Несравненное право - Камша Вера Викторовна - Страница 9

Если там и были какие-то следы, то словно бы сошедший с ума дождь все смыл. Ничего не пропало, разве что разом издохли все собаки. Не были убиты, а именно издохли, словно потравили.

Бедный Антось, ничего не соображая и даже не затворив дверей осиротевшей хаты, бросился к ближайшим соседям – на хутор Выстрычку, что лежал в полутора весах от Укропок. То же самое! Неизвестно, что бы стал делать сходящий с ума от ужаса и недоумения Антось, но, на счастье, ему подвернулась отвязавшаяся лошадь, на которую он взобрался и потрусил в Белый Мост, безумно боясь, что и здесь никого не найдет. Вывалив все это, гость выпил еще одну чарку и, ткнувшись лицом в выскобленный дубовый стол, громко захрапел.

– Нехай спит, – решил войт. – Ну, что хто думает?

Думали по-разному, но ничего хорошего. Самым простым было предположение, что Антось повредился в уме или перепил и ему все померещилось. Самым поганым – что все дело в таянской границе. Как бы то ни было, следовало что-то делать, и Рыгор решил съездить и посмотреть. Если Антось прав, остается одно – послать людей в магистрат, пусть выводит к Каючке своих вояк – даром, что ли, этих бездельников кормит вся округа?! А заодно пусть решает, кого тут звать: клирика али стражника.

Про второе свое решение – отправить кого-то тайком в Эланд, как советовал либер Роман, буде случится что-то необычное или гадкое, – Рыгор не сказал. Не время нынче говорить обо всем. И еще подумал, что его Гвенда – не только баба, каких больше нет, но и умница к тому же…

Лупе мысленно перебрала содержимое небольшого коврового мешка, в который она сложила лучшие Симоновы зелья и кое-какую одежду. Все имеющиеся в доме деньги женщина честно разделила на две части – одну спрятала в известное только им с деверем место, другую еще раз разделила пополам; половину убрала в нательный пояс, половину – в общую шкатулку для дурака Родольфа, когда тот вернется. Подумала и туда же сунула короткую записку, сообщающую, что уезжает к родным. Симон поймет, а супругу не обязательно. Больше делать было нечего – в доме чисто прибрано, вещи разложены по местам, сундуки и буфеты тщательно заперты. Леопина окинула прощальным взглядом опрятную залку и удивилась своему равнодушию к покидаемому дому. О хате в Белом Мосту она и то жалела больше.

Не было и восьми, но ненастный осенний вечер вполне мог сойти за глубокую ночь. Дождь мерно барабанил по крышам, стучал в окна, словно требуя, чтобы его впустили, ветер с воем носился по притихшим улицам, громыхая всем, что не озаботились как следует закрепить. В такую погоду даже самые ретивые стражники стараются закончить обход побыстрее, чтоб подольше просидеть в теплых караулках. Там, вопреки строжайшему наказу старших по званию, их ждало горячее вино с пряностями, заботливо приготовленное товарищами, рассчитывавшими на ответную услугу, когда придет их черед впустую таскаться по продуваемым проклятым ветром улицам. И в самом деле, кому придет в голову мысль по доброй воле выйти из дому эдаким вечером? На это Лупе и рассчитывала, потому что выйти из города без разрешения не мог никто. Вместе с тем до девяти пополудни ворота держали открытыми – все делавший по-своему регент почему-то помиловал это правило.

Маленькая знахарка собиралась пробраться к воротам и, пустив в ход магию, пройти через них на глазах не только опытных воинов, но и заведшихся в Таяне фискалов. На первый взгляд это попахивало безумием, на второй… Всех, кто имел хоть малейшее отношение к магии, согнали в Высокий Замок. Это заставляло думать, что Михай творит волшбу, о которой никто не должен знать, следовательно, «синяки» Кристаллов Поиска не имеют. Конечно, у Михая есть свои колдуны, но маленькая колдунья рассчитывала, что у ворот им делать нечего.

Женщина еще раз припомнила тщательно выверенную дорогу – подальше от караулок и широких улиц, на которых, несмотря на погоду, трудятся фонарщики. Вроде бы все правильно, она придет к воротам за десятинку до закрытия, проведет пару часов в одном из заброшенных сараев по ту сторону городской стены, перейдет тракт и уйдет в холмы, а к утру дождь смоет все следы.

