Прихоть сердца - Берристер Инга - Страница 4

Только три человека знали об этом: она сама, Реджи и ее дед. Дед уже умер. Дебору очень огорчало, что она не смогла побывать на его похоронах. В первые годы жизни в Лондоне она не могла удержаться от старой привычки и продолжала покупать «Бор-дер лайф» — ежемесячный журнал, посвященный жизни ее родных мест. В нем она и наткнулась на заметку о кончине сэра Арчибальда Вермонта. Там же было и краткое объявление, резанувшее ее сердце: «Деби, возвращайся домой!»

Она проигнорировала этот призыв, не желая встретиться с Реджи и в то же время страшась признаться себе самой, как отчаянно хочет быть рядом с ним.

Долгие годы понадобились ей, чтобы с корнем вырвать это желание. Теперь оно уничтожено раз и навсегда. Юношеская страсть наконец угасла, и не осталось даже горсточки золы напоминавшей о бушевавшем когда-то пожаре. Возвращение в Вермонт-хаус не имеет никакого отношения к любви, которую она некогда питала к Реджи. Это все только ради кузин… Ей слишком хорошо известно на какие глупости способны девочки в таком возрасте, и именно поэтому она возвращается домой.

Домой! — тепло подумала она об этом старом, исхлестанном всеми ветрами здании.

Его первый владелец, прислушавшись к совету своего тестя-англичанина, держался в стороне от восстания 1645 года, которое принесло столько бед династии Стюартов. Но каковы бы ни были политические воззрения этого представителя семьи Вермонт, дом для себя он построил отменный. Он выходил окнами на четыре стороны света, и его крепкие каменные стены оказались не подвержены разрушительному действию времени. Восточную стену увивал плющ, защищавший поместье от холодных ветров Северного моря.

В период Регентства хозяин особняка, прежде чем окончательно промотать свое состояние за игорным столом, пристроил к нему роскошный парадный вход, а во времена королевы Виктории Вермонта вернули утраченное, удачно вложив деньги в строительство железных дорог.

Но две мировые войны истощили семейные ресурсы, и большая часть земли была продана. В результате остались только дом, поместье и небольшая ферма. Дед оставил их в собственность внучкам. Включая и ее, Деби.

Вероятно, она имеет даже больше прав называть Вермонт-хаус своим домом, чем Реджи, который жил здесь лишь на том основании, что являлся опекуном несовершеннолетних сводных сестер.

Будущее таких особняков не было радужным. Деби не раз видела, как они попадали в руки торговцев недвижимостью, поскольку владельцы были уже не в состоянии содержать их.

Но ее родовому гнезду это не грозит. Во всяком случае, при жизни Реджи, безупречно честно выполняющего обязанности, возложенные на него дедом.

В округе шептались, что над их семьей тяготеет проклятье, наложенное молодой цыганкой. В незапамятные времена в нее влюбился наследник состояния Вермонтов, а потом бросил, когда родители подыскали ему более подходящую, с их точки зрения, невесту.

О каждом древнем роде рассказывают подобные истории, уныло подумала Деби, когда ее маленький автомобиль миновал последний холм перед домом. Было бы глупо верить в эти печальные сказки.

Во всяком случае, если это проклятье и существует, то Реджи оно не касается. Он имеет отношение к семье Вермонт только потому, что дядя Деборы женился на его матери. Хотя иногда девушке казалось, что дед был бы рад, если бы пасынок сына был его кровным внуком и наследником по мужской линии.

После того как старик услышал о смерти своего сына, отца Деби, с ним случился первый инсульт, после которого он так и не оправился. И Деби, припоминая собственное потрясение и боль от потери родителей, хорошо понимала, почему.

И вот впереди показался Вермонт-хаус. Его каменные стены освещало яркое солнце, словно лаская их своими лучами. Деби увидела прямую дорожку и старинный ухоженный парк, разбитый по всем правилам садовой архитектуры. Она смогла разглядеть даже лебедей, плавающих в маленьком озере, и неожиданно ее сердце сжалось. Девушка вспомнила, как однажды местный мальчишка, сын фермера, притворился, что хочет перестрелять прекрасных птиц, а она, не понимая, что он ее дразнит, кинулась к Реджи, умоляя его вмешаться.

