Ключ к счастью - Берристер Инга - Страница 12

— Подумать только — семьи и покоя! Как, неубедительно звучит! Сама посуди, для того, чтобы два человека поженились, достаточный это мотив? И потом, вы до такой степени разные люди, неужели ты не видела? Ты можешь, например, сказать, почему у вас с Роджером не дошло до постели?

Вопросы Ральфа ставили Элис в тупик. Они были слишком откровенны, ее от них бросало то я жар то в холод. Но все они били точно в цель!

— Думаю, тебя это не касается, — отрезала она.

— Ну тогда я тебе отвечу: вы не были до сих пор в постели только потому, что и не хотели близости. Остается только выяснить, кто этого больше не хотел — ты или он.

— Ты не понимаешь! Просто, представь себе, есть люди, не идущие на поводу у собственных инстинктов. Они, в отличие от животных, свои отношения строят не только на сексе.

Они спорили долго. Ясно было, что тема небезразлична им обоим. Ральф гнал машину, и так, за беседой, он сбавил скорость и въехал в большие каменные ворота. Элис увидела длинную аллею, ведущую явно в частные владения. Она огляделась вокруг.

— Где мы? Разве это станция техобслуживания?

— Да нет, это мой дом!

— Что? Твой дом? Но зачем ты привез меня сюда?

— Успокойся, Элис, уже утро, каникулы в самом разгаре. Здесь тебе не Нью-Йорк. До ближайшей станции техобслуживания ехать больше тридцати миль. По шоссе это довольно долго. Не забывай, сейчас праздники, так что я не гарантирую, что она работает. Думаю, что сейчас к тебе ванну погорячее, а не техобслуживание. И вообще, ты простыла, и тебе надо в постель

— Я хочу домой, — упрямилась Элис.

— Ну что ты уперлась, — убеждал Ральфа ты сама говорила, что дома сейчас все равно никого нет. Знаешь, давай пока прекратим ее» риться и ради праздника объявим перемирие! По доброй воле мы бы ни за что не отпраздновав Рождество вместе, но раз уж так вышло, предлагаю ненадолго прекратить войну. Ты замерзла, не спала всю ночь. В общем, твое состояние в позволяет ехать еще несколько часов на машине до Нью-Йорка. Так что успокойся — мы оба собирались встретить Рождество в одиночестве, а теперь получается, что мы отпразднуем его вместе,

— Ты тоже собирался праздновать Рождество один?

— Да, — спокойно ответил он. — Предполагалось, что я буду веселить кузена, который собирался приехать со своей девушкой, помнишь, я говорил тебе, — Холли. Так вот, они забыли про ссору и в честь этого решили слетать в Майами. Вчера утром они отбыли. Я же, как и ты, поздно спохватился, чтобы поменять свои планы, и получилось то, что получилось.

— А как же я могу остаться у тебя? Мы» чужие люди!

— Но ведь ты уже проехалась в моей машине, не так ли? И подумай сама — куда тебе, такой простуженной, идти или ехать. Оставайся! Предотвратив его дальнейшие расспросы, и совершенно расслабившись, Элис согласилась:

— Хорошо! Я остаюсь. Но лишь до завтра. Завтра я закажу бензин и тогда…

— Ладно, договорились, только до завтра!

4

— И ты живешь здесь один? — спросила Элис. Ральф предоставил в ее распоряжение огромный мягкий диван. Она блаженно опустилась на него, забилась в самый угол и свернулась клубочком, ожидая, пока радушный хозяин принесет ей попить что-нибудь горячее.

— Да, я живу один, мне так больше нравится. Два раза в неделю приходит садовник вместе с женой, которая делает уборку.

— Но дом огромный, тебе в нем…

— Ну, говори же! Ты, наверное, хотела сказать — одиноко? Нет, не одиноко! Это правда. Я в семье единственный ребенок. Мама умерла, когда я был подростком. Отец постоянно был то в отъезде, то занят, и я рано привык к самостоятельности. Так и жил — сам по себе. В Кингстоне У нас был дом — как раз по соседству со Стриклендами. Но я всегда любил эту виллу — ведь ее построил еще мой дед. Конечно, кое-что я здесь переделал… Ты знаешь, я и правда люблю быть дин. Ведь когда в твоей жизни есть еще какой-то человек, приходится брать на себя обязательство и отвечать за его душевное и финансовое благополучие.

