Мне не забыть... - Берристер Инга - Страница 13

До сегодняшнего вечера.

Сегодня в глазах Эмили не было ненависти. Но не было и любви, честно признал Тони.

Ему было двадцать пять лет, когда он безоглядно влюбился в Эмили. Ей едва исполнилось шестнадцать — малышка, школьница, тихая и скромная, миловидная, но без тени откровенной, вызывающей сексуальности, отличавшей некоторых ее сверстниц.

Чистая, невинная голубка, она и не ведала, какая буря эмоций взметнулась в нем, как влекут его эти ясные глаза, эта женственность.

Тони, как гладиатор, сражался с необузданной страстью, настигшей его там, где он меньше всего ждал нападения. Он — зрелый мужчина, пресытившийся женским вниманием, она — совсем дитя, это чувство взрывоопасно для них обоих.

Он всегда был необыкновенно удачлив, не знал проигрыша ни в коммерческих предприятиях, ни в сердечных делах. И вот на закуску благодетельница-судьба припасла для него самое отменное блюдо: бессонные ночи, дни, проведенные как на раскаленных углях. Так и свихнуться недолго.

Все пройдет, должно пройти. Не пристало взрослому мужчине сохнуть от любви к шестнадцатилетней девочке, лишь смутно догадывающейся о его существовании. Его бесшабашному кузену и то проще подступиться к этой маленькой фее. Стало быть, баснословное везение заканчивается в ту минуту, когда на карту поставлено твое счастье?

И однажды он застал свою принцессу в постели с Гарри. Сосед дядюшки и тетушки Тони, находящихся в отъезде, позвонил и высказал недовольство, что в доме иллюминация, и музыка грохочет на всю улицу.

Тони сразу же примчался туда и в гостиной и в других комнатах на первом этаже нашел подвыпивших подростков, приветствовавших его приход отборными ругательствами или вовсе никак не отреагировавших.

Гарри нигде не было видно, и Тони поднялся по лестнице наверх, заглянул в комнату брата… потом заметил полоску света под дверью спальни дяди и тети. Гарри стоял у кровати, полностью одетый, и застегивал рубашку, а Эмили…

Тони что есть мочи стиснул руль. Никогда ему не забыть тех жутких мгновений…

Она лежала неподвижно, растрепанная, раскрасневшаяся, с обнаженной грудью. Одежда порвана — в угаре безумной страсти? — и в беспорядке валяется на полу. Тони, двигаясь как сомнамбула, подошел, чтобы посмотреть ей в лицо. Эмили повернула голову и подняла на него погасший взгляд, который он расценил как удовлетворенное желание.

У Тони потемнело в глазах от приступа дикой ревности. Он задавался вопросом: если у Эмили возникла неодолимая потребность заняться любовью, почему ее выбор пал именно на Гарри? Почему она не пришла к нему, Тони?

Вообще-то ответ ясен: она едва знакома с ним. Наверное, Гарри стал предметом ее девичьих грез и, зная, что тот вскоре покинет Ирландию, быть может, навсегда, Эмили на прощание подарила ему ночь любви.

К счастью для Гарри, у старшего брата, одержимого мыслью раздавить и уничтожить соперника, достало мужества и воли сдержать звериную, бешеную злобу и не наброситься на него с кулаками.

В припадке слепой ревности Тони хотел покарать ничтожного мальчишку, посягнувшего на его сокровище, но Гарри представил все в ином свете, и ярость Тони обратилась на Эмили… Теперь он не мог толком понять, отчего поверил каждому слову кузена.

Тонкое личико Эмили было белее простыни, которую она натянула до подбородка, укрываясь от нескромных взглядов, и Тони тогда показалось: она поняла, какие терзания он испытывает… А сейчас…

Он посмотрел на нее: не мигая глядит в окно, как обычно далекая и недосягаемая…

И вдруг, словно снег на голову, Тони узнает, что над ней надругались, накачали наркотиками, что она никогда не любила его брата, а тот хладнокровно спланировал, как бы больнее отплатить ей за безразличие…

А его, Тони, во всех своих мучениях она винила в первую очередь. Из-за нескольких жестоких, эгоистичных фраз его любимая крошка мучилась четырнадцать лет! И наверняка не жаловалась, не проронила ни слезинки на людях вплоть до недавней вспышки, когда Эмили накинулась на него, точно разъяренная тигрица…

А сегодня Тони отчетливо увидел в ее глазах подтверждение тому, какие чувства она питает к Гарри.

