Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Вавилонские хроники - Хаецкая Елена Владимировна - Страница 10


10
Изменить размер шрифта:

Я дал ей десять сиклей ассигнациями. Она не притронулась к деньгам, кивком велела положить на стол. Придавила подсвечником. Восковая фигурка догорела. От нее осталось только неопрятное пятно.

Я поцеловал руку госпожи Алкуины, встал. Девушка-мальчик придержала штору, открыла перед нами дверь.

Я вышел в коридор и наткнулся на бабку. Та копалась в шубах, рухнувших с вешалки. Пыталась водрузить их на место. Шубы падали снова и снова, обдавая бабку пылью, молью и трухой.

Завидев нас, старуха выпрямилась и разразилась длинной бранной тирадой. Девица не осталась в долгу и вступила в склоку. Затем они вцепились друг другу в волосы.

Мурзик хотел остаться поглядеть на драку, но я уже выходил из квартиры, и раб поплелся за мною следом.

* * *

Я был зол на него за всю эту историю. После слов госпожи Алкуины мне сделалось совсем худо. Теперь я точно знал, что где-то поблизости может оказаться невидимый «гад», буде он вырвется из серебряного сосуда. Передвижения гада не отследить, а он того и гляди снова вопьется в мой загривок. «Пятый уровень». Интересно, где это?

Я потер шею. На ощупь ничего не обнаружил.

И дыры в биополе… Красные… Пульсирующие… Нет, она сказала – светящиеся… Мне было зябко, как будто я зимой в одних трусах вышел на набережную Евфрата. В дыры ощутимо задувал ледяной ветер. Это был космический ветер. Или ветер тысячелетий.

Ахор неприятно стучал в висках. Хотелось выпить и одновременно с тем хотелось выпороть раба.

Я решительно свернул на Пятую Хлопковую, где располагался центральный городской экзекутарий. Одно время, после мятежа мар-бани, когда в Великом Городе расплодилось множество мелких кооперативных лавочек, появились и частные рабопоролища, но государство, этот хищный бык Ваал, быстро смекнуло что к чему. Порка рабов, особенно после мятежа, приносила неслыханные сверхприбыли. Дело это было настолько доходным, что Вавилонская администрация не поленилась разогнать частные поролища и особым указом – через парламент протащила! – объявить порку рабов государственной монополией.

Центральный экзекутарий был оснащен новейшим оборудованием – отчасти отечественными разработками, отчасти выписанными из дружественного Ашшура.

Мурзик, не подозревая о том, куда я его привел, открыл передо мной тяжелую респектабельную дверь с блестящей медной ручкой. Мы поднялись по мраморной лестнице и оказались в вестибюле.

Я приник к регистрационному окошечку, оставив Мурзика изумленно таращиться на себя в блестящее серебряное зеркало. Из окошечка показалась строгая старуха.

– Первое посещение? – спросила она неожиданно любезно. И придвинула к себе пухлый регистрационный журнал.

– Первое.

– Имя, адрес.

Я назвал.

– Имя поромого?

Я не знал имени Мурзика. Я сразу дал ему кличку. О чем и поведал строгой бабушке.

– Мурзик, – повторила она, вписывая, и снова подняла ко мне взгляд. – Два сикля обследование и диагностика, один сикль три лепты – медицинское заключение, пять сиклей – услуга и четверть быка – налог на себестоимость.

Я заплатил. Она выписала мне квитанцию об уплате, дала круглый железный ярлык с грубо выбитым номером «18» и показала по лестнице наверх.

– Лаборатория – на третьем этаже, порольня-автомат – там же по коридору налево.

– А что на четвертом? – заинтересовался я. Пока что чисто теоретически. На всякий случай.

– Кастрационный зал и пыточная. Но там другие расценки. Работа ручная, подход индивидуальный. Необходимо сделать предварительный заказ.

– Намного дороже?

– Существенно. – Она с сомнением поглядела на Мурзика. – Вам ведь это пока что не нужно?

И улыбнулась еще раз, показав длинные желтые зубы.

Я кивнул Мурзику и стал подниматься по лестнице.

Перед лабораторией сидела небольшая очередь. Поромые скитались по маленькому висячему садику, созерцая крошечные фонтанчики, спрятанные среди искусственных деревец. Деревца были сделаны с таким мастерством, что их было не отличить от настоящих. Поромые недоверчиво трогали синтетические листья и качали головами.