Элис услышала в этих словах намек, едва скрытый, на кузена, за которого, похоже, Ральфу случалось брать на себя слишком многое, как впрочем, и за других людей. Это каким-то непостижимым образом угадывалось в его характере. И непонятно, что им двигало, с каким чувством он вмешивался в судьбы и дела других…

Сейчас Элис просто терялась в догадках: возится ли он с ней из циничного любопытства или из обыкновенного сочувствия. Он до сих пор не женат. Ну, здесь все ясно. Судя по всему, Ральф не чурался женского общества, оно было ему приятно, но, тем не менее, связывать себя женой и детьми, обязательствами, в которые он, зная себя, уйдет с головой, не спешил…

Однако в этом громадном доме все словно тосковало по иному уюту и иному теплу — уюту семьи, теплу детских голосов. И тогда чудесные вещи, населявшие комнаты, стали бы обласканными, востребованными и любимыми. Здесь все было приспособлено для жизни большого беспокойного семейства, и ничто не роднило этот уют с тем стерильно-холодным, элегантным и мертвым совершенством, что царило в особняке Стриклендов.

Элис было хорошо — беседа с Ральфом текла легко. Как добрая и опытная нянька, он ловко ухаживал за девушкой. Вот принес из кухни огромную чашку дымящегося шоколада и стоял над душой до тех пор, пока она не выпила все до последней капли, хотя шоколад был горячий, а чашка большая. Похоже, там была еще приличная доза алкоголя, намного больше, чем молока. Но Элис смирилась, выпила и не спорила больше ни с чем.

Ей было так хорошо, что хотелось обнять и поблагодарить Ральфа, сказать спасибо приютившему ее дому. Как гусеница в коконе, она, расслабленная, лежала на мягком диване. Затем зевнула, сонно заморгала, наморщила лоб, собралась сосредоточить взгляд хоть на чем-нибудь, хотя бы на пламени в камине. Но ей никак не удавалось. Ральф подошел, наклонился, захотел вынуть кружку из ее ослабевших рук. Все это Элис воспринимала уже как в тумане.

— Знаешь что, прими-ка ты ванну, а я пока приготовлю тебе постель.

Элис почувствовала себя маленькой, ведь так давно никто не заботился о ней! Она повернулась, чтобы взглянуть на Ральфа, и у нее захватило дух: таким красивым и мужественным показался он. Лицо Ральфа, наклонившееся над ней, было совсем близко — она увидела его большие глаза, не холодные серо-стальные, а прозрачные, с живым отблеском серебра, волшебно сочетающие светлую радужку и темную кайму по краю.

— Какие у тебя удивительные глаза!-заговорила она мягким, чуть хриплым голосом, полным соблазнительных, чувственных ноток. Все её переживания в эту минуту были написаны на ее лице.

Ральф ответил ей еле слышным, «спасибо!»

Тут до нее дошло, что они оба держатся за опустевшую чашку и что Ральф при этом касается скорее ее пальцев. Расплавленное серебро кипело в его глазах, похоже, оно разливалось по его жилам, горячило его плоть. Элис уловила этот жар в пальцах, сжимавших ее расслабленную руку. Голова девушки пошла кругом.

— Скажи, ты, когда целуешься, всегда подглядываешь?-Его тихий голос источал ласку.

Элис ответила ему каким-то недоуменным возгласом — она словно уже не принадлежала себе казалось, ее направляет другая, более сильная воля. Пусть голос ее охрип, а взгляд туманился от усталости, выпитого шоколада с бренди и начинавшейся болезни, но сейчас весь ее облик источал чувственность, глаза зачарованно скользили по лицу Ральфа, и он сам не отрывал взгляда от ее губ.

Но внезапно где-то на самом дне ее души шевельнулось нечто похожее на страх, и это не дало ей покинуть мир реальности.

Элис выпустила из обмякших пальцев чашку, отвернулась, сглотнула слюну. Она хотела было что-то сказать, как вдруг снова начала чихать. Ральф предусмотрительно выдал ей целую пачку бумажных платков, и она уткнулась в один из них. Ее странное поведение и пылающие щеки Ральф должен отнести на счет простуды, а то еще подумает, что ее влечет к нему! Элис смутилась. Что же происходит? Я фактически заигрываю с ним!