Надо было тщательно все взвесить, проанализировать. Он же любил ее, так что вполне мог бы догадаться, через какие испытания ей довелось пройти.

Если б он не был слепым, черствым себялюбцем, Эмили пришла бы к нему за помощью и утешением, но он сам все испортил, оттолкнул ее своим идиотским поведением, старательно демонстрировал презрение.

А пусть бы он и не любил ее — нельзя поступать с ребенком столь беспощадно.

Вот только в день, когда Тони наведался к ней, желая убедиться, что юные пташки по неопытности и в нетрезвом состоянии не переборщили с развлечениями, сквозь него глянули невидящие глаза женщины, и в них явственно сквозила горечь поражения и немое отчаяние.

Тони решил тогда, что в скорой разлуке с любовником она обвиняет его, и даже не подозревал, что для Эмили весть об отъезде Гарри как целебное снадобье.

Зато он знает теперь…

“Ягуар” проехал по широкой асфальтированной аллее, окаймленной аккуратно подстриженным кустарником, свернул направо, и перед глазами Эмили запестрели очаровательные домики с черепичными крышами и высокими каминными трубами.

У нее созрел план бегства: набрать побольше воздуха в легкие, скороговоркой выпалить категорический отказ идти с Тони куда-либо и говорить с ним о чем бы то ни было, а потом вызвать такси. Однако что-то в выражении его лица заставило Эмили прикусить язык*

Автомобиль затормозил у светло-бежевого кирпичного дома, обнесенного низким заборчиком и обсаженного кустами боярышника. Архитектура современная, но крыша черепичная, каждое окно забрано ставнями, а у парадного входа высится белая арка с четырьмя колоннами. С одного боку пристроена застекленная веранда, с другого — гараж.

Тони вышел из машины, услужливо распахнул дверцу для своей спутницы, терпеливо дождался, пока Эмили выйдет. О правилах этикета он осведомлен в полной мере и прекрасно воспитан — этого у него не отнимешь. Подобные знаки внимания Тони оказал бы любой женщине, но с Эмили он не ограничивается простой любезностью, смотрит как-то странно, настороженно.

Этот взгляд Тони, обращенный на нее, Эмили замечала и раньше, до того как побывала в гостях у Гарри, и не могла понять, что за этим кроется. Она всегда трепетала перед Тони, возможно, потому, что плохо его знала. Их представили друг другу, но знакомство прервалось при известных малоприятных обстоятельствах, и он давно перестал внушать ей прежний благоговейный страх.

Тони отпер входную дверь, пропустил Эмили вперед. Она очутилась в просторной, со вкусом декорированной прихожей. Все кругом начищено и отполировано, ни соринки, ни пылинки, ни единого свидетельства того, что помещение обитаемо.

Лето на дворе, а отсутствует даже ваза с цветами. Сразу видно: в доме нет женщины.

— Стерильно и гигиенично, не так ли? — Тони словно прочитал ее мысли. — Этот распорядок заведен отчасти из-за того, что я подолгу бываю в отъездах, а еще потому, что домработница, миссис Вулф, которая навещает меня три раза в неделю, строго-настрого запретила подсовывать ей “цветы и тому подобный мусор”.

— Ее можно понять. — Непроизвольная улыбка тронула губы Эмили.

— Но у тебя-то, верно, цветы расставлены повсюду, хоть от них и образуется беспорядок, по мнению моей чистюли-домработницы?

Эмили, обескураженная проницательностью Тони, встретилась взглядом с его смеющимися глазами. Выращивать цветы и впрямь было для нее наслаждением, а зимой она без колебаний разорялась на самые дорогие букеты, пленяясь изысканным ароматом или красотой соцветий, и хранила цветы до тех пор, пока не увянет и не опадет последний лепесток.

— Нам будет удобнее всего в гостиной, — сказал Тони, нарушив затянувшееся молчание, и через длинный коридор, устланный пушистым светло-коричневым ковром с длинным ворсом, проводил гостью в комнату.