От войны до войны - Камша Вера Викторовна - Страница 22

– Из Олларии. Надо полагать, торжественная встреча. Только Ги Ариго нам здесь и не хватало.

Это действительно был брат Ее Величества в парадном мундире. Рядом с маршалом Юга гарцевали Лионель Савиньяк и Фридрих Манрик, чуть поодаль сдерживал коня Килеан-ур-Ломбах, а за ним виднелись разряженные гвардейцы. Проэмперадор Варасты плеснул себе вина и залпом выпил, помянув закатных тварей.

Заскрипели ступеньки, и на пороге возник Ги Ариго. Чтобы он ни чувствовал на самом деле, на красивых губах играла самая приятная из возможных улыбок.

– Талиг счастлив приветствовать своих героев. Надеюсь, дорога не показалась вам слишком утомительной?

– Все было так хорошо, – в голосе Рокэ звучала несвойственная ему тоска, – и тут появились вы!

3

Когда на голову Рокэ Алвы обрушились известия об ожидавших его почестях, Дик стоял за плечом своего эра и не видел его лица, зато он видел Ги Ариго, Людвига Килеана-ур-Ломбаха, Лионеля Савиньяка и готов был поклясться, что люди Чести рады победе. Значит, все правильно, главное – это Талигойя; те, кто ее любит, должны забыть личные ссоры ради отечества.

Героев Саграннской кампании ждали торжественный прием и недельные празднества. Подобного в Талиге не случалось со времен Двадцатилетней войны, и Дику захотелось немедленно увидеть кансилльера, рассказать ему про штурм Барсовых Врат и Дарамскую битву, подтащить за руку к Рокэ и налить обоим вина. Они должны выпить за Талигойю и Ее Величество и помириться! А потом маршал помирится с Килеаном и братьями Катари, все вместе они поставят на место Квентина Дорака и добьются прощения для Робера Эпинэ и других уехавших в Агарис, а без Раканов Талигойя и вправду обойдется. Пусть король глуп и уродлив, зато нет дворянина, который не был бы готов умереть за королеву!

Ги Ариго закончил свою речь и замолчал, ожидая ответного слова.

– Я благодарен Его Величеству, – в голосе Рокэ Алвы не было обычной иронии, – за оказанную мне честь, но я ее заслуживаю не больше, чем другие офицеры и солдаты вверенной мне армии.

– О, разумеется, не будет забыт ни один из ваших людей. Или вы хотите кого-то отметить особо?

– Отличились все, но есть те, без которых наши успехи были бы немыслимы. Это Его Преосвященство епископ Бонифаций, а также присутствующий здесь генерал от кавалерии Эмиль Савиньяк, сопровождающий бакрийское посольство генерал Жан Шеманталь, который прибудет в Олларию примерно через неделю, оставшиеся в Тронко генерал от артиллерии Курт Вейзель, генерал от кавалерии Хорхе Дьегаррон и полковники Орасио Бадильо и Клаус Коннер. Я готов представить сведения об их заслугах.

– Я не сомневаюсь, что Его Величество…

Когда Рокэ начал перечислять заслуги своих офицеров, у юноши замерло сердце. Нет, Ричард прекрасно понимал, что ничего выдающегося не совершил, но в глубине души Дику очень хотелось, чтобы эр назвал и его. Пусть все, и в первую очередь Килеан-ур-Ломбах, поймут, что сын Эгмонта может не только играть в кости, но и воевать…

– Отдельно мне хотелось бы назвать герцога Окделла, сбившего из пушки вражеское знамя. Насколько мне известно, за подобные заслуги во время Двадцатилетней войны представляли к ордену Талигойской Розы.

Святой Алан, как же так?! Ведь он все делал по подсказке Рокэ, и все равно эру пришлось поправлять прицел. Да, они с маршалом были вместе – метались среди артиллерийских запряжек, последними отступали к каре, встречали атаку бириссцев, но это совсем другое!

– Их Величества будут счастливы узнать о подвиге Ричарда Окделла, – глаза брата Катари смотрели на Дика с явным одобрением.

Ну почему, почему, почему Эгмонт Окделл и Рокэ Алва не оказались рядом в сражении против врагов Талига, тогда все было бы по-другому!

Нет, Ричард ничего не забыл, но ненавидеть Ворона в этот вечер он не мог. Закатные твари, он уже давно не мог его ненавидеть. Когда же он перестал думать о Рокэ как о враге? На Дарамском поле или раньше? Одно Ричард знал точно – после расстрела Оскара он готов был убить своего эра, а когда тот стоял над мертвыми птицами, отдал бы все на свете, чтоб гибель ворона не оказалась ни приметой, ни знамением.

