От войны до войны - Камша Вера Викторовна - Страница 16

А он и впрямь усидит на троне… Алан с ненавистью взглянул на коренастого чужака. Оллара нельзя было назвать красивым, но он принадлежал к людям, которых, раз увидев, забыть невозможно. Он пришел надолго, он и его вояки. Бездомный Король победил, грязь выбилась в короли, теперь во власти ублюдка жизнь и смерть всех Людей Чести…

Окделл зло усмехнулся в ответ на угрюмый взгляд Манрика. Они могут его убить, и они его убьют, но Алан Окделл умрет, как и жил, Повелителем Скал, а они останутся безродными псами. Жаль, он не увидит Дикона, он должен передать ему… Что передать? Глупые, ничего не значащие слова, которые никого не защитили и никому не помогли? Медальон, что разглядывал Рамиро Алва? Мальчишке и так придется несладко – сыновьям казненных врагов труднее, чем их отцам, не хватало ему тащить на себе еще и отслужившую свое шелуху.

– Алан!

Женевьев! Откуда?!

Герцогиня Окделлская разъяренной кобылицей с герба Эпинэ прорвалась сквозь вооруженную толпу и повисла на шее мужа.

– Алан, – так она еще на него не смотрела, – я хочу, чтобы ты знал! Я люблю тебя и всегда любила…

Всегда? Может быть… Люди Чести скрывают свои чувства. Она его любила, а он? Нет, он ее не любил, он никого не любил, не выпало ему этого счастья! Ни любви, ни дружбы, ни смысла, ничего!

От необходимости лгать герцога избавили прихвостни Франциска, они действовали грубо, но Алан был им благодарен. Когда все пошло прахом – единственный выход умереть с высоко поднятой головой. Создатель разберет, в чем новопреставленный раб Его прав, а в чем виновен. Герцог быстро взглянул на жену, та уже овладела собой – фамильная гордость взяла свое. Алан очень надеялся, что Женевьев сможет сохранить себя и детей.

Манрик подтолкнул его к выходу, и Алан Окделл вздернул подбородок, в последний раз покидая приемную Эрнани. Проходя мимо окна, он краем глаза заметил человека в алом. Только не это! Он хочет умереть в здравом рассудке. Зеленоглазый – выдумка, такая же, как Четверо, а у окна стоит очередной прихвостень бастарда, вырядившийся в красное. Мало ли в мире высоких и золотоволосых, а лица он не рассмотрел.

Последним желанием герцога Окделла было оглянуться и убедиться, что у золотоволосого обычные человеческие глаза, но Повелитель Скал не мог себе этого позволить – бастард и его свора могли истолковать его жест как страх или надежду. Люди Чести умирают, как жили, не оглядываясь и не опуская головы. Алан сдержал порыв и, не сбиваясь с шага, навсегда покинул королевский дворец.

Эпилог

«В пятом часу пополудни»

В песочных часах равнодушно перетекала вниз золотистая сухая струйка, в камине трещал огонь, иногда звякало оружие. Франциск своими круглыми, как у птицы, глазами смотрел на очень бледную молодую женщину и слегка улыбался. Послышались шаги, распахнулась дверь, и рыжий воин неуклюже преклонил колено перед сюзереном.

– Казнь свершилась?

– Да, государь.

– Как она прошла?

– Очень просто. Убийца не причинил нам хлопот.

– Он что-то сказал?

– Ничего, государь.

– Я так и думал. Такие или говорят очень много, или не говорят вовсе. Не правда ли, эрэа?

Темно-серые глаза Женевьев сверкнули:

– Будьте вы прокляты!..

– За такие слова лишаются головы, – равнодушно произнес победитель, – но вы только что овдовели, а горе лишает рассудка. К счастью для вас, оно будет недолгим. Я даю вам другого мужа. Подойдите, Ларак.

Хмурый, еще не старый человек со шрамом на щеке вышел вперед.

– Вы заслужили право на титул, владения и красивую жену. Согласны ли вы утешить эту эрэа и взять на себя защиту ее и ее детей от первого, весьма неудачного брака?

– Я постараюсь возместить ей ее утрату.