Как давно это было? Кажется, сразу после смерти родителей, когда Вермонт-хаус, куда Дебора изредка приезжала в гости к дяде, еще не стал для нее родным домом, и она цеплялась за Реджи, как за единственную опору в рухнувшем мире, а тот был терпелив и добр к ней.

Наверное, даже слишком добр, потому что она тянулась к нему, как цветок, с жадностью впитывающий солнечные лучи.

Вполне естественно, что со временем ее обожание превратилось в пылкую влюбленность, ведь между ними не было кровных уз. Десятью годами старше ее, Реджи был на редкость энергичным и серьезным молодым человеком, он легко справился бы с неожиданно сильным чувством застенчивой девочки. Так почему все пошло иначе? Как же случилось, что Деби искренне уверовала в его взаимность и считала, что он только и ждет, пока она вырастет, чтобы жениться на ней.

Во всем виновата она. Она одна. Это она умышленно лгала об их отношениях, это она пыталась их форсировать… Но даже теперь оставались вещи, которые ей трудно было осознать, принять и забыть. Как же мучительно смириться с собственной неудачей. Как тяжело посмотреть правде в глаза…

А правда заключалась в том, что, сходя с ума от ревности, Деби сознательно пыталась испортить жизнь Реджи. По крайней мере, так думал он, а она, слишком потрясенная тем, куда завела ее безудержная фантазия, не пожелала объяснить, что лгала из-за своей любви к нему. На самом же деле все произошло потому, что она действительно была не в состоянии поверить в его помолвку с какой-то другой девушкой, хотя и не собиралась ее расстроить. Когда Дебора наконец увидела, насколько беспочвенны ее мечты, то не вымолвила ни слова в свою защиту. Сгорая от стыда, она молча выслушала яростную отповедь Реджи и безропотно приняла наказание. А потом…

А потом она, словно преступник, под покровом ночи сбежала из дома. И слова Реджи еще долго жгли ее, как позорное клеймо.

Деби устало сжала руль. Неужели долгие годы не доказали ей бессмысленности подобных самоистязаний? Она уже давно смирилась с тем, что прошлое невозможно зачеркнуть.

А Реджи так и не женился. Об этом ей написала Полли.

Стараясь не обращать внимания на охватившие ее чувства, Деби спустилась в ложбину и въехала в открытые ворота. Она машинально припарковала машину позади дома, в мощенном булыжником дворе, который когда-то, по рассказам деда, был полон людского гомона, суеты и ржания лошадей, напоминая растревоженный улей.

Теперь, если не считать верховой лошади Реджи, конюшни совсем опустели, а слуг не было и в помине. Миссис Мартин, экономка деда, вышла на пенсию, и ее заменила какая-то миссис Кросби, которую Деби совсем не знала.

Девушка толкнула дверь кухни, и та легко подалась. Внутри все было по-прежнему: та же огромная старинная комната с выскобленным столом посередине. Когда девочкой она приезжала в этот дом, то очень любила чудесные запахи кухни. Жена ее дядюшки была замечательной хозяйкой, она сама выращивала и собирала травы. Связанные в пучки, они сушились под потолком в кладовой, распространяя удивительный аромат.

Мать научила Деби готовить, но именно тетушка показала ей, как превратить это обыденное занятие в настоящее искусство.

Разочарование кольнуло девушку, когда, войдя в кухню, она не уловила знакомый запах. В прежние времена здесь всегда было тепло, уютно и оживленно, но теперь от этого не осталось и следа.

Деби прошла по узкому коридору к двери, которая отделяла помещения прислуги от апартаментов членов семьи.

Когда-то сверкающий паркет был покрыт слоем пыли, а заглянувший в окно солнечный луч высветил щербины на полу холла. Из него вело шесть дверей, и Дебора автоматически направилась к одной из них.

Ее пальцы коснулись холодной латунной ручки. Эти тяжелые двери установили тогда же, когда и пристроили к зданию массивный портик. Она по собственному опыту знала, что, несмотря на внушительный вес, они открывались без малейшего звука.