Дальше Лупе не загадывала, но твердо знала, что не вернется ни в Белый Мост, ни в когда-то родную Мальвани. Начиналась война, и нужно было что-то делать. Чтобы отомстить за Шандера. Чтобы оправдать свое существование. Чтобы не сойти с ума…

Глава 5

2228 год от В. И. 15-й день месяца Звездного Вихря

Пантана. Убежище

– Смотрите, окна темной воды на белом кажутся провалами в вечность. Звездный Лебедь! Это зрелище завораживает своей жутковатой, болезненной красотой. – Клэр восторженно обернулся к своим закутанным в меха спутницам и сообщил: – Очень хочется рисовать…

– Так почему бы тебе этим и не заняться? – Герика улыбнулась художнику. – Я где-то читала или слышала, что каждый день неповторим. Завтра все будет пусть немного, но другим. Если желаешь остановить именно это мгновение, берись за дело немедленно.

– Жаль, у меня с собой далеко не все нужные краски… Я собирался сделать пару набросков с вас, милые дамы, а не писать пейзаж.

– Ты начинай, я принесу все, что нужно, – откликнулась Тина, – я знаю, где и что у тебя. Геро, ты со мной?

– Пожалуй, нет, – тарскийка одновременно весело и виновато посмотрела на подругу, – мне бы хотелось посмотреть, как Клэр работает. Когда он меня писал, я боялась пошевелиться, да и смотреть было велено в сторону. Клэр, если, конечно, я не буду мешать…

– Ну что ты, – эльф ласково улыбнулся, – когда я пишу, то не замечаю даже Тину, хотя она почти всегда сидит рядом.

– Решено! – Тина совершенно по-человечески чмокнула мужа в щеку. – Я принесу краски и чего-нибудь поесть. Если Клэр всерьез возьмется за дело, мы не уйдем отсюда до темноты.

Эльфийка тихонько засмеялась и побежала по змеящейся вдоль болота тропинке; ее серебристый плащ скоро скрылся среди густого ивняка.

Клэр устроился на высоком валуне, примостив на колени изящную доску с приколотым к ней белоснежным листом, и принялся за рисунок, то сосредоточенно хмуря брови, то мечтательно улыбаясь. Герика, закутавшись в подаренный Астеном эльфийский плащ, присела рядом, рассеянно следя за рукой художника. Стало необычайно тихо; казалось, пойди сейчас снег, был бы слышен шорох падающих снежинок.

Эльфы умели жить; во всяком случае, магия избавляла от кучи мелких неприятностей, сопровождающих нас, людей, от рождения и до смерти. Взять хотя бы эти их плащи, в которых можно спать на снегу, сидеть на замерзших камнях, падать в лужи… Будь на мне лучшая человеческая одежда, за несколько часов на оледеневшей земле я бы окоченела, а так я даже не замечала холода. Клэр тоже. Он самозабвенно рисовал, и на белом листе проступал загадочный серебряный лес, словно бы светящийся изнутри. Это было чудо, и я с детским восторгом наблюдала за его рождением.

Художник действительно не замечал ничего вокруг, я же, с восхищением следя за его руками, думала то об одном, то о другом. Мысли скакали со скоростью и непредсказуемостью белок, вытаскивая на поверхность то хорошее, то плохое, которого тоже хватало.

Как и когда в мое сердце вошла тревога, я не поняла. Дальний лес оставался все тем же просветленно-парящим, небо не уставало переливаться всеми оттенками серебра, которые Клэр прилежно ловил кистью, но ощущение покоя и умиротворения исчезло напрочь. Как отрезало. Наползала сосущая, отвратительная тревога и предчувствие беды. Я честно боролась с собой с четверть часа, но в конце концов не выдержала и окликнула Клэра. Тот обернулся с явной неохотой. Разумеется, молодой художник был воспитан по всем правилам сложнейшего эльфийского этикета, но улыбка на сей раз казалась не милой, а любезной. Да и какой художник потерпит, когда его бесцеремонно выдергивают из мира его фантазий!