Вавилонские хроники - Хаецкая Елена Владимировна - Страница 4

– Баян, – проговорил он многозначительно, – слушай… Темпоральная лингвистика…

Некоторое время Ицхак объяснял мне, что это такое. Я почти не слушал. Так, цеплял краем уха некоторые слова.

– Память языка прочнее памяти текста… Национальное достояние… Кладезь технических решений древности…

Наконец он заговорил о деле.

– Знаешь такую поговорку – «жопой чую»? – спросил он, блестя глазами. Вспомнил о чае, выпил. Чай уже остыл.

Я сказал, что знаю много поговорок родного языка. И что большинство этих поговорок – дурацкие. И что только сумасшедший семит может видеть в них кладезь технических решений древности. У предков в древности не было никаких технических решений. У них ничего не было, кроме зиккуратов, которые они возводили по темноте, невежеству и неверию в прогресс.

– Прогнозы являются неточными, потому что базируются на ошибочной технологии, – сказал Ицхак. – Откуда это безграничное доверие к бездушной технике? Откуда недооценка естественных возможностей человека – кстати, никем до конца не изученных? Известно, что мы используем наше тело всего на восемнадцать и одну шестую процента, а мозг – вообще на сотую долю…

Суть идеи Ицхака заключалась в том, что жопа вавилонянина, получившего высшее техническое образование в лучшем вузе столицы, при надлежащей тренировке, уходе и квалификации может предсказывать грядущее значительно точнее, чем это дано искусственному интеллекту.

– Ну ты даешь!.. – сказал я. – Правду говорят про семитов, что они все того…

– Учти, Баян, проект секретный, – предупредил Ицхак. – Золотая жила… Кавияр столовыми ложками жрать будем, рояль купим, шампанского туда нальем, метресок нагоним – хоть в два ряда на койку клади…

Я подумал немного.

– Так ты что… ты что это, мне жопу тренировать предлагаешь?

– Ну! – сказал Ицхак. – Сам подумай, Баян. Не хочу в это дело посторонних мешать, а ты все-таки одноклассник… Я вообще не хочу развозить большой штат сотрудников. Мы с тобой, менеджер – чтоб на машинке было кому печатать, а в бухгалтеры Аньку позовем.

– Кого?

– Аннини. Помнишь, мы у нее списывали…

Я вспомнил не без труда. Толстая девочка с тугими косичками. От нее всегда пахло потом.

– Но – все в тайне, – повторил Ицхак. – Идея на поверхности лежит, удивляюсь, как никто еще за нее не уцепился. Эх…

Он обернулся и посмотрел на Мурзика. Мурзик пялился на него, явно ничего не понимая из того, что говорилось. Даже рот приоткрыл.

– Слушай, Баян, а это кто? – спросил вдруг Ицхак.

– Мой раб, – нехотя ответил я. – Мама на день рождения прислала… прямо с биржи.

Ицхак еще раз пристально оглядел Мурзика и вдруг сказал:

– Слышь, Баян, давай его убьем. Разгласит, паскуда… Вон, какая у него морда неправдивая…

– Еще чего, – сказал я. – Это мой Мурзик. Мне его мамочка подарила.

– Он все слышал, – упрямо сказал Ицхак и пожевал губами. – Разгласит.

– Молчать будет, – сказал я.

– Ну хоть язык ему отрежь, – попросил Ицхак. – Эх, недоглядел я, надо было его сразу из комнаты выставить.

– Своего раба заводи и отрезай ему, что хочешь, – огрызнулся я. – Мне его потом без языка не продать будет.

– Под твою ответственность, – молвил Ицхак и встал, сверкнув искрой на пиджаке.

Сказать по правде, лучше всех в нашей фирме живется моей жопе.

Кстати, я не такой хам, как это может показаться. Да, я говорю «жопа». Я открыто говорю «жопа» и никак иначе. Но это проистекает вовсе не от хамства.

Конечно, я мог бы называть жопу, например, ягодицами, задницей, окрестностями ануса, пятой точкой, седалищем, мягким местом, пониже спины и даже «мясистыми лепестками предивного лотоса, сомкнутыми над источником бед и наслаждений, подобно ладоням, заключащим в себе родник неиссякаемый», как именуется жопа в одном гомосексуально-эзотерическом труде.

