Где хозтовары?!!

– Ты решил?

– Без машины я домой не вернусь. Она мне слишком дорого досталась! Полжизни у станка корячился.

– Хорошо, пойдем…

На площади опер кивнул на казино.

– Видал?.. Демида заведение. Открыл богадельню. И столбиков волшебных по всему городу понаставил. Даже в часовне. Шахта стоит, мужики последнее в столбики спускают, а кто выигрывает – пропивает. Один депутат возбухнул и без вести пропал… Через год-другой и мы все вымрем, как мамонты.

– У нас тоже столбики.

– У вас есть где заработать. А у нас разве что на стриптизе. Да и то вряд ли, кто на него пойдет?..

Мы дошли до перекрестка, Вадик остановился.

– Вон хозмаг. На той стороне. Я с тобой не пойду, меня там знают, а вместе нам лучше не светиться, городок маленький, девяносто тысяч всего. Встретимся в десять вечера на автовокзале… Не забудь мешок полиэтиленовый захватить.

– Зачем?

– А через речку ты в одежде поплывешь?..

– Ах, да… Вода, кстати, не холодная?

– Не замерзнешь. Все, до вечера…

Ассортимент хозтоваров был скуден, как амбар крестьянина после раскулачивания. Дрелей ни ручных, ни электрических здесь не продавали. На вопрос «почему?» продавщица пожала плечами:

– А зачем? Кто их покупать будет?

– Народ! – ответил я за суходольский пролетариат.

– У народа денег нет… И не предвидится. Могу предложить коловорот «Сверчок». Тридцать рублей. Хороший, возвратов не было.

Выбирать не приходилось. Оставалось надеяться, что я просверлю десятимиллиметровое железо за час. Иначе мне помогут собаки.

– Заверните. И два сверла по металлу. Пять и десять миллиметров. И еще пакет полиэтиленовый. Побольше.

– А стремянками не интересуетесь? Вчера привезли. Складные, не китайские, – продавщица, заподозрив во мне денежного покупателя, попыталась толкнуть неликвидный товар.

– Спасибо. Со стремянкой плыть неудобно…

– Тогда купите гвоздодер. Легированная сталь, сноса нет…

Вооружившись, я вернулся на берег, лег на траву и заснул, набираясь сил перед тяжелой ночной миссией. Хотя умный человек, наверное, не спал бы, а тренировал руки.

Плавать, оказывается, неудобно не только со стремянкой, но и с коловоротом. Особенно когда он лежит в пакете, а пакет привязан за ремешок к шее и тянет на дно, словно грузило. В пакете помимо коловорота плывут фонарик, выданный напрокат Вадимом, рюкзачок, одежда, обувь и остатки матушкиного провианта (для отвлечения собачек). Всего килограммов на пять-шесть.

Документы, деньги и мобильник я спрятал на берегу под заветный камень. Если поймают, прикинусь заблудившейся русалкой. Вернее, русалом. Без паспорта и мобилы не проверят.

Горохов, как и обещал, довез меня до реки, показал пальцем на остров, пожелал возвращения на Большую землю и торопливо отвалил, еще раз предупредив, что я его не знаю.

И вот я плыву. Неизвестно куда и неизвестно зачем. Проплыть надо стометровку, а силы оставили меня уже после первых двадцати метров. С брасса перехожу на кроль, с кроля – на баттерфляй, а после на стиль, известный человечеству как «мама-я-тону».

Течение приличное, меня сносит в сторону от острова. Кажется, я переоценил свои возможности. Переплыть без подручных средств эту речушку – все равно что сыграть в русскую рулетку с помощью пистолета Макарова. Подмоги, если что, ждать неоткуда, ори – не ори. Надо было надуть второй пакет. Одним словом – «морской котик» (боевой пловец-диверсант) из меня не получился.

Вода, к слову, не такая и теплая, градусов пятнадцать, но я не чувствую холода. С меня течет пот, растворяясь в чернильной воде. Небо ясное, в воде отражаются звезды. Очень красиво.

Я потихоньку тону… Одно радует – я не дерьмо…

Вернуться назад уже невозможно, пойду ко дну наверняка. Остается надеяться на собственное мужество, а то и на героизм. Если начнется паника – всё, на выход с вещами!..

Почему люди не плавают, как рыбы? Мне иногда кажется, что я рыба. Вот раскину плавники и как нырну с высокого берега…

Не паниковать, только не паниковать! Представь, что ты в Египте, купаешься в Красном море, любуешься рыбками и муренами. А катер уносит и уносит… Тьфу, плохие мысли. Думать надо о хорошем. Ты сможешь, ты доплывешь, найдешь «Виктора Степановича»… У тебя будет долгая и счастливая жизнь. Ты женишься на Веронике, у вас родится много-много детишек, ты научишься кататься на лошади и летать на аэроплане. Разбогатеешь как Билл Гейтс. А умрешь дома, в своей постели, в девяносто шесть лет, окруженный любящими родственниками и друзьями, короче всеми, кто упомянут в завещании.

Блин, какая лошадь? Какой аэроплан? Какое завещание?… Плыви, урод, плыви, счастье близко.

Ситуация – в бреду не привидится! У меня угоняют машину, я заявляю в органы, за свой счет лечу в какой-то Богом забытый Уходольск и в результате плыву, как Чапаев, по уральской реке! Да еще и тону. А тонуть должны другие!.. Те, кому за это деньги платят! И те, кто взялся за гуж! А у них, видишь ли, возможностей нет!.. Угнали бы их собственную тачку, сразу бы появились!

Не хватает воздуха, мешок тянет на дно, но выкинуть его нельзя. Надо было к поясу привязать. До острова метров двадцать, но сил осталось на полтора-два… Пора поднимать тревогу. Если меня снесет в сторону, одним фаном у «Зенита» будет меньше. И «Зенит» никогда не выиграет Лигу чемпионов. Хотя, он, наверное, и так не выиграет.

Вернусь в Питер, возьму абонемент в бассейн. Если вернусь…

Вернусь, верну-у-у-сь!!!

Кажется, ногу свело. Не чувствую ее совсем.

Никаких проплывающих бревен, никаких лодок с рыбаками. Никаких роялей!

«Для замечательного русала и курьера Григорьева Артема по просьбе его друзей мы передаем песню из кинофильма „Титаник“…»

Не дождетесь! Не дож… Не…

Какая невкусная здесь вода. Глоток, еще глоток…

«Тятя, тятя, наши сети…»

Помо… ги… те…

Будь проклят этот джип! Сколько неприятностей из-за груды немецкого железа, кожи и пластика! Из-за каких-то ста тридцати тысяч евро!..

Я вспомнил, как уже однажды тонул. В девять лет, у крестной, на Суздальском озере. Решил показать местным отрокам, кто настоящий пацан, а кто трепач. «Забились» на два мороженых, что переплыву на другой берег. Застрял примерно на первой трети пути. Трусы были мокрыми не только от воды… Вытащил меня один скульптор, тетушкин сосед. Который и доложил крестной о неудачном пари. Я умолял ее ничего не говорить отцу. Она не сказала, но три дня я сидел в маленькой комнате под замком. Маленькой комнате… Такой родной и уютной.