А встреча продолжалась… Папаша Эркюль сбился с ног, но его лицо сияло. Без сомнения, этот день был лучшим в его жизни, и не только в его. Южная Армия уходила на войну с бириссцами, но разбила не одного врага, а трех! И в сравнении с победой над старой враждой победа над «барсами» и Кагетой была не столь уж и важна.

4

– Я поднимаю этот кубок за Его Величество Фердинанда, Ее Величество Катарину и за королевство Талиг, – провозгласил Рокэ Алва, завершая прием. Было еще не поздно, но завтра всех ждала ранняя дорога и приветственные церемонии. Гости без лишних слов разошлись по трактирам Фрамбуа, которые хозяева и прибывшие из Олларии слуги пытались превратить в жилище, достойное знатнейших вельмож королевства. Последними попрощались Эмиль с Лионелем, задержавшимся, чтоб рассказать, как читали донесение Проэмперадора Варасты. Ворон проводил близнецов взглядом и негромко произнес:

– Вот и все.

Ричард не понял, говорит эр о вечере или о чем-то другом. Рокэ поймал взгляд оруженосца и вновь, как на Дарамском поле, растрепал юноше волосы, от чего у Дика защипало в носу. Наверное, потому, что разливавший вино оруженосец ничего не успел съесть, а вот выпить несколько бокалов ему пришлось.

Появился папаша Эркюль с подсвечником и доложил, что спальни приготовлены. Лестница уютно поскрипывала под ногами, в доме пахло дымком и яблоками. Трактирщик распахнул двери:

– Это лучшая комната, монсеньер. Молодой господин будет спать в комнате справа.

– Спасибо, любезный. Принесите ужин для молодого господина, а мне – вина и можете быть свободны.

– Если я понадоблюсь, то только позвоните.

– Разумеется. – Алва бросил мундир на стул: – Жарко… Садись, Дикон, в ногах правды нет. Впрочем, в чем она есть, никто не знает.

Ричард с радостью рухнул в кресло. Голова немного кружилась, а радость отчего-то уступила место грусти.

Папаша Эркюль притащил гору холодного мяса, сыр, хлеб и два кувшина кэналлийского, подхватил очередной тал и ушел, с обожанием глядя на Проэмперадора. Рокэ усмехнулся, плеснул себе вина, но пить не стал, а присоединился к жевавшему оленину Дику. Они ужинали молча, потом так же молча выпили. Вино Дику понравилось, хотя вряд ли оно удовлетворяло вкусам герцога.

– Эр Рокэ…

– Да?

– Эр Рокэ, а почему вы сказали, что я сбил эту штуку?

– Потому что ты ее сбил.

– Не я, а вы, – выпивка придала Дику упрямства, – это неправильно!

– Все правильно, Дикон, – очень серьезно сказал Рокэ Алва, – дело не в этом дурацком шаре, никак не могу вспомнить, как он называется, а в том, что ты именно тогда стал воином. Тут ошибиться невозможно, так что награду ты заслужил.

– Но, – начал Дик и запнулся.

– У тебя еще будут сражения, за которые тебе никто не скажет спасибо, – Алва улыбнулся, но как-то невесело, – и тогда ты вспомнишь Дараму и свою первую награду. И станет чуточку легче.

– Я… Я вас не подведу.

– Не думаю, что наши кони будут долго идти рядом, Ричард Окделл. – Ворон потянулся за кувшином. – Тебе понравилась вывеска папаши Эркюля?

Вывеска? Ричард не сразу вспомнил, что на ней было. Ах да, девушка в окне.

– Очень понравилась…

– Фрамбуа – один из двенадцати городов, оспаривающих право на святую Октавию. Я имею в виду олларианскую святую и мою прапрапрабабку. Эсператисты считают ее шлюхой и винят во всех смертных грехах, но двое мужчин, превративших Талигойю в Талиг, на нее и в самом деле молились…

Странно, трактирный мазила нарисовал ее такой, какой она была в ранней юности. Вряд ли он видел портрет, скорее всего, как-то догадался…

Значит, это Октавия! Жена Франциска Первого Оллара, умершая в родах и причисленная по приказу короля к лику святых. Эсператистская церковь была поражена подобным святотатством, но узурпатору до Агариса не было дела.