Однако я предпочитаю называть жопу жопой, поскольку это научный термин, зафиксированный в ицхаковой темпоральной лингвистике. «Жопой чую», говорили предки. Они ясно отдавали себе отчет в том, чем именно чуяли. Если бы они чуяли «мясистыми лепестками лотоса», то так бы и выражались: мол, мясистыми окрестностями ощущаю. Предки – они тоже не дураки были, хотя искусственного интеллекта не изобрели. Им жопы хватало.

Разумеется, Ицхак мгновенно озаботился запатентовать свое открытие и защитил две диссертации: спафариевскую и магистерскую. После этого он начал давать интервью везде, где брали, и пописывать статейки в научно-популярные журналы. Все его статейки так или иначе были посвящены жопе: «Жопа как рупор прогресса», «Жопа – тончайший уловитель колебаний космических энергий», «Жопа и фазы Луны», «Неизведанная жопа», «Еще раз о жопе» и так далее.

Читать их мне было странно и в то же время приятно. Не только потому, что писал Ицхак доходчиво, внятным, прозрачным языком, не без остроумия и в то же время глубоко научно. Но и потому, что все эти перлы были посвящены именно моей жопе.

Жопу изучали студенты. Ицхак стал получать неплохие прибыли от высших научных учреждений. Приезжали практиканты из страны Миср, из Ашшура и даже откуда-то с севера – те были черные, как сапог.

Все они благоговейно созерцали мою жопу, разглядывали кривые колебаний, переписывали в блокнотик данные. Ицхак с важным видом водил указкой по кривым, подробно останавливаясь на пиках и впадинах. Время от времени указка от графика переходила на мою жопу, деликатно устремляясь то к одной, то к другой точке, а затем вновь обращалась к наглядно представленным данным.

В день Сина менеджер – довольно скучный, стертый молодой человек – выкладывал Ицхаку на стол пачку заказов. У нас было довольно много постоянных клиентов, в том числе два крупных частных банка.

В день Мардука я восходил на открытую площадку обсерватории, обнажал орудие прогнозирования, подставляя его всем четырем ветрам. Приборы с датчиками, издав чмоканье, приникали к моей драгоценной жопе резиновыми присосочками. Приятное щекотание от слабого тока начинало тихонько потряхивать мясистые лепестки.

Я замирал, отключив сознание, и полностью отдавался на волю стихий. Внизу, в лаборатории, оживал самописец. С тихим тараканьим стуком бегал вверх-вниз по длинному ватманскому листу, вычерчивая пики и впадины в сложной системе координат.

Систему разработали мы с Ицхаком. Он называл мне показатели, например, курс валют, динамика цен на нефтепродукты, колебания в добыче нефрита и золота, урожайность злаковых на предмет долгоносика, уровень воды в Евфрате – и так далее. А я располагал эти показатели на осях.

Данные мы зашифровывали, чтобы их не могли похитить конкуренты. Ицхак довольно бойко писал по-мисрски. И добыл где-то конвертор, переводящий клинопись в иероглифы. Мы забивали данные в компьютер на обычной клинописи, затем конвертировали в мисрские иероглифы, архивировали и прятали под шифр.

День Иштар был посвящен у нас непосредственно уходу за жопой. Приходящая потаскушка из храма Инанны умащала ее розовыми маслами, растирала, добиваясь нежнейшей и чувствительнейшей кожи, совершала массаж, иглоукалывание и другие нужные процедуры.

Дабы не повредить жопе, Ицхак накупил атласных подушек и не позволял мне сидеть на жестких конторских табуретах.

Вообще с моей жопы сдували пылинки, чего не скажешь обо мне самом: я продолжал вкалывать, как проклятый, поскольку обработка данных полностью оставалась моей обязанностью.

Фирма наша очень быстро стала процветать. Дела шли все лучше и лучше. Ицхак трижды поднимал зарплату.

Бывшая золотая медалистка Аннини, которая из толстой девочки превратилась в толстую женщину-бухгалтера, аккуратно вела наши дела и уже несколько раз преискусно отбивала атаки налогового ведомства, которое пыталось уличить нас в сокрытии доходов.

Я был доволен. Матушка моя была довольна (мнением батюшки давно уже никто не интересовался).

Однажды посетив меня и хлебнув очень дорогого сливового вина, матушка призналась мне, что уж отчаялась увидеть меня дельным человеком.