Хозяева с каменными лицами сидели на скамьях. Я спросил, у кого номер «17» и послушно уселся в очередь. Мурзик отправился к остальным рабам – щупать листья, цокать языком и качать головой.

Очередь двигалась быстро. Наконец нас пригласили в лабораторию. Мурзик вошел и разом оробел до слабости в коленях. Белые стены ослепляли. Прибор, похожий на бак для кипячения воды, но холеный, с длинной тонкой трубкой, с резиновыми насадками и зелеными деликатными огоньками на табло, лишил моего раба дара речи.

Однако до прибора дело так и не дошло. Санитар – гориллообразный мужчина лет пятидесяти – что-то писал неразборчивым почерком в растрепанном гроссбухе. Не поворачивая головы в нашу сторону, он бросил:

– Ярлык.

Я положил ярлык на гроссбух. Санитар аккуратно щелкнул ярлыком о пачку других, нацарапал «18» в гроссбухе и спросил:

– Жалобы есть?

– Совсем распустился, мерзавец… – начал было перечислять я свои жалобы на Мурзика, но санитар, скучая моей тупостью, перебил: – На здоровье раба жалобы есть?

– А?

Я обернулся к Мурзику. Тот был подавлен великолепием обстановки и, похоже, до сих пор не сообразил, куда его привели и зачем.

– Мурзик, – спросил я, – как у тебя со здоровьем?

– Ну… – сказал раб и покраснел. – В общем…

Санитар равнодушно нацарапал в графе «жалобы» длинный неровный прочерк.

– А на приборе обследовать не будете? – спросил я. Мне самому было любопытно посмотреть, как действует эта штука.

– Голубчик, – сказал санитар, быстро вписывая что-то неразборчивое на листок, – на этом приборе никого не обследуют. А жалобы… это только у стариков, так их не порют. Или если кто кровью харкает. Так этих не сюда пороть водят…

Мурзик насторожился. Санитар шлепнул на справку печать и вручил мне. Я тут же размазал свежие чернила и заполучил фиолетовое пятно на палец.

– Идем, что стоишь, – сказал я Мурзику, подталкивая того к выходу.

Санитар протянул руку и надавил на кнопку, вмонтированную в стол. Над дверью загорелась лампочка с надписью «входите».

Мы с Мурзиком вышли в коридор, прошли, следуя указанию любезной старухи в регистратуре, направо и оказались перед большой белой дверью с надписью «Государственный Экзекутарий. Порольня-автомат. Вход строго по приглашению.» Перед дверью никого не было.

– Сюда, – сказал я.

Мы толкнули дверь и оказались в большом зале, похожем на физкультурный. Пахло здесь, как в зверинце. По всему залу стояли длинные кушетки, над которыми имелись откидные крышки, по форме напоминающие гробы. Сбоку от кушетки имелась небольшая приборная доска.

К нам подошла, переваливаясь, толстая женщина в голубом халате – оператор.

– Давайте, – не глядя на нас, сказала она.

Я вложил в ее сарделькообразные пальцы бумажку, выписанную санитаром. Она мельком глянула на нее, потом повернула вверх ногами и еще раз глянула. Затем перевела взгляд на Мурзика.

– Этот? – на всякий случай спросила она.

Я покраснел и прогневался.

– Арргх!.. – заклокотало у меня в горле. Но женщину-оператора, в отличие от госпожи Алкуины, это не тронуло.

– Мало ли, – невозмутимо ответствовала она. – С этой модой не угонишься, кто во что одет да какую морду наел… А то бывает, что раб в офисе работает, а господин на мотоцикле гоняет, вот и разбирайся, кто кого пороть привел. Был такой случай… Перепутали…

Она еще раз посмотрела в справку и велела Мурзику раздеваться. Мурзик избавился от свитера, принялся копаться в застежке на джинсах. Женщина-оператор уже шла к кушетке.

– Сюда ложись! – крикнула она, шевеля откинутый гроб.

Сверкнув голой задницей, Мурзик неловко пошел к кушетке.

– Рубаху сними, – сказала она укоризненно. – Что ты как чурка безмозглый. Первый раз, что ли…

Мурзик снял рубашку и майку и остался совершенно голый. Ежась, улегся на кушетку. Хрустнул полиэтилен.