– Не сомневаюсь, – Франциск улыбнулся, показав крупные зубы, – через десять месяцев я намерен стать избранным отцом[15] ребенка, который со временем станет хозяином Надора. Подайте руку невесте и ведите ее в часовню. Кажется, это в западном крыле… Начинайте обряд, я проведаю роженицу и присоединюсь.

Герцогиня смотрела на жениха с ужасом и ненавистью, но молчала. Надо полагать – вспомнила о детях. Ларак крепко взял женщину под локоть, и она безропотно пошла за ним. Франциск Оллар улыбнулся еще раз:

– Положите Первого маршала Талига Рамиро Алву рядом с Эрнани Раканом и распорядитесь о похоронах. – Новый повелитель Талигойи повернулся и стремительно вышел. Франциск Оллар все делал стремительно и уверенно, даже когда никуда не спешил и сомневался в принятом решении. Сейчас сомневаться было не в чем, но дела торопили.

Новоявленный король не собирался задерживаться у вдовы – не любил иметь дело с рыдающими женщинами. Однако клятва есть клятва, особенно если это клятва короля, данная умирающему другу на глазах соратников и знатных пленников. Талиг должен знать – Его Величество Франциск Первый не забывает оказанных услуг и безжалостно карает тех, кто поднимает руку на его друзей. С Эпинэ он поговорит завтра или послезавтра, когда тот немного успокоится. Люди Чести чуть не погубили королевство, те, у кого в голове есть хоть что-то, должны это понять.

Скорым шагом спускаясь по лестнице и пересекая двор, Оллар думал уже о другом. Мысли победителя занимал разговор с епископом Арианом.

Без церкви не обойтись, но она должна знать свое место! Отныне главой клира будет король, ну а кардинал… Кардинал получит все, кроме права лезть в дела королевства. Ариан не дурак, поймет, что выгоднее и безопаснее подчиняться одному-единственному королю, чем зависеть от своры Эсперадора. Нынешние кардиналы и главы орденов мрут как мухи, а их имущество перетекает в бездонные карманы Его Святейшества и иже с ним.

Как же зовут вдову Рамиро? Жаль, если она родит девчонку. Новый король не сомневался – огрызки Людей Чести не простят южанам предательства, значит, Алва будут верны Олларам, а Алва короне нужны – чужака Кэналлоа не примет. Кэналлоа – это выход в Багряные земли. Как не вовремя этот болван убил Рамиро, такие полководцы – удача для любого короля, да и с морисками через Алву договориться было бы проще. Пусть думают что хотят, но союз с востоком безопаснее лобызаний с Агарисом! Как же все-таки зовут герцогиню? Октавия! Девочка, подобранная Рамиро на дороге, очередной плевок в сторону выродившихся спесивых болванов.

Так и надо жить, как жил кэналлийский герцог – ничего не боясь и ни на кого не оглядываясь! Октавии Алва будут оказаны все почести, причитающиеся вдовствующей герцогине, чей муж оказал большую услугу короне. Пусть видят, что король умеет быть благодарным… А его уже ждут! Церковники всегда умудряются узнавать новости первыми и держать нос по ветру.

Подобострастная, похожая на старую клячу аббатиса монастыря Святой Каролины, в одной из келий которой лежала герцогиня, медовым голосом сообщила, что родился мальчик и роды прошли благополучно. Это было добрым предзнаменованием. Бывший ублюдок, ныне именуемый талигойским королем, торжественно прошествовал по прохладному коридору, выслушивая благостные причитания навязавшейся в провожатые «клячи».

– Ваше Величество, – аббатиса с видимым усилием распахнула тяжелую дверь, – это здесь.

– Благодарю, – победитель шагнул в залитую заходящим солнцем комнату, где суетилось несколько человек. Роженица лежала на монашеской постели без балдахина. Король увидел роскошную пепельную косу и тонкую руку, не уступающую белизной алатскому полотну.

– Дочь моя, – подала голос старуха, – это я, мать Амалия. Вас пожелал видеть Его…

Франциск властным жестом остановил «клячу», и та, пятясь, отступила к стене.

Бездомный Король давно научился производить именно то впечатление, которое хотел. Сейчас он был государем, взявшим под свое крыло вдову друга и соратника. Придав лицу соответствующее выражение, Оллар произнес со всей мягкостью, на которую был способен:

– Сударыня, я счастлив поздравить вас с